– Ай-яй-яй! Как же мы теперь без церкви-то? Надеюсь, хоть почту ты пощадил? Да и школа нам сейчас – во как нужна!
– Я правда ничего не разрушал!.. А зачем нам церковь? И почта? И школа?… Не думаю, что они сейчас таробают, даже если целы.
– Как это зачем? Разрушать! Страсть как люблю почты со школами рушить.
– З-зачем?…
Мутант развел и согнул в локтях руки, сжал кулаки, напряг мускулы.
– Так ты посмотри на меня. Я же истинный разрушитель!
Выражение лица Пистолетца стало таким обалдевшим, что Глеб не выдержал и расхохотался.
– Да шучу я, шучу, – отсмеявшись, сказал он. Но не сдержался и добавил: – Я разрушаю только живое. Веди давай в свое Ильинское.
* * *
Село Ильинское и впрямь оказалось близко. Сначала путники вышли на сильно заросшую травой и кустарником дорогу. Пистолетец обрадовался, затараторил, что это точно та дорога, которая им нужна, что она тут одна всегда была, что теперь они считай дошли, что все будет замечательно и прекрасно, и что-то еще, маловразумительное и пустое – Глеб перестал вникать в смысл этого тарахтенья. Он шел и думал о своем. Пытался вспомнить, кто он такой и почему здесь оказался. Ничего из этого не вышло. То есть по-прежнему вспоминались темные кирпичные стены и книги, много книг. А еще что эти стены всплыли у него в памяти после упоминания Пистолетцем разрушенной церкви. Наверняка ведь неспроста! Но о чем это может говорить – неужели о том, что он жил в разрушенной церкви? Маловероятно. Если она разрушена, то как же в ней можно жить?… Ладно, что там еще? Название Великий Устюг вспомнилось после того, как Пистолетец сказал о морозильниках. Может, он из этого самого Устюга? Кто его знает, все может быть, конечно. Но при чем здесь какие-то морозильники? Снова загадка без ответа.
А еще Глебу вспомнилась вдруг вспыхнувшая сосна. Что это было? На небе в тот момент не наблюдалось ни облачка, так что молнию можно было исключить сразу. Неосторожное обращение Пистолетца с огнем? Так у того и спичек-то нет, да и как от одной спички может сразу вспыхнуть целое дерево? Или здесь от воздействия радиации создалась некая аномалия? Но разве такое от радиации бывает?… Короче говоря, очень странное происшествие. Пожалуй, не менее загадочное, чем тайна его собственного происхождения. И никакого намека на решение этих загадок!
Между тем, дорога вывела путников к цели. Завидев впереди дома, Глеб остановился.
– Ты чего? – обернулся прошедший вперед Пистолетец.
– Да вот думаю, не делаем ли мы ошибку…
– Ошибку? Какую?
– Что идем сюда. Ладно бы деревушка была маленькая, а тут, смотри, и впрямь большое село. А вдруг здесь чужаков не любят? С толпой мне будет не справиться.
– Так ты же мутант! И я тоже, хоть до тебя мне нелегко. А тут тоже мутанты живут. Почему они должны нас не любить?
– А почему должны любить? Чужаки и есть чужаки. К тому же, здесь живут «дикие» мутанты, а мы… – Глеб запнулся и призадумался. А ведь и правда, кто они с Пистолетцем для местных? Ну, ладно еще лузянин – скажет правду, да и все. Беженца должны пожалеть. Вон, хоть руку свою беспалую покажет в доказательство – и уже сочувствие вызовет. А сам Глеб? Что скажет он? Правду?… Кто в такую правду поверит? Сказать, что тоже «дикий» откуда-нибудь издалека – так одет слишком уж цивильно. Раздеться разве что и голышом переть? Так ведь за зверюгу какую примут с его-то внешностью, на вилы поднимут еще…
Наконец он принял решение и сказал:
– В общем, так… Я пока остаюсь здесь, а ты иди в село. Походи, поприглядывайся. Узнай, у кого можно остаться на ночлег – на всякий случай ночи на две-три. Если станут спрашивать, кто ты такой и откуда, говори правду, ничего не выдумывай. Но вообще болтать старайся поменьше. Больше смотри и слушай. И обрати внимание, как с тобой будут себя вести сельчане. Целоваться, конечно, вряд ли полезут, но если хотя бы не драться – уже хорошо.
– Ага, а если?… – Пистолетец изобразил лаконичный жест кулаком в скулу.
