От неожиданности я потеряла контроль и жахнула так, что вся доска закоптилась, а в центре образовалась отверстие.
– О, как жалко, столько трудов пропало, – ехидно пропела Ориана и отвернулась.
– А говорила, что не знаешь имени, – обиделась Бертиль. – Почему ты такая скрытная?
Потому что кругом враги! А у девчонок разжижение мозгов от густого мужского аромата, забивающего ноздри. То одна, то другая после отбоя прокрадывалась на цыпочках к выходу из нашего барака. Под утро возвращались с шальными глазами, растрепанные, с распухшими губами.
За увольнительные стали биться насмерть! Поскольку ночью куролесили, получать хорошие оценки стало труднее. Но показаться кавалеру нарядной девушкой, накрашенной, в платье, а не в коричневой робе, хотелось всем. Да и пройтись по столице с кавалером куда приятнее, чем с подругой.
Краситься я не умела, косметики у меня не было, а платье всего одно, и вовсе не такое, в каком следует охмурять кавалера. Если так пойдет дальше, то мне просто не останется шанса выбрать парня, останутся только скучные или нищие. Нет, откровенных уродов там нет, но рыться среди худших разве правильно?
Я была уверена, что гвардейцы цепляются абсолютно ко всем, не глядя на рост, внешность и комплекцию. Разве в здравом уме можно было пригласить Геро в гномью шашлычную, о которой она потом взахлеб рассказывала? Да еще и прокатилась на колесе обозрения. На мой взгляд, оно должно было застрять в нижней точке и никуда не двинуться под ее весом.
Прокатиться на колесе хотелось. Вот прямо очень-очень!
Мы и были-то с Бертиль всего три раза в городе, в основном по лавкам, а потом я не выходила. Группой в театр – это совсем не то.
Меня тоже приглашали. В кафе, в парк, на ярмарку, прокатиться на лодке по реке. Но было видно, что приглашают из спортивного интереса, кто первая из девушек согласится, и совершенно не важно, какая. Это меня задевало, и не позволяло согласиться. Я не какая-нибудь легкодоступная оборотница!
Зато один раз позвали в храм. Жениться. Я с удивлением посмотрела на гвардейца с соломенными волосами, когда мне он такое ляпнул. Неужели начнет в любви объясняться? Нет, парень из зажиточной крестьянской семьи такими глупостями не страдал. Ему отец приказал найти порядочную девушку с высоким уровнем дара, чтоб детки пошли в магическую школу. Очень ему хотелось гордиться будущими внуками.
Парень подошел к делу со всей ответственностью. Про порядочность узнал у лекаря. Медосмотр выявил мою невинность, а за противозачаточным я не обращалась, значит, точно порядочная. А уровень дара и вовсе секретом не был, любой маг его видел собственными глазами. Внешность моя его тоже устраивала, а что тоща, так откормить можно!
Парень с надеждой посмотрел на меня.
– Нельзя замуж, – отказала я ему. – Договор подписала. Хочу доучиться и нижний чин получить, если год прослужу, буду иметь право на пенсион.
Этот аргумент ему был понятен, он и сам служил с расчетом на выслугу и пенсию. А две пенсии всяко лучше, чем одна. Видит, что я девушка серьезная, а не финтифлюшка, и уверен, что папа одобрит. Сказал, что через год подойдет, а если замуж соберусь, так он первый.
Немного помявшись, предложил пока обручиться, но сейчас у него кольца нет, на словах договориться вполне достаточно, он не балабол какой.
Еще и жадный, кольца ему жалко!
Впрочем, крестьяне народ прижимистый. Нет, он что, правда думал, что осчастливил меня тем, что собирается со мной делать детей? Да я ни за какие коврижки не соглашусь! Нет, я видела счастливые сияющие глаза девчонок и смутно догадывалась, что что-то я недопонимаю. Упускаю. И маменьку от делания детей было за уши не оттащить. Но уж кому-кому, а ей уподобляться я не собиралась.
Глава 11.
Уже прошло три недели, а я все еще не определилась с выбором.
Долго выбираю, переживала я. Мне же не замуж, надо брать того, кто просто подвернется под руку, чтоб не слишком противный был, и достаточно. Вдруг с ним придется в людном месте оказаться, обняться, или там липким поцелуйчиком обменяться. Критерии от «не тошнит» до «и так сойдет», разве я много хочу?
Ан нет, только я намеревалась познакомиться с симпатичным гвардейцем, ноги отказывались приближаться. Ладони потели, сердце подпрыгивало к горлу, а язык становился огромным и неповоротливым настолько, что простые слова застревали и не хотели выговариваться. Я боялась. Безумно боялась мужчин и того, что они могут сделать. Играючи сломать жизнь беззащитной одинокой девушке. Пришлось признаться себе в своем страхе, но легче моя задача не стала.
Помогла Бертиль. Когда я мялась у канцелярии, раздумывая, пойти гулять или остаться в лагере, Бертиль подошла с двумя гвардейцами. Быстро познакомила нас, а когда мы оказались за воротами, отпихнула меня в сторону, подмигнула и удалилась со своим кавалером под ручку. Поставив перед фактом. То есть, перед сероглазым блондином, который стоял постукивая носком сапога по мостовой, с независимым видом заложив большие пальцы за ремень.
– В погребок по стаканчику за знакомство или в кафе? – осведомился остроухий гвардеец.
