– Она моя хозяйка, – помолчав, ответила девушка. – Я баронесса. Мне дали этот титул, потому что находиться при королевской особе безродной девице нельзя.
– Да-да, прабабушке моей об этом скажи, – пробормотал Дариан.
– Я не знаю, что было во времена вашей прабабушки, но теперь… – Азиль вздернула подбородок, но губы у нее все равно дрожали. – Меня подарили ее высочеству.
– То есть как? – опешил он…
– Просто. Подарили.
– Я ничего не понимаю!
– Что тут понимать, господин? Ваш король заключил мир с нашим вождем, а во избежание сомнений в чистоте его помыслов вождь подарил меня, свою племянницу, принцессе. Мне было тогда десять лет…
Дариан лишился дара речи. О таком при прабабушке упоминать точно не стоило. С нее бы сталось выжечь становище или лагерь (где там этот вождь обитает?), дотла, чтоб неповадно было.
– Меня обучили манерам, грамоте, дали скромный титул и обязали прислуживать ее высочеству, – выговорила Азиль. – Я не против, это не слишком тяжелый труд. Это намного легче, чем пасти скот и вести хозяйство, да и пальцами давно уже никто не показывает, но…
– Тише-тише-тише… – Дариан прижал ее к себе. – Я понимаю. А домой ты вернуться никак не можешь?
– Нет. Для рода я умерла. У меня тогда было уже семь сестер и девять кузин, – она усмехнулась сквозь слезы. – Ни отец, ни дядя ничего не теряли. А женщины у нас нужны, чтобы работать, следить за домом, рожать детей и присматривать за стариками. Здесь, если меня вдруг выдадут замуж, меня хотя бы не заставят пасти овец и выделывать шкуры…
– Ясно… – Он погладил ее по спине. – Ну хватит плакать, домой лететь пора, принцесса там одна сидит!
– Пускай… Пускай знает, каково это – быть одной, – тихо сказала Азиль.
Солнце садилось в море, бросая блики на скалы.
– Разве ты одна? – спросил Дариан.
В его объятиях было тепло, жарко даже, и Азиль забыла о скромности, которой славились девушки ее рода, о правилах приличия, которые вбивали в нее в королевском дворце, прижалась теснее.
– Ну-ка, отойди, – сказал вдруг Дариан, поднявшись на ноги. – Еще дальше. Еще. Я большой, могу задеть нечаянно… Я когда драконом оборачиваюсь – говорить не могу. Лапу дам, заберешься мне на спину – и держись покрепче. Полетаем, что ли, грусть-печаль развеем!
В закатных лучах громадный дракон казался металлической статуей, девушка видела такие в столице. Он протянул лапу, и Азиль, подоткнув юбку, вскарабкалась ему на спину. Девочкой она ездила на неоседланных степных лошадях, помогала гонять табуны, так что удержаться на широкой надежной спине дракона ей ничего не стоило. А что юбка непристойно задрана – так кто увидит?
Дариан расправил крылья, взмахнул ими раз, другой, подняв тучу песка, и резко оттолкнулся от земли. Маленький пляж канул вниз, в лицо ударил ветер, и Азиль изо всех сил вцепилась в выступ гребня. По сторонам мелькали крылья – что паруса, да только такие паруса могут быть разве что на королевском флагмане! Ветер был холодным, но от дракона исходил такой жар, что девушке не было холодно даже в ее легком платье.
Вдруг лица коснулось что-то влажное, прохладное, взор заволокло…
«Да это же облака!» – сообразила она.
Еще миг, и небо прояснилось. Внизу плыли белые перья, подсвеченные заходящим солнцем.
«Мы над облаками… – поняла Азиль. – Над облаками… так высоко летают только птицы и драконы…»
Дариан поймал восходящий поток и расправил крылья, отдавшись на волю ветра. Осторожно повернув голову, он посмотрел на девушку: не замерзла ли, не боится ли упасть? Нет, она крепко держалась за его гребень, лицо раскраснелось от ветра, волосы растрепались, но она смотрела в небо с таким восторгом, что ему стало неловко: сам-то он видит все это каждый день, не удивляется, привык за столько лет…
Он парил, почти не двигаясь с места, как воздушный змей, а солнце опускалось все ниже, пока не утонуло в море, а облака становились багряными, лиловыми, золотыми там, где их касались последние лучи. На стремительно темнеющем небе появились звезды, а серп полумесяца виден был уже давно.
Дариан чуть шевельнул крыльями, покидая воздушный поток, и начал плавно снижаться по нисходящей спирали. Рухни он вниз, сложив крылья, как на охоте, девушка могла бы и не удержаться у него на спине.
