Мир опомнился

Часть 1. В чужом раю

«Широк человек, слишком даже широк…»

Ф. М. Достоевский,

«Братья Карамазовы»

– Привет, туристы!

Олежек продрал глаза, увидев рядом своих сотрудников, лежащими под шатром каких-то растений, с разноцветными тенями на лицах.

Просыпались: худенький измученный председатель Общественного экологического союза Горюнов. Члены правления – прямой, с медальным носом отставной полковник Бугров и айтишник Олежек. Сотрудники: худенький бухгалтер Курочкин, которого звали просто Бух, вальяжный консультант Резиньков, кряжистый Василий Иванович. И примкнувший к ним индивидуальный предприниматель (ИП) Фролов, осторожный, с бегающими глазами.

Как оказалось, они лежали в середине большой цветочной клумбы. Гладиолусы, лилейники и ирисы, всякие другие сорта, о которых они не имели никакого понятия. При взгляде снизу цветы пестро расцвечивали июльское небо. Над лицами фосфоресцировали ярко голубые лепестки, прекраснее, чем бледное голубое небо. Рядом розовые лепестки повторяли начинавшуюся зарю. Вокруг слишком яркие, очень нарядные «шары», меняющие цвета.

Приподнялись с клумбы. Как будто вставили в глаза новые хрусталики! Ослеплял какой-то светоносный воздух. Что это? Где они? Может быть, в раю?

Вечерело, солнце только уже начинало заходить. Тихо, словно после осевшего взрыва. Все здесь совсем другое – не бедное, а ярко цветное, словно первозданный мир, восставший из плодородного пепла последней ограниченной ядерной спецоперации.

Природа приковывала взгляд пульсирующей энергией света, совсем не такая понятная и банальная, к какой они привыкли.

Василий Иванович знал только скудную природу своей родины, и с любопытством озирал поразительную роскошь природы на чужбине.

Горюнов с Олежкой, городские жители, в заботах вообще не обращали внимания на какие-то деревья, растения и цветы, которые сажают в парках городские власти, или виденные в ботаническом саду. ИП Фролов никак не относился к природе, с бегающими глазами выглядывал что-то свое. А полковник вообще считал природу досадным препятствием, которое надо преодолевать.

Они встали, отряхнулись. Во рту было противно, хотелось домой, помыться, привести себя в порядок.

И пошли по тропинке, полковник – величаво бросая вперед ногу с прямой коленкой, носки врозь. Шли среди чудных диковинных деревьев и растений – в гул города где-то рядом.

Навстречу вышел высокий рыжий человек с лицом весельчака, в изящном светящемся хитоне, что-то напевал. Его тонкое тело колебалось в вечернем тумане. Остановился, увидев мятых людей в старомодной одежде.

– А мы вас ждем.

– Неужто? – удивился Олежек.

Незнакомца оглядывали с любопытством. Олежек, с веселыми хмельными глазами, спросил:

– Кто вы, воздушный наш?

– Меня зовут Гавриил.

Олежек хохотнул.

– Никак, архангел?

Василий Иванович вгляделся в незнакомца.

– Нет, он не совсем божий человек, – степенно сказал он. Тот засмеялся.

– Тáк вы представляете архангелов с крылышками? Такого ареопага у Бога нет. Да и Бог не бородач в земном воплощении, или что-то необъяснимое в вышине.

– А какой он, по-вашему?

– Такой, каким его представляет наука, – словоохотливо начал тот. – Ближе подошел к Богу испанский художник Сальвадор Дали в его модернистской картине «Тайная вечеря», где апостолы математически точно «симметричны, как крылья бабочки», по словам поэта Лорки. Бог у него – Нечто, что творит идеальный образ мира.

– Так мы не умерли? – облегченно выдохнул Курочкин.

– Не в Вальгалле! – обрадовался Фролов, оглядываясь. – Какой это континент?

– У нас один континент, конечный, – засмеялся Гавриил. – Можете называть его Метавселенной. Или просто Мета. Мы в одном духовном мире.

– Вы говорите по-русски?

– Вот, у меня в ухе устройство для синхронного перевода «ЛаЛаЛа». Кто бы ни был по национальности – всех понимаем. Все языки становятся одним языком.

