Отец фыркает. На его выразительном лице читается: «Приснится же такое…»
– Наутро я была свежа и бодра, тревоги изгладились из сердца, ? продолжает миссис Андерсен, обращаясь, в основном, к нам с мамой. ? Я всегда верила в Господа, вопреки пагубной моде. И я так благодарна Ему за знамение…
– А вскоре я решил, что ей необходимо переменить обстановку, и отправил пожить в Италию, ? колко встревает Джером Андерсен. Его улыбка по-прежнему выглядит натянутой. ? Там Сэм и родился, и никакие ангелы никого не беспокоили. Надеюсь… ? Серые глаза сужаются, ? не потревожат и впредь. Слугам господа, если, конечно, они существуют, следует оставаться по месту работы ? на небесах. И не приближаться к живым женщинам.
Флора Андерсен безмятежно щебечет:
– Я прекрасно перенесла роды, Сэм появился на свет здоровым и очаровательным. И до сих пор я вспоминаю ту ночную встречу как одно из самых ярких событий жизни. Впрочем… ? Она вдруг непосредственно, по-детски находит широкую ладонь мужа на покрывале и сжимает. ? Он тоже прав. Поездка в Италию была волшебной. Джером подарил мне мечту.
Так вот почему они не ссорятся, вот каков их рецепт крепкого брака: на эту женщину невозможно злиться, она обезоруживает невинностью. Мистер Андерсен, устало улыбаясь, целует жену в висок, бормочет: «Выдумщица…». Они нисколько не стесняются своей нежности, не пекутся о том, что нам с мамой и отцом приходится куда-то прятать взгляды. Впрочем, лучше так, чем если бы ньюйоркцы поругались, а наша семья стала тому принужденным свидетелем. Теперь же над клетчатыми пледами ? одинокими кораблями посреди колышимого ветром травяного моря ? вновь воцарился мир. Флора Андерсен угощается печеньем, Джером Андерсен с любовью за ней наблюдает.
– Ну, о чем здесь ведутся беседы в мое отсутствие?
Над нами стоит Сэм. Только что он спустился с «плавника», а Джейн осталась на прежнем месте. Развернулась уже в другую сторону, глядит против течения и прижимает букет к груди. Фигуру заливает свет проглянувшего из-за рассеянных облаков солнца, блики на волосах играют карамелью.
– О тебе, ? признается миссис Андерсен, с улыбкой щурясь на сына. ? Что же ты не вернул нам мисс Бернфилд? Не вредны ли девушке такие сильные ветра?
– В умеренных дозах сильные ветра полезны всем, ? подает голос отец. Он, как и я, глядит на Джейн. ? А наши яблочки вовсе к таким привыкли. Она вернется.
Только дайте время.
– Да, я тоже уже понял. ? Сэм отводит завивающуюся прядь со лба. ? Джейн… мисс Бернфилд… нельзя неволить. ? Он вдруг улыбается мне и поправляет сам себя, уточняя: ? Ни одну из мисс Бернфилд. У вас удивительная семья.
Я не слушаю, как очарованная комплиментом мама начинает уговаривать Сэма чем-нибудь угоститься. Мне горько от этой «удивительной семьи», горько от сладкого мирка, где удивительно ? и действительно важно для Сэмюеля ? лишь одно существо.
Я обращаю взор на Джейн именно в тот миг, когда она вдруг хлестко вскидывает руку. Разжимаются пальцы, и старательно собранный букет рассыпается в реку. Со своего места мне не различить уносимых течением красно-золотых маков, не различить беззащитных комочков клевера и синего кружева васильков. Зато я вижу испуганное, тоскливое лицо Джейн ? таким оно становится на считаные секунды, прежде чем застыть. Сестра снова зябко поводит плечами, разворачивается, направляется к пледам и, уже присев, говорит:
– Цветы уронила… я такая неловкая, Сэмюель, простите.
Выбросила. Ты выбросила их, намеренно. Я это знаю, и теперь я знаю кое-что еще. Внутри тебя бушует буря, Джейн. Странная буря, которую ты прячешь.
– Ничего страшного. ? Сэм верит в ее раскаяние, да и кто бы не поверил, когда Джейн так виновато хмурится? ? Они все равно не пережили бы нашу прогулку. Хотите шампанского? Или, может, воды?
…Ты можешь скрыть бурю от него, но не скроешь от меня.
– Что-то случилось, Эмма?
Видимо, я слишком долго на нее смотрела. Настолько, что, вместо того чтобы привычно задать вопрос взглядом, Джейн спрашивает вслух. Требует ответа: от него не уклониться прилюдно. Но она просто не догадывается, как часто мне приходится от чего-то уклоняться и что-то сдерживать в последние дни. Не догадывается, как славно я этому научилась.
– Да, Джейн. Как всегда грущу, когда грустишь ты. Ведь мне показалось, ты… печалишься? Раз ищешь уединения?
– Я любовалась рекой, только и всего, ? отвечает она, будто не замечая моего напряженного тона. ? Мы ведь редко забираемся для пикника так далеко. А тут красиво. Правда, миссис Андерсен?
– Да, невероятно! ? откликается мать Сэма. ? Знаете, уголок этот напоминает мне северную Италию, окрестности Вероны. Там много крохотных речек, и хотя не добывают золото, всюду такое же приволье!
