Я ожидала любой другой вопрос, но не этот. Теряюсь даже почему-то. И тогда он продолжает сам:
– У неё заболевание голеностопного сустава, осложнённое воспалением, вызванным аутоиммунной реакцией.
– Откуда ты знаешь? – выдыхаю поражённо.
– Лекарства помогают временно, но проблему с всё более деформирующимся суставом не решают, не так ли? – прищуривается, будто в душу смотрит, самое болезненное ковыряет.
– Справки навёл? – неприятная догадка возникает. – Зачем? – возмущаюсь.
– Нет, не наводил.
– Тогда откуда ты знаешь?
– Оттуда, что по такой же причине мне в четыре года сделали операцию. И только тогда я стал полноценно ходить, смог начать заниматься спортом. А до этого помню лишь боль и бесконечные капельницы.
Поражённо замираю. Где-то в носу начинает печь, и я закусываю губы до боли, чтобы сдержать слёзы.
Не может быть. Он выглядел таким сильным, таким здоровым, преодолевал себя в очень сложном и опасном спорте. Сложно поверить, что прошёл через подобное в детстве.
– Мне жаль. Рада, что тебе смогли помочь, – отвечаю, пытаясь держать себя в руках, а не удариться в панику от того, к чему идёт разговор.
– Это наследственное, Василина, – игнорирует мои слова, продолжая взглядом пригвождать к месту.
Поднимаю на него глаза и смотрю открыто. Не даю прямого ответа, да он и не спрашивает.
Карты раскрыты.
Он в курсе.
12
Сердце отбивает удары. Раз-два-три. Тук-тук-тук.
Сказать, что это лишь совпадение – глупо. Да он и не поверит. Семён всегда был умным и проницательным.
– Ты что-то предпринимаешь? Какой план лечения? – спрашивает, продолжая истязать меня колючим взглядом.
– Ты правда думаешь, что я ничего не делаю? – вспыхиваю в ответ. Он действительно решил, что я пустила всё на самотёк?
– Я не знаю, – пожимает плечами и складывает руки на груди. Тон ледяной. Как и взгляд. Совсем не по себе становится. – Я ведь многого не знаю. Как её зовут? Какое мороженое она любит? О чём мечтает? Какие мультфильмы предпочитает? – с каждой фразой его голос наливается сталью и слова бьют как пощёчины. – А знаешь, почему я не знаю? Потому что ты, Василина, опустила такую «незначительную» подробность как то, что у меня есть дочь.
Он замолкает, а мне нечего сказать в ответ. Спорить и опровергать – значит показать себя совсем дурочкой. Да и плевать, но так он не поверит же. Ни за что теперь не поверит. А если попробую отпереться, настоит на ДНК-тесте. И тогда всё это будет жутко унизительно.
– А тебе это было нужно? – спрашиваю, вспоминая его далекоидущие планы на поездку с рыжей. Которыми он, к слову, забыл поделиться со мной.
– А ты с какой-то стати подумала, что можешь решать за двоих? А если я сейчас начну принимать решения единолично? Такие, которые тебе, Василина, могут не понравиться. А право я на них имею.
В его словах слышится неприкрытая угроза, от которой у меня все волоски на теле дыбом встают. Раньше он был резким и скорым на решения, импульсивным. Сейчас сюда добавились возможности, властность и взрослая решительность. Он и тогда был опасен, если перейти дорогу ему, стоит вспомнить Пашу, что уж говорить за сейчас.
Кажется, я только в этот момент в полной мере это осознаю. Передо мною больше не тот горячий на решения студент. Не ершистый молодой парень со своим “Я хочу тебя, Адамовна”. Которому море было по колено. Передо мною взрослый, решительный мужчина, обладающий широкими возможностями. Куда более широкими, чем я…
Что если ему вздумается отомстить? Что если он попытается отобрать у меня мою Настю?
От этого предположения стынет кровь. Сердцу в груди становится как-то холодно и тесно.
Я реально понимаю, что противопоставить Семёну в случае его подобного решения мне будет нечего. Он юрист. И, как я помню ещё по его учёбе в университете, по отзывам коллег о нём, весьма талантливый. Умножим на опыт и состоятельность. А я мать-одиночка без официальной работы и своего жилья.
– Может с той стати, что твоя семья заплатила мне за аборт? – выпаливаю и тут же прикусываю язык, но поток эмоций слишком сильный. – Пока ты готовился к развлекательной поездке в Японию. Кому нужна была неудобная, опозоренная преподша с не менее неудобными последствиями? Явно не тебе. О чём твоя мать мне предельно чётко сказала.
Я поднимаюсь резко, нервы на пределе, внутри дрожь, пульс на максимум. Старая боль фонтанирует в груди, всё вокруг заливая горечью.
– А у меня ты мнение спросить забыла, да? – он тоже вскакивает на ноги и повышая голос. – Деньги оказались весомым аргументом? – выплёвывает будто что-то отвратительное.
Меня прошивает насквозь. Он ставит мне в вину, что я взяла эти проклятые деньги! После ножа, воткнутого им прямо в сердце и провёрнутого его матерью. И заботливая мать ему, конечно же, поведала о том злосчастном конверте.
Мы сталкиваемся взглядами. Секундное сражение глаза в глаза истощает в момент, взрывая в груди остатки выстроенных за эти пять лет укреплений над огромной кровоточащей дырой.
– Молодые люди, будьте добры, перенесите свой эмоциональный разговор в другое место, у нас спокойное, уютное заведение, и другим посетителям некомфортно, – к нам подходит администратор.
– Да, нам уже пора, – киваю и протискиваюсь мимо Семёна.
– Уже уходим, – говорит он администраторше и кладёт на стол купюру.
Но пока я вынуждена вернуться за забытым на столе смартфоном, Радич выходит первым и ждёт меня за дверью кофейни. Пытаюсь пройти мимо Семёна, но он сжимает пальцы на моём локте.
– Я тебя не отпускал, – удерживает на месте. – Разговор мы ещё не закончили.
– Мне пора, Семён, – высвобождаю руку. – Настю нужно забрать из сада до часу.
В его глазах на мгновение проскакивает странное выражение, и я понимаю, что это реакция на имя. Я ведь впервые за весь этот болезненный разговор назвала её имя. Но реакция эта недолгая, через секунду его взгляд снова тяжелеет.
– Садись в машину, – кивает на припаркованный у самых ступней мерс. – По пути к саду и договорим.
– Семён, мы пять лет были одни, – разворачиваюсь к нему и смотрю в глаза. Близко. В горле ком. Я не знаю, как мне объяснить Насте появление чужого для неё человека. – Зачем тебе это? Живи, как и жил. У меня нет ни к тебе, ни к твоей семье никаких претензий.
– Зато у меня есть претензии к тебе. Она моя дочь, Василина, ты же не думаешь, что я останусь в стороне? Тем более, что ребёнку нужна помощь.
– Это наши проблемы. Мы справимся. Тебя это не касается.
Вижу, что он начинает злиться. На скулах проступают желваки, а губы сжимаются в тонкую полоску.
– Меня касается всё, что касается вас двоих, – отрезает жёстко. – Поэтому в машину, Василина, пока я не затолкал тебя туда силой.
Выбора он мне не оставляет. Как впрочем и раньше. Есть только его решение и его мнение. Но что-то мне подсказывает, что спор прямо сейчас может вылиться мне боком. Поэтому я, наступив себе на горло, иду к машине.
13
Семён