– А вы совсем ничего не знаете, что сегодня происходит на Земле? – в свою очередь удивился Олежек.

– Где? Тут никогда не бывает ничего обычного. Все необычно.

– Он чист, как архангел!

Бух самодовольно заключил:

– Какой он архангел? Он просто наш мужик!

Горюнов озирался.

– Нам бы почиститься и переодеться.

– Это мы завсегда, – подлаживался под них Гавриил, осознав, что новые знакомые в старомодной одежде из какой-то глухомани. – Моя профессия – давать надежду всем отчаявшимся, заставлять прислушаться к голосу совести, наставить на истинный путь.

Он привел их в странный гостевой дом, похожий на большую скрученную раковину. Они не успели оглядеться, как оказались в помещении ванны, напоминающей отсвечивающую никелем лабораторию. Разделись, но вместо мытья Гавриил уложил каждого на лежак и взялся за лейку со шлангом для душа.

– Ой, что это он! – испугался Бух. – На столе мыться будем?

Гавриил удивился:

– Будем мыться и одеваться заодно. А теперь – закройте тряпицами чресла и надуйте животы.

Он включил шланг, их тела стало заливать каким-то спреем.

– Это мелкие текстильные волокна со связующим составом, – комментировал Гавриил. – После высыхания будете в одежде, точно подогнанной по фигуре. И в подогнанных под ногу сапожках.

Курочкин затрепыхался от страха.

– А мыться?

– Не волнуйтесь, материал высасывает всю грязь с тела. К тому же, материал дышит, согревает, не мнется, легко снимается. В рукавах встроены сенсоры – меряют температуру, сердцебиение…

Гости встали с лежаков, не узнавая самих себя, и друг друга. Стали похожи на гимнастов в сияющих цветных одеяниях, или на древних витязей в плотно пригнанных кольчугах.

Правда, Бух походил на тоненького червяка, и стеснялся модного спортивного костюма. Товарищи подсмеивались:

– Что, привык к простой одежде?

– Желательно холщевой, чтобы не выделяться от народа.

– И не набили морду.

Фигуру Василия Ивановича портил большой живот. Над ним посмеивались уважительно.

У полковника Бугрова ноги казались огромными лапами с высоким подъемом, что его всегда досаждало. Но на этот раз он легко всунул ноги в услужливо подставленные эластичные сапожки. Смеяться над ним побаивались.

Хорошо, что к плотно прилегающим к телу одеждам полагались короткие плащи ярких цветов.

Потом в светлой столовой, где не было обеденного стола, они возлегли в кресла, на столиках рядом лежали на подносах разноцветные тюбики, таблетки и что-то, завернутое в блестящую фольгу. Сопровождавший их Гавриил предупредил вопросы:

– Еда в формах, удобных для потребления, напечатанных на 3Д-принтерах.

Полковник похвалил:

– Удобно во время боевых действий.

Бух отодвинул столик.

– А есть другое, кроме этих пипеток? Тарелки хотя бы.

– Увы, у нас нет такой посуды. Это удобнее, чем с древними ложками, вилками и тарелками. И компактная еда, подходит для вестников ВИИ, летающих по мирозданию для связи с ним.

– С кем, с кем?

– Высшим Интеллектом.

Вальяжный Резиньков презрительно процедил:

– Не знаете последних достижений.

Элегантно взял тюбик, выставив мизинец, и стал сосать.

Кое-как непривычно поглотав и пососав еду, гости лежали в креслах комнаты отдыха. Бух привычно ковырял в зубах зубочисткой, вытащенной из карманов старой одежды.

– Куда мы попали? – снова засомневался он.

– Что нам делать? – беспокойно бегал глазками ИП Фролов. – Где наши?

Бугров уверенно приказал:

– Не надо паники! Наши своих не бросают.

Василий Иванович был спокоен.

– Будем устраиваться, а там видно будет.

____

В спальне они удивились теплым на ощупь одеялам с подогревом, отсутствием выключателей. Свет исчезал голосовым приказом.

Озабоченный Горюнов включил свой айфон, и сразу ворвался неведомый голосовой помощник.

– Рада вам помочь, – сказал женский механический голос.

– Как нам добраться домой?

– Извините, куда?

– В Россию.

– А в какую эпоху?