Дальше она говорит об Италии, потом о Нью-Йорке и почти не дает говорить другим. У меня не остается возможности что-либо спросить у Джейн. Сестра безмятежно смеется и задает разговору новые и новые направления, искусно уводя дальше от себя. Сэм вставляет какие-то замечания. Он не спускает с Джейн глаз. Знал бы он… знал бы, видел бы, с каким выражением, каким жестом выбросили его наивные цветы. Но почему? Случилась между ними тайная размолвка? Был у сестры приступ дурного настроения? Или…
…Время бежит, не отвечая на мои вопросы. Бежит, как тяжелые воды Фетер. Вечером мы расстаемся с Андерсенами и возвращаемся домой.
– Каково это ? быть влюбленной?
Я тихо спрашиваю уже после вечерней молитвы, когда обе мы лежим в кроватях. У меня есть чудесная недочитанная книга, сборник рассказов По, но мне не читается. Хотя казалось бы, что может быть лучше, чем навести на себя жуть перед сном? Навести, но уснуть в светлой уверенности, что вся жуть живет лишь на страницах, откуда призраками встают мрачные улицы? Нет… не сегодня. Сегодня жуть слишком близко, вот-вот постучит в наши уютные окна.
– Каково это? ? повторяю я, когда Джейн отводит пустой взор от потолка.
Сестра садится и обнимает руками колени.
– Больно. ? Голос так же похож на разбитое зеркало, как и смех.
Сердце сжимается от непонятного предчувствия, задавленной обиды и… жалости. Я перебираюсь к Джейн на кровать и сажусь рядом. Вдруг замечаю: на прикроватной тумбе ? резная фигурка, лиса. Та самая, которую мать когда-то выменяла у индейцев и о которой сегодня вспоминала. Флора Андерсен назвала ее знамением. Зачем Джейн разыскала зверька, брошенного некогда в дальний ящик? Зачем выставила рядом наподобие оберега? Она ведь не слышала наш разговор…
– Что гнетет тебя?
Почему-то я не могу смотреть на сестру. Упрямо разглядываю тумбочку и обращаю внимание: здесь еще фигурка, из темного дерева. Остроухое животное вроде волка глядит осмысленно и вырезано так же искусно, как лисенок. Я узнаю койота, героя мифов. Кто сделал его, интересно? Догадка есть. Она крепнет, несмотря на все недавние разговоры. «Немного краснокожая…». Глупая, глупая Джейн.
– Не смей врать, ? добавляю я, все-таки поднимая голову. ? Не смей. Я люблю тебя, я вижу: с тобой что-то не так. Ты… не счастлива! Ты не счастлива, хотя…
– Хотя должна быть?
Она глядит в ответ. Волосы распущены, пряди перекинуты через плечо, змеятся по груди. Она рассеянно перебирает их, заплетает слабую косичку и снова расплетает. Джейн бледна ? или это обман неяркого света? Я киваю и беру ее за руки, заставляю оставить волосы в покое. Она сжимает мои пальцы.
–Я счастлива. ? Губы едва шевелятся. ? Просто все слишком меняется. Наверное, я боюсь. Я вижу, к чему все идет. И ты тоже видишь.
Она запинается, высвобождает руку и потирает висок. Закрывает глаза, тут же опять смотрит в упор. Она хочет, чтобы я поняла, буквально молит об этом. И я пытаюсь.
– У нас тут… провинция, ? продолжает Джейн хмуро. ? Живем по законам едва ли не прошлого века. Я не решалась говорить про это с Сэмом, но сомневаюсь, что там, в его Нью-Йорке, так быстро решают серьезные дела. Вопросы…
– Брака? ? в горле становится сухо.
– Будущего. ? Джейн кивает. ? Горожане осторожнее провинциалов. Дают себе время узнать друг друга, намного больше времени. Вот только Флора Андерсен ? южанка. Южанка из Вирджинии, все мужчины ее рода сражались на войне и погибли. А что такое по сути Юг, как бы ни разрастались его города? Та же… провинция.
Провинция, где нет ничего страшнее, чем упустить хорошую партию. Это моя сестра хочет сказать, поэтому чувствует себя… обреченной? Но почему? Почему, проклятье, она ведет себя как приговоренная? На нее давит мама? Отец? Или…
– Не выходи за него, ? слетает с губ. Кажется, я выдала все, буквально все, что таила, но продолжаю: ? Если ты боишься… не выходи. Прошло всего две недели, мистер Андерсен ? человек с холодной головой, не станет никуда спешить.
Джейн грустно глядит на меня, и я вспоминаю: «Все свои». Все свои, а значит, многое решено. Мистер Андерсен ? в конце концов, деловой человек, как их называют, бизнесмен, ценящий свое время. Точно прочтя мои мысли, Джейн устало отвечает:
– Эмма, когда кончится лето, Андерсены уедут, а отец Сэма ? и того раньше, в начале августа. Ты… наверное, ты не знаешь, что вообще привело их сюда помимо железной дороги, с которой еще ничего не решено.
Это скорее отговорка, далекие планы.
– И что же?..
– Флора Андерсен, ? Джейн тщательно подбирает слова, ? не совсем здорова, по мнению ее мужа. Я имею в виду здоровье душевное. Она очень возбудима. Видит странные сны. Рассказывает дикие истории на людях…
– Да, сегодня как раз рассказывала одну, об ангеле с солнечными крыльями.
Джейн с блеклой улыбкой, без удивления или интереса кивает.
