– Пойми, ищут меня, ты свободна, со мной будет трудно и опасно, да и судьба слыха интересна и необычна, не будет ли тебе скучно жить мирской жизнью? Я ведь уже не смогу быть слыхом, нужно искать другую личину.
– Не нужно больше личин. Давай найдём себя. Я ведь тоже не знаю, кто я на самом деле, как хочу жить, что умею? Давай искать вместе… А скучно нам не будет нигде. Я только хотела спросить: тут с Угоняем мальчик живёт…
– Нет! – резко ответил он, вставая. – Никаких мальчиков; не знаю, как самим выбраться, мы не сможем тащить ребёнка, это тяжело и опасно. Если люб он тебе, пусть ждёт здесь, через несколько лет вернёмся, заберём. Угоняй ещё поживёт, да и мало?й тут на месте и при деле. Собери в дорогу чего: сухарей, соли немного, мяса вешаного и ветреного или рыбы, огниво не забудь, да сама всё знаешь… Куны-то есть, да не везде купить можно, да и людям лучше пока не показываться, рекой пойдём и лесами. Дело у меня тут есть, к вечеру вернусь, завтра в путь.
Каменец вышел из избы, запахивая поплотнее свой шап, укутывая голову с ещё не отросшими волосами. Ожоги уже зажили, только виднелись красноватые пятна молодой кожи, да небольшие рубцы, впрочем, шрамами в то время трудно было кого-то удивить. Он спустился с Печерской горы, обозревая город. Крепкий детинец был поставлен на той стороне реки на холмах, которые здесь почему-то называли горами: Козлова гора и Перунова[144 - Сейчас Спасская и Воскресенская]. Спереди, на Подоле, преградой для врагов была река, а слева и справа тянулись глубокие овраги, по верхам которых детинца не было, но шёл мощный тын из врытых в землю остро затёсанных огромных брёвен. С двух сторон от детинца раскинулись посады[145 - Посад – поселение за крепостной стеной, снаружи, там были пристани, торжища и ремесленные слободы]. Рачевский, где жил Богша, был ещё не совсем отстроен, там виднелось много пустырей, где паслась скотина под приглядом ребятни. На речке Раче была небольшая пристань, от которой шёл верхний волок из Славутича на равнинную часть. Сюда привозили товары из Ростова, Суздаля, а также из Хорезма. Каменец прошёл вдоль реки по правому берегу, здесь между речками Вязовенька и Городянка был торговый посад. Слых шёл через большое торжище к рыбацкой набережной, там был перевоз в город. Садиться в лодку с другими людьми и высаживаться на причале ему не хотелось, там тоже могли быть «глаза» Будая. Пришлось спуститься чуть ниже, тут, на песчаном берегу, в зарослях лозы сидел босой косматый мужик и плёл корзины. Рядом с ним лежали связки прутьев, и приткнулся к воде небольшой корабль.
– Сколько?
– Задаром!
Оценив шутку, Каменец достал небольшую бусинку[146 - Деньгами могли служить бусины и раковины, которые обменивались купцами на товар]:
– Хватит?
– Сошлись!
– Кому отдать?
– Сын там рыбалит, он заберёт…
Каменец подобрал полы шапа, осторожно сел в корабль, взял из грязных рук мужика небольшое весло и поплыл к другому берегу, осторожно взмахивая то с одной, то с другой стороны. Для неподготовленного человека хватило бы двух гребков, чтобы перевернуться, но Русь жила на реках, и с кораблём умело управлялись даже дети. Как ни старался он выгрести прямо на стремнине посреди реки, течение всё равно отнесло немного в сторону, и выплыл он на такую же песчаную отмель точно на парнишку. Тот стоял неподвижно по колено в воде, держа в руке короткое копьё. Неожиданно он резко ударил им в воду, и на конце затрепыхалась серебристая рыбина. Парень бросил её в плетёную корзину, которая стояла у берега, погружённая в воду на четверть. Причаливая, Каменец увидел на дне корзины камень, чтобы её не унесло в реку, и несколько рыбок. Юный рыбак (а было ему на вид вёсен около девяти) кивнул такой же лохматой, как и у отца, головой, взял верёвку, привязал судёнышко к вбитому в песок колышку, ещё раз кивнул и опять пошёл в воду. Здесь перевозили тех, кто не хотел показываться на общей пристани.
Город был ещё новым, он быстро разрастался, расползался по крутым склонам, везде стучали топоры, перекликались плотники, пахло свежим деревом. Мостовые новые, плахи ещё светлые, дома крепкие. Нет ещё старых ухож, покосившихся плетней, провалившихся крыш.
Странник в сером шапе с убором[147 - Убор – любой предмет, которым покрывают голову (головной убор) капюшон, шапка; любая одежда] на голове быстро прошёл через торговый посад, который тянулся от реки Смядыни до Чуриловского ручья. Две седмицы назад его несли здесь на носилках. Он смешался с толпой посадских ремесленников, которые тащили на продажу свои лукошки-миски-короба-горлачи и вышел через ворота в полотняные ряды к подножию холма, где шла бойкая торговля тканями от самого простого небелёного льна до бухарского шёлка и заморского бархата. Холм этот был самый высокий и главный в Смоленске. До крещения он назывался Перунова гора, на нём стоял огромный идол, вокруг было большое капище, неподалёку жил главный волхв… Идола сбросили в реку, и он долго плыл по течению, глядя в небо огромными неживыми глазами, полными недоумения: за что? И что теперь будет? На месте капища заложили деревянную церковь Василия Великого в честь князя Владимира, крестильное имя которого было Василий, и холм назвали Васильевским.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