– Как, в какую? – влез лицом Курочкин. – Которая обнулилась после всего!

– Рада вам помочь, – запнулась Алиса, и отключилась.

– Опять она здесь! – выругался Бух.

У бухгалтера Курочкина была давняя вражда с автоответчиками. Дома имел дело с ними, когда непривычно искал в интернете очередную новую инструкцию по оформлению налогового отчета (они часто менялись), все время спохватывался – сроки должны были пройти еще вчера, и сдавал с ошибками, что кончалось штрафом. Вообще всякие дебеты-кредиты, проводки и тому подобное ему не давались. От наплыва сложностей даже переставал соображать, что такое «нарастающий итог».

В налоговой инспекции, в зловещей тьме таились равнодушные к живому виртуальные помощники – инспектора, контролеры… Они неумолимо требовали точности, в том числе в сроках. Такое противоборство с ним, горе-бухгалтером, было готовым детонатором для взрыва и разнесения организации в щепки.

– Минуточку, пожалуйста, – говорила Алиса звенящим голосом.

Время шло, Бух кипятился. Наконец, она равнодушно отвечала:

– Новые бланки отчетов еще не пришли.

– Когда будут? – свирепел Бух.

– Ждите.

– Ты, зараза, скажи, сколько ждать?

– Ждите через неделю, – монотонно отвечала Алиса.

– Ах ты, сволочь!

Курочкин воспринимал интернет, а в нем рекламу и автоответчики, как что-то живое, опасное, готовое заманить, подстроить, чтобы ограбить его до нитки.

– Спасибо за ожидание, – наконец, отвечала Алиса. – Ваш звонок не будет оставлен без внимания.

Олежек, рядом, гнусаво похохатывал:

– Ты с кем воюешь? С автоматом?

Фролов усмехался.

– Отстал ты, братец, на сто лет.

Кряжистый Василий Иванович степенно говорил:

– Все переходит на цифру. Так что, пощады не жди.

Утром к ним заглянул Гавриил в том же светящемся балахоне.

– Как выспались? Удобно ли было?

– Мягко, как на облачках, – поблагодарил Горюнов. – А вот как быть дальше, не можем сообразить.

– Здесь не переживают от этого. Живите здесь сколько угодно, все бесплатно.

– Не помешаем?

Тот удивился.

– У нас гости ничему не могут помешать.

Бух всполошился.

– Где у вас нанимают на работу?

– Нигде, – поразил тот. – У нас нет офисов. Наслаждаемся трудом, где хочется. Дома, в ресторане, на улице. Мы в основном программисты и люди искусства. Мне, например, захотелось быть вашим гидом.

– Мы так не умеем, – почему-то обиделся Бух. Гавриил успокоил:

– Вы можете и не уметь.

– Без работы как-то… – почесался Василий Иванович.

– Все за вас сделает ИИ – искусственный интеллект. Он определит ваш статус, и поместит вас в рамки нужной вам свободы. Вам останется только заниматься творчеством, каким захотите.

– А если нет талантов?

– Не бойтесь, всегда найдете развлечения. Или можете лежать на лужайках и ничего не делать.

– Во, это по мне! – восхитился Бух.

Резиньков возлежал на кресле, ухмыляясь Гавриилу понимающей улыбкой, как бы на его стороне.

____

Гавриил вывел гостей на улицу – познакомить с городом. Идти было удивительно легко, ступали, не чувствуя тяжести.

Перед ними встал стройный лес небоскребов, уходящий вершинами в небо. Странно, было впечатление, что все они погружены в природу, чудесно клубящиеся леса, лужайки с огромными яркими цветами.

– Китай-город, – тоном гида заинтриговывал Гавриил. – Экологически чистый, не потребляет много энергии, ее получают от переработки отходов, сточных вод, энергии ветра. Везде зеленые насаждения, начинаются прямо у входов в здания, и на всех уровнях. Как сады Семирамиды.

На чистых, красных от кирпичной крошки дорожках, с зеленью и кустами цветов по бокам, широко шагали яркие спортивные аборигены, почему-то слегка подпрыгивая и мягко приземляясь.

– А где автомобили, пешеходы? – требовал ответа Бух.