– Ничего, переживешь. Да и на кой ты им сдался руки о тебя пачкать?
– А как же ты? Что, прямо здесь ченовать будешь?
– Ты вот насчет своих «ченовать» там поосторожней, кстати! Контролируй себя. А то ляпнешь что-нибудь ненароком – не только в село не пустят, а еще и по шее наваляют.
– Ну… – развел руками Пистолетец, – постараюсь…
– А насчет меня… Когда найдешь того, кто согласится тебя пустить, тогда и скажешь ему обо мне. И тоже правду. Да опиши меня поточней и покрасочней, чтобы мое появление хозяина не шокировало. Если после этого откажет – не спорь, ступай искать того, кто согласится. А потом дождись, когда начнет смеркаться, и бегом сюда. А я пока тут вот, под кустиком покемарю.
Пистолетец помялся, собираясь, видимо, что-то спросить, но потом махнул шестипалой рукой и споро зашагал в сторону села.
Спохватившись, Глеб выкрикнул вслед:
– Только ты Пистолетцем себя не называй! Распугаешь народ… Скажи, что тебя зовут… Толей.
Эффект от этого был такой, словно мутант бросил в своего спутника камнем. Тот будто споткнулся, сжался, замер, а потом медленно, точно и впрямь ожидая удара, повернулся.
– А ты как узнал, – настороженно выдавил Пистолетец, – что меня Толей зовут?… Я ведь тебе не говорил.
– Раз не говорил, то как я мог узнать? Пистоле… Вот тебе и Толя! Сказал первое, что на ум пришло. Или ты что, до сих пор думаешь, что я прихвостень твоих «морозильников»? Так неужели бы ты меня, такого приметного, ни разу в своей Лузе не увидел? И неужели бы я тебя спасать тогда стал?… У тебя что, с мозгами совсем непорядки?
– Нет-нет, – замотал головой Пистолетец. – Просто я как-то… не дожидал… – Он снова повернулся лицом к Ильинскому и быстро, почти бегом, затрусил вперед.
– Идиот малахольный!.. – пробормотал Глеб. Затем зашел за ближайший куст, вытянулся на траве, подложив под голову рюкзак, и на самом деле решил поспать до сумерек. Был, конечно, риск стать добычей хищников, но, во-первых, жилье рядом, вряд ли тут зверье толпами разгуливает, во-вторых, он отчего-то был уверен, что даже во сне услышит и учует приближающуюся опасность, а в-третьих, что же теперь, всего и всех бояться? Пусть лучше всё и все боятся его.
Однако поспать Глебу толком не удалось. Казалось, только смежил веки, а вот уже пресловутое чутье выдернуло его из сонного состояния, заставило схватиться за нож и бесшумно вскочить на ноги. Тревога оказалась ложной, это всего лишь вернулся Пистолетец.
– Ты чего так быстро? Я же сказал тебе до сумерек ждать! Или тебя все-таки прогнали?
– Не, не прогнали, – расцвел улыбкой лузянин. – Наоборот, зовут нас.
– Кто это нас зовет? И почему во множественном числе? Там что, так много желающих нас принять?
– Ага. Там сразу десять, а то и больше жимуков брови таскают.
– Друг у друга? – угрюмо поинтересовался Глеб.
– Что друг у друга?… – перестал улыбаться Пистолетец.
– Брови таскают. Волосы уже повыдергали, теперь за брови принялись. Ты что, трепло, сразу всем про меня выболтал? Я тебе что говорил?
– Так ты же сам!.. Ты же это… рассказать тому, кто меня захочет простить… постить… пустить!.. А они все захотели! Вот я всем и…
– Вот прям-таки все? – прищурился Глеб.
– Ну, – замялся Пистолетец, – трое сразу сказали: ночуй… Я же не мог им троим на ухо про тебя пештать! Другие бы того… замосневались.
– Зато теперь я мосневаюсь, на кой хрен я с тобой связался, – сверкнул глазами мутант. – Теперь они там нас, наверное, с вилами да кольями поджидают.
– Не… – залепетал съежившийся лузянин. – Они не с кольями… они с бревнами.
– Что?! – осекся Глеб. – С какими еще бревнами?
– Так я же сказал: они бревна таскают. Дом кому-то борисаются строить.
– Тьфу ты, косноязыкий! Брови, брови!.. Догадайся тут, что это у тебя бревна так называются… И ты, значит, всей этой кодле про меня и выложил? И что они?