Опустившись, как кленовая крылатка, на башню, Дариан прилег и подставил локоть, чтобы девушка могла спуститься, но она соскочила сама и уставилась на него во все глаза. Потом протянула руку, коснулась чешуи (надраенной до блеска по заветам прабабушки Эдны) и отдернула, будто обжегшись…
– Красивый какой… – прошептала она.
– Да какой же я красивый? – засмеялся Дариан, обернувшись человеком и пригладив растрепавшиеся волосы. – Я рыжий. Не знаю даже, в кого. Прабабушка вот золотая, остальные все темной масти, а я…
– Вы медный, – сказала Азиль. – Или бронзовый. Как начищенный колокол на столичной звоннице. Как украшения на богатых домах. Как кровли на священных обителях. А когда вы человек…
– Все равно рыжий, – перебил он.
– И что с того? – спросила она. – В нашем клане очень-очень редко рождаются рыжие дети. Говорят, их отметило Великое Солнце, и такой ребенок – счастье для родителей! Это здесь рыжих не любят и гонят прочь, считают колдовским отродьем, но я так и не поняла, почему. Ведь это красиво!
– Да? – Дариан почесал в затылке. – Ну, не знаю, я как-то не думал об этом. Пойдем лучше вниз, холодает, а на тебе платьишко очень уж легкое.
– Так я ведь из кочевого народа, господин, – ответила Азиль. – У нас днем жара такая, что камни раскаляются и трескаются, а ночью холодно настолько, что эти же камни замерзают и трескаются. Я не из здешних нежных девиц. Меня в три года на коня посадили, как принято… Ни холода, ни жары я не боюсь, хоть и разнежилась, конечно, в этих краях.
– Ты жалеешь, что не осталась дома? – после паузы спросил Дариан.
– Нет, господин, – подумав, сказала она. – Там меня отдали бы в жены тому, кто заплатил бы дороже, привел коней или овец… И лет в одиннадцать я уже была бы женой какого-нибудь состоятельного мужчины. Младшей женой, – уточнила она. – И ухаживала бы я не за одной лишь принцессой, а за всеми старшими женами, их детьми, самим мужем, конечно же… На меня взвалили бы самую грязную работу: прибираться, стирать, а это, скажу вам, в наших краях непросто. Нет, я не жалею ни о чем.
– Почему же тогда ты плакала?
– Сама не пойму, господин, – после паузы ответила Азиль. – Дома… Дома я была бы пусть и младшей женой, но женой уважаемого человека. Другой не сумел бы заплатить за меня выкуп, я все же племянница вождя. А что трудно… все так живут!
– А здесь? – Дариан загородил ее от ветра.
– Здесь я сперва была будто… – она задумалась, подбирая слова, – будто диковинный зверь. Знаете, в столице есть зверинец, там держат чудищ даже из самых дальних стран… Я всегда их жалела: они привыкли к жаре или холоду, к лесу или простору, а тут только клетка да зеваки. Так и я…
– Ну только не начинай снова плакать, – серьезно сказал он, взяв девушку за подбородок. – Мало тебе сегодня было простора?
Он улыбнулся, увидев, как вспыхнули у нее глаза.
– Облака сверху – как ковыль в степи, стелются по ветру, – сказала вдруг Азиль. – А потом, когда солнце совсем уж было зашло – будто маки цветут. Вы видели, господин, как цветут маки? Или тюльпаны? Много-много, вся долина до самых гор становится алой. Говорят, когда-то там кипела битва, пролились реки крови, потому и маки цветут…
– Нет, не видал, – честно ответил он, – но теперь очень хочу взглянуть. Правда, до весны еще далеко, но я пока разведаю дорогу, я ведь там никогда не был. Вроде кто-то из братьев летал, да они сейчас далеко, не спросишь. А ты наверняка никогда не видала теплого моря и пальм. Вот прадедушка вернется, расскажет, как лететь в те края, непременно там побываю… Захочешь, и тебя возьму. А пока идем вниз. Холодает, да и ужинать пора, я что-то проголодался… Только, – добавил Дариан, – очень тебя прошу, не надо больше яда. Не люблю я его.
– Никогда… – тихо ответила Азиль и вдруг вцепилась зубами в свой палец. Кровь капнула на древние камни. – Никогда я не попытаюсь убить вас, господин, кто бы ни отдал мне такой приказ, и уж тем более по доброй воле!
– Ты сказала, – серьезно ответил он. – Я услышал. Пойдем домой. Полетаем еще вместе?
– Если возьмете меня, не откажусь, – ответила девушка. О принцессе она и думать позабыла.
* * *
Однако принцесса о своей наперснице не забыла.
– Говори, что там? – приказала она, когда Азиль принесла ей ужин. – Он еще жив?