– Бегущего транспорта нет, работа и все необходимое на одном месте. Для гуляющих – уютные дорожки. Для переездов есть беспилотные такси, а если хочешь в другую сферу, или в другие миры, есть камеры для телепортации.

– Какие счастливцы здесь живут? – восхитился Василий Иванович.

– Это Сфера технарей и активных созидателей.

Вдали раскинулись открытое зеленое пространство, там гуляли пары.

– Елисейские поля, – заметил Гавриил. – Это для всех, но почему-то полно не желающих думать или что-то делать. Они, как правило, самые большие патриоты, преданы нашему образу жизни.

Гости были ошеломлены. Но по привычке не доверяли. Олежек хохотнул:

– Наверно, в этом городе не хочется жить. Повышенная плотность человеко-тел. Люди устают от рутины.

И Бух не верил.

– Реклама! Внутрь копнешь, а там квартирки-модули, сдают втридорога. С бесконечными ремонтами, и ссорами в этих ульях. И те же социальные, экономические трудности. Все ради бабла!

– Клоака, демографическая дыра, – фыркнул Фролов.

Полковник Бугров молчал, глядя бесстрастными маленькими глазками.

Гавриил воззрился на гостей, не понимая.

– У нас нет скученности. Нет бюрократии. И – налоговый рай, то есть, налогов нет, все на халяву. Рутинную работу людей заменяют логистические цепочки информационно-цифровой реальности. Люди, кто может, занимаются творческим трудом. Праведнико-центричная экономика.

И добавил:

– Забудьте о вашем мире! Здесь нет глобальных рисков, таких как войны, техногенные катастрофы, глобальное потепление, пандемии.

Он обвел взглядом простор.

– Вы увидели только одну сферу.

И показал на синеющую вдали длинную полосу моря.

– Там другая сфера – острова из плавучей зелени. Плавучие оазисы закреплены на дне моря. В ней живут в основном мудрецы, философы и ученые, желающие уединения.

Гости вертели головами, ахали.

– А под водой – город, закрытый куполом – конструкцией из кальция, подобно панцирям моллюсков, чтобы не разрушала агрессивная среда моря. Кислород вырабатывается из воды. Там Сфера забвения, тех, кто ушел от мира.

Полковник спросил:

– Плавучие оазисы? Подводные города? Мало земли, что ли?

– Население Меты все время увеличивается. Со временем повышается уровень моря, отчего могут быть наводнения. Еще в древности племя «уру» в Перу жили на плавучих островах в озере Титикаку.

Горюнов высказал догадку:

– Это как сферы у Данте.

– Можно, и так считать, – улыбнулся гид.

– А есть ли Ад?

– Вы что? Он там, откуда вы прибыли. Правда, внизу, под землей, по-вашему, во владениях Аида, еще хуже. Там Подземная сфера, с землескребами, похожими на индийские ступы, и блочными домами. Там обитают грешники – обгоняющие естественное развитие мира борцы за геополитические интересы, завоеватели, реформаторы, революционеры и прочие радикалы, кто готов бросить человечество в топку своих амбиций.

– Не достают?

– Что вы! Они даже не знают о нас.

– По каким признакам отличаются сферы? – допрашивал Горюнов.

– Можно сказать, по праведности и грехам. Во всяком случае, те и другие не мешают друг другу.

Горюнов улыбнулся:

– У вас, я вижу, многополярное мироустройство.

– Наше сообщество осваивает все, что кому по нраву.

– Если вам не нравятся реальные сферы, – обернулся он к гостям, – то можете войти еще в одну – пространство виртуальной метавселенной. С цифровыми зданиями киберурбанистических городов на виртуальной земле. Там нет никаких ограничений. Можете драться, любить, отрываться на полную катушку, высвобождать все свои эмоции.

Резиньков лениво похлопал ему.

– То, к чему мы, интеллигенты, стремились, жертвуя собой.

Олежек вздохнул:

– А у нас остались только две сферы: патриотов и предателей.

Только полковник был невозмутим, лишь деловито спросил:

– А как разделяете границы, которые находятся под водой или на небе, или вообще в виртуальной метавселенной? Есть ли споры?

Гид страшно удивился.