Рамиэль. Я же просила Бертиль – никаких эльфов! Да у этого и имя коротковато для чистокровного, но расовые признаки налицо. Уши, чуть раскосые глаза, точеные скулы. Красивый мужчина всегда вызывает зависть и желание его отбить или хотя бы попользоваться. Мне бы пострашнее кого.
– Не пью, – сухо ответила. – И не голодна.
– В ювелирный приглашать считаю преждевременным, – показал острые зубы Рамиэль.
– Мне ничего от тебя не нужно! – ответ прозвучал резко. Так же резко я развернулась и пошла прочь вверх по улице.
– Постой! Ну, куда ты? Пойдем вместе, видишь, мой друг закрутил с Бертиль, а одному скучно, – догнал меня остроухий.
– Угу, – ответила я. Нашел клоуна, веселить его.
– Бертиль не говорила, что у нее подруга такая бука, – рассмеялся эльф. Смех у него оказался очень приятный, мелкий, рассыпчатый и очень добродушный. К которому хочется присоединиться, даже если смеются над тобой. Обаятельный, зараза, и отлично знает об этом. Впрочем, изображать интерес к такому мужчине будет совсем не трудно. Он примет это, как должное. Я захлопала ресницами и застенчиво улыбнулась.
– Так намного лучше, – покровительственно заметил эльф. – Ты очень хорошенькая, когда улыбаешься.
Дело на мази! Он уже считает себя вправе давать советы и высказывать свое суждение. Такому легко подыгрывать, надо только его заставить говорить о себе и вставлять восхищенные междометия. И классику «вы такой умный», «вы столько знаете», «ах, как интересно!».
Но мне даже притворяться не пришлось.
Рамиэль оказался уроженцем Алакара?ны и знал такие места, в которые приезжие не попадут даже с картой. Знал проходные дворы, узкие кривые переулочки, неожиданные арки и изящные мостики через каналы.
Возле нашего гарнизона были домики бедные и невзрачные, через четыре квартала они стали побольше и поаккуратнее, а через полчаса мы дошли до потрясающе красивых особняков, не похожих один на другой. Столица! Сразу видно! Кружевные, будто вырезанные ножницами, а не вытесанные из белого камня виллы, строгие лаконичные серые дома, но с неожиданно круглыми окнами, устремляющиеся вверх угловатые черные башни и красная черепица особняков прошлого царствования радовали взор.
Я не могла насмотреться на зелень скверов, прозрачные струи фонтанов и яркие клумбы площадей, выложенных разноцветной плиткой, нарядную публику в выходных нарядах, гувернанток с детьми, и даже блестящие лакированные магомобили, или попросту мобили, появившиеся совсем недавно. Мне даже немного стало неловко из-за моего платья, уж очень оно было простенькое, не соответствующее духу столицы. И никто не спешил, никто не бежал сломя голову, даже мобили ездили плавно и неторопливо, сверкая блестящими выпуклыми боками.
– Как красиво! – вздохнула я очередной раз, когда Рамиэль, хитро улыбаясь провел меня через арку большого доходного дома и вывел во двор, где совершенно неожиданно за кованной решеткой стоял дом необыкновенной прелести. Совсем крошечный по сравнению с нависающей громадой доходного дома. Выложенная плиткой дорожка вела к белым двустворчатым дверям. Два узких полукруглых окна с частым переплетом справа и слева от двери составляли весь фасад. Узкие пилястры обрамляли вход и шли до карниза, где своими кудрявыми капителями встраивались в лепнину фронтона. Над дверью на втором этаже располагался балкон с затейливой решеткой, по обе стороны которого были высокие двойные окна.
«Наверняка там очень солнечно и светло», – подумала я. – Хотя комнат вряд ли больше четырех-пяти, и те не слишком большие».
Круглые окошки в декоративном фронтоне с волютами на крыше свидетельствовало о наличии комнат на чердаке. Высокая четырехскатная крыша с флюгером довершала облик здания. Вокруг на заросшем травой газоне цвели розы.
– Не мешало бы подстричь газон, – заметил я, с сожалением отрываясь от решетки ограды. – Малость запущен дом, а так словно игрушечка.
– Хозяин умер, а у нового руки не дошли, – пояснил Рамиэль. – Позади дома сад и пруд есть.
– Красивый домик, сразу видно, хозяин его очень любил.
Я посмотрела на ограду с табличкой в кованной рамке с растительным узором. «Кипарисовая,15».
– Почему Кипарисовая? – удивилась я. Кипарисов в столице я еще не встречала. Рамиэль указал рукой вправо. Действительно, между домами темнел ряд мохнатых кипарисов.
– Они так нравились предыдущему владельцу, что он добился от короля запрета на вырубку и строительство рядом. Единственный дом, который успели построить, вот этот. А сразу за ним разбили Цветочный бульвар. Отличное место! И не скажешь, что через три дома шумная главная площадь, остановка дилижансов и летние рестораны с полосатыми тентами.
Я облизнула пересохшие губы. Но Рамиэль повел меня куда-то вниз по довольно неудобным высоким ступенькам. Уже в подвальчике, пропитанном запахом печеного мяса, над тарелкой я вспомнила, где видела этот адрес. В бумажке, которую сожгла. Это мой дом!
Мой будущий дом! Я так счастливо улыбнулась, что Рамиэль закашлялся, приняв на свой счет.
– Сказала бы раньше, что проголодалась, – смущенно пробормотал он. – Никогда не видел, чтоб девушка так радовались еде!
– Ты такой заботливый и чуткий, – тут же похлопала глазами я. Мужчины же любят, когда их хвалят.
