– Где сигнальная ракета, что ваши люди нашли в моей машине?
Джонсон усмехнулся, показывая цилиндр.
– Меняю на полотенце, – сказал он. – Зачем тебе ракета, Миша? Ты хочешь им подать какой-то сигнал?
– Я полагаю, что если вы дадите им знак о понимании их намерений, то эта чертова сирена, наконец, замолкнет. Сигнальная ракета как раз для этого подойдет.
– Вы, правда, считаете нас такими глупыми? – зло проговорил шериф. – Вы, правда, считаете, что мы ответим этим людям вашей сигнальной ракетой и тем самым подадим ваш сигнал?
Крашенинников вздохнул:
– Сигнал к чему?
– Это вы мне скажите. А что если наш снайпер подстрелит сейчас того, кто крутит эту чертову воющую центрифугу?
– И вы начнете войну. Неужели вы на самом деле рассматриваете такой вариант?
– Полагаю, что им самим столь же неприятно слушать этот вой, как и нам. А значит, сирена должна стихнуть сама, – сказал Джонсон. – Тем более, на такой дистанции никакой снайпер не сможет поразить цель.
Здоровяк оказался прав, и шум начал стихать уже через полминуты после его слов.
– Ну что ж. Уже не плохо, – покачал головой Карл. – И тем не менее. Что вы можете о них рассказать, Майкл?
– Тот, что в центре, это Андрей Жаров. Один из лидеров. И, сказать по правде, из всех известных мне людей, живущих в настоящем времени, он последний, с кем бы я хотел встречаться.
– То есть, это плохой человек. Я правильно вас понял, сэр?
– Поверьте, мне очень хочется сказать – да. Но еще больше я пытаюсь быть объективным и не давать своим эмоциям и обидам диктовать моему разуму. Он фанатично предан своим идеалам. Последователен и строг. Он может угрожать лично. Но если вдруг, человек, которому он угрожал, попал в какую-то стихийную беду, то может так же и поинтересоваться, не нужна ли тому помощь. А ведь на такое не многие способны, верно? Он верит в свою правоту и не любит признавать ошибок.
– Хорошо. А что вы скажете про того, похожего на байкера, у которого флаг в руках?
– Это не флаг, шериф. Это тельняшка.
– Тельняшка? Что это такое?
– Элемент одежды русских моряков и десантников. Человек, что держит ее как флаг – это Александр Цой. Один из лидеров. Его далекие предки из Кореи.
– Из северной? – насторожился Риггз.
– Я не знаю из какой, шериф. И если честно, мне все равно. Боюсь даже предположить, что вы думаете о любом северном корейце. Наверное здесь вы можете посоревноваться с людьми с того берега и их мнением об американцах.
– Ладно. Это действительно не столь важно. Каков он, этот кореец?
– Он не такой, как Жаров. Он веселый. Любит поесть. Любит шутить, в том числе и над собой. Достаточно отважен, ведь он, невзирая на опасность…
Михаил вдруг замолчал, поняв, что едва не сболтнул лишнее. Упоминать атомную подводную лодку, пусть и лишенную реакторов и вооружения, он не желал.
– Что вы хотели сказать, Майкл? Говорите, прошу вас.
– Он много чего делал, невзирая на опасность и большой риск для собственной жизни. Но ради своих людей он не только готов рисковать сам, но и подвергнуть риску других. Посторонних. И также не следует забывать, что он и Жаров, как и все члены приморского квартета – друзья с раннего детства.
– Хорошо, а кто третий? Мне показалось, что он гораздо старше двух остальных.
– Так и есть. Он гораздо старше и меня, в том числе, и Джонсона. Наверняка и вас тоже, шериф. Это Евгений Сапрыкин. Я мало о нем знаю. Про него всякие слухи ходят, но не помню, чтоб он опроверг или подтвердил какой-то из них.
– Так, а что за слухи?
– Чаще всего говорят, что он был какой-то ученый и что как-то помогал квартету, когда тот уничтожал банды. Больше мне добавить нечего.
– Что думаешь, Джонсон? – Теперь Карл обратился к своему соратнику.
– Они заявили о себе, вместо неожиданной атаки. Следовательно, этим шумом они призывают нас на переговоры.
– Ну, втроем нападать было бы глупо.
– А их и не трое, Карл.
– Ты видишь еще кого-то?
Рон мотнул головой:
– Нет. Но я вижу местность. Там крутой обрывистый берег, примерно девять футов высотой[8 - 1 фут равен 30,48 см.]. Вокруг достаточно поваленных деревьев, за которыми можно спрятаться. А еще тот холм.
– Следовательно, это может быть ловушка?
– Вполне, – кивнул Джонсон. – Но скорее, нам показались всего три человека из соображения безопасности. Чтоб мы не перестреляли сразу всех. Они проверяют нас. Мы либо выйдем к ним, либо откроем огонь. И тогда остальные атакуют. Я бы поступил именно так.
– Ну что ж. Тогда я выйду к ним.
– Это не очень хорошая идея, Карл. Если все-таки они задумали какой-то трюк, то тебе лучше оставаться в безопасности. Пойду я.
– Рон, Майкл сказал, что там двое из четырех лидеров. Будет с моей стороны трусостью прятаться за спинами. Собери еще пятерых наиболее крепких ребят, и мы пойдем на переговоры.
– Хорошо, – кивнул Джонсон и отправился вниз.
– Майкл, из них кто-нибудь говорит по-английски?
– Я не имею понятия, – пожал плечами Крашенинников. – Насколько мне известно, вашего языка они не знают.
– Тогда нам нужна ваша помощь.
– Я, конечно, не против. Но в нашу последнюю встречу Жаров четко нам дал понять, что убьет, когда увидит в следующий раз.
– Окей, – Карл с необычайной легкостью воспринял отказ Михаила, словно именно такого ответа и ждал. Теперь он взглянул на молчавшую все это время Оливию. – Миссис Собески. Вы ведь помните о своем гражданском долге и о клятве американскому флагу, что вы давали, не так ли? К тому же, вы хорошо владеете русским языком.
– Даже думать об этом не смей! – рявкнул Михаил раньше, чем Оливия смогла ответить.
– А в чем проблема, Майкл? Она гражданка США, а в нашей стране равные права женщин гарантированы законом. К чему эта ваша дискриминация?