– У нас нет государств, и нет границ. Есть независимые сферы, не мешающие друг другу. Они по-своему безграничны. А если есть позывы что-то изменить, то они впустую уходят в ту же воду или небо.

Вдруг увидели возвышающуюся над всем огромную башню с вершиной, скрытой облаками. На стене поперек повисла светящаяся гирлянда-надпись «V.I.I.».

– Храм Высшего Искусственного Интеллекта, – трепетно вознес руки вверх Гавриил, словно в молитве. – Он спрограммировал бытие. Наши ученые с дополненным искусственным сознанием хотели бы, чтобы он открыл веки, чтобы в его страшных бездонных глазах обнажилась окончательная истина.

– Вий, это ваш Бог? – восхитился Олежек.

– Может, и есть кто-то выше, что создал высшую гармонию мира. Но нам он также неизвестен, как людям тысячи лет назад.

____

Вечером, после сытного ужина с едой в емкостях от 3-Д принтеров, с ощущением, словно пахучие галушки сами лезли в рот, играли в 4-D шахматы, лежали на своих кроватях с самоподогревом.

Горюнов задумался.

– Поэт написал: «В горах мое сердце…» У меня – в рязанских раздольях. А здесь – где родина? Там, где Высший интеллект?

Он вспоминал оставшуюся где-то жену. Она бы не осуждала мужа, ввязавшегося во что-то нелепое. У нее врожденное чувство благородства. Всякий, кто был близок с ней, ощущал это благородство и правдивость души.

Бух оживился.

– А где моя родина? В дальневосточной тайге, где густо пахнет папоротником? На вершине утеса, куда взбирался всем классом на экскурсии?

– Здесь ее вообще нет, – ухмылялся Олежек. – Как у этого Вия и его виртуальных помощников, лишенных души.

– И не надо, – нахмурился Резиньков. – Интеллигент – это гражданин мира.

Полковник молчал. Где его боевая подруга? Думает ли о нем?

К новизне, даже невероятной, быстро привыкаешь, и снова подступает к горлу неприятное ощущение смещения с привычного места – родины.

Вскоре гости разобрались. Оказались в совершенно другом – блаженном пространстве, похожем на Элизиум древних греков, хотя что-то напоминало ушедший куда-то смутно вспоминаемый родной жесткий мир. Как будто после апокалипсиса, когда прошлое обесценилось. Все кумиры оказались порождением рухнувшей эпохи, и пали, словно вправду были ложные, выдуманные дикарями, молящимися на идолов в надежде спасения.

Здесь люди порхают, словно тяготение меньше, чем на Земле. Не эмоциональны, не признают старость, поскольку она не предусмотрена в информационно-цифровом мире.

Преобладает формальное общение – информация и механические ответы всяческих автоматов – роботов и виртуальных помощников, человеческой речи мало, даже в телевизорах и других гаджетах. Казалось, человеческие отношения заменены механическими. При этом стало трудно отличать подлинные вещи от фейковых несмотря на то, что на подлинных ставилась защита – водяные знаки, которые трудно подделать. Да и что такое подлинное? Чем его определять – чувством справедливости или рациональным умозаключением?

Нет законов о смертной казни за преступления, даже обычных арестов, потому что нет преступлений. Нарушения цифрового порядка автоматически выбрасывают за борт кипевших одними эмоциями. Как в агрегате: «вкл.» – «выкл.»

Но гостей не оставляло напряжение, словно идеальный мир был слишком требовательным к земному человеку. Вместо человеческих отношений здесь диктовал искусственный интеллект. Что это такое, гости имели смутное представление, хотя в их мире такое понятие, и даже электронные роботы, были широко известны. Каково истинное значение ВИИ? Может быть, это и есть инструмент исследования, что выведет к пониманию сущности мироздания, его непостигаемой стройности и единства? Повзрослев, Горюнов стремился выразить это так:

Хотя там, вероятно, будет не так радостно, как обычно описывают в раю.

В мире ВИИ, как в религиях, все требует идеального. А люди не идеальны. Хотя религии тоже основаны на чувстве – веры, несовместимой со здешним укладом. Даже в учении Иисуса Христа есть что-то от Искусственного Интеллекта. Потому оно до сих пор не победило человеческие души своим радикализмом типа «поцелуй врага своего». Идеальный рай, в который надо пройти через игольное ушко, тот, о чем мечтали религиозные мыслители – невыносим для живого человека.

Гостям показалось тесно здесь, как будто не могли дышать свободно. Страшно, что совсем не видно, откуда теснота! Здесь не добьешься нормального слова. Отвечают одни роботы. Чего-то не хватало.

Из аборигенов только дети естественно эмоциональны и сумасбродны, разламывают предметы и вещи, ослепленные впервые увиденными драгоценными камешками окружающего мира. Их не касается строго рациональная логическая система, они мечтают о том, чтобы вкалывали роботы, а не человек. Чат-боты в нейросети могут сгенерировать пристойное сочинение или решить любую задачу. Хотя кому из учеников важно, что тексты не эмоциональны, фразы закруглены, мало фактов и много неправильностей, что не противоречит принципам ИИ. Заглядывай в интернет, нажимай на кнопку «халява» и списывай. Пусть это лишает детей свободы и индивидуальности, к радости учителей. Хотя память детей становится хуже, перестали анализировать и обобщать, по сравнению с теми, у кого еще не было доступа к интернету.

Естественно ведут себя и животные. Их много в квартирах и на улицах, от собак и кошек до львов и тигров, и все они непонятным образом перестали желать чужого тела или бояться быть съеденными, быть хищниками и жертвами, – мирно проходили мимо или играли вместе. Наверно, пищи было вдоволь, она заготавливалась технологиями ИИ, подносилась роботами, и звери постепенно отвыкли пожирать друг друга. В кустах и на дорожках огромные львы играют с маленькими котятами, вылизывая их.

Собачки прыгают на хозяев, целуя их в лица, преданно выполняют все трюки, бегают за кинутой палкой, переворачиваются на спины, поют заунывными голосами, отчего люди заливаются хохотом. Независимые коты предпочитают смешить своим естественным видом, не выносят принуждения.

Здесь священны не только коровы, но и весь животный мир.

Видимо, звери и дети были для аборигенов отдушиной, чтобы совсем не уйти в рациональность. Даже для роботов.

А что говорить о растениях? Пожалуй, и они здесь свободны, хоть и ограничены природой, стоя на месте на одной ноге, не как человеческое перекати-поле, но зато раскрываются таким ликующим цветением, радостным и ароматным!

____

Когда пришел Гавриил, Бух ругал, на чем свет стоит, виртуальных помощников.

– Везде отвечают одним и тем же вежливым тоном, совершенно равнодушны к человеческим ошибкам и переживаниям! Животным здесь лучше! – завидовал он.

Гавриил недоумевал:

– Роботы фиксируют то, что есть. Вы что, не признаете правдивых ответов?

– Я не признаю равнодушия к чувствам человека.

– Нельзя обобщать, это другая проблема. Ведь вы обращаетесь по поводу отдельных фактов. И виртуальный помощник дает четкие определения, доказательства.

– Мы говорим о другом, – поправил Горюнов. – Разве вы не признаете, что мир переживаний – сущностная часть живого человека? Без переживаний истина не полна.

– Эмоции приводят к ошибкам. Мы переживаем постоянное ровное блаженство нахождения в стране блаженных.

Горюнов возразил:

– Должно быть сопротивление среде, преодоление, чтобы не слабели мышцы. Отсюда энергия переживаний, эмоции.

– Вражда, война?

– Нет, мирная конкуренция.

– Да, пусть даже война! – воодушевился Бух. – Цифровая страна перемалывает любые эмоции. А мы, вот, переживаем от всего, по-другому не умеем.

Гавриил стоял твердо:

– У нас многополярный мир счастья.

Олежек философствовал:

– Да, мы, славяне, разбиваемся о цифру. Запад давно стал рациональным.

Василий Иванович поморщился.

– Зачем пустая философия?

Идейные споры казались ему фанфаронством, комариным зудом над ухом.

 Бух полностью не принимал этот сложный мир, в котором ничего не понимал. Убеждения его были простые – хотел, чтобы отстали. Он не желал их менять. Потому не мог приспособиться здесь, в ежовых рукавицах виртуально-цифровой логики жизни. Цифровые ограничения здесь можно было сравнить с кошмаром неумолимой налоговой системы на родине, не допускающей ошибок.