Она уже полупривстала в кресле, когда мужчина увидел коптер и бросился на пол, в последний момент спружинив руками.
Наверное, он вскрикнул, потому что женщина обернулась, отняла руки от лица и открыла рот. Что-то залетело в ее разомкнутые губы. Женщина замерла. Это выглядело как гаптический глюк у Бертона.
Мужчина вскочил, толкнувшись, словно бегун со стартовых колодок. Миг – и дверь в окне задвинулась за ним, вернее, просто исчезла. Осталось сплошное стекло, которое тут же поляризовалось.
Женщина даже не вздрогнула, когда что-то крохотное пробурилось через ее щеку наружу, оставив капельку крови. Все новые мошки выскакивали из щели с бледными краями и залетали в открытый рот женщины. Ее лоб ввалился, как у Леоновой тыквы в компостной куче – дни, недели в считаные минуты, словно при покадровой съемке в ускоренной перемотке. Блестящая стальная планка перил начала втягиваться в зеленое стекло, которое уже было не стеклом, а мыльной пленкой. Потеряв опору, женщина рухнула с балкона, руки и ноги выброшены в стороны под нечеловеческими углами. Флинн устремилась за ней.
Крови, кажется, больше не было, только кувыркающееся тело в черной футболке и полосатых пижамных штанах. С каждым сантиметром оно съеживалось, так что к тридцать седьмому этажу, где Флинн впервые увидела серую штуковину, остались лишь две плещущие на ветру тряпки, одна черная, другая полосатая.
Перед двадцатым этажом Флинн вспомнила голоса и остановила спуск. Повисела немного на стабилизаторах, охваченная горечью и отвращением.
– Всего лишь игра, – сказала она себе в душной темноте трейлера. Щеки были липкие от слез.
Потом, чувствуя себя несчастной и опустошенной, двинулась вверх. Глядя на скользящую перед камерой черную бронзу, не давая себе труда осмотреть город. В жопу. Ну их всех в жопу.
Окна на пятьдесят шестом уже не было, балкон сложился и закрыл его. А вот папарацци вернулись, прозрачные капельки их камер смотрели в сторону бывшего окна. Флинн не стала их разгонять.
– Вот почему у нас никогда не бывает ничего хорошего, – услышала она собственный голос в трейлере.
16. Лего
– Пятнадцать минут, – говорил Лев, взбивая омлет на огромной, больше квадроциклов, висящих на кран-балках за кормой дедушкиного «мерседеса», французской плите. – Из которых десять уйдет на чтение их клиентского соглашения. Это здесь, в Патни.
Недертон сидел на том же стуле, что в прошлый раз. Окна в сад были темны.
– Ты шутишь, – сказал он.
– Антон это сделал.
У обоих старших братьев Льва рожи были бандитские, но у Антона – больше.
– С чем я его и поздравляю.
– У него не было выбора, – сказал Лев. – Отец принял оперативные меры.
– Никогда не думал, что у Антона проблемы с алкоголем, – заметил Недертон таким тоном, будто привык объективно судить на такие темы.
Он наблюдал за двумя детальками лего, красной и желтой, между блюдом с апельсинами и перцемолкой от Филиппа Старка[2 - Филипп Старк (р. 1949) – известный французский дизайнер и большой любитель фантастики: в названиях его работ использованы имена героев Филипа К. Дика.]. Сейчас оба кубика начали округляться в шарики.
– Уже нет. – Лев перенес присыпанный луком омлет на две белые тарелки и положил на каждую по половинке согретого тушеного помидора. – Там был не только алкоголизм. Еще неуравновешенность характера на фоне психологической расторможенности.
– Но я же вроде видел, как он выпивает? Здесь, недавно?
Недертон был уверен, что видел, несмотря на то что всегда старался сбежать при появлении любого из братьев. Детальки лего, теперь уже идеально сферические, медленно покатились к нему по старой дубовой столешнице.
– Разумеется, – ответил Лев, чистой стальной лопаткой поправляя омлеты на тарелках. – Мы же не в Средневековье живем. Но всегда в меру. Не до опьянения. За этим следят ламинаты. Они совершенно иначе метаболизируют спирт. Плюс модуль когнитивной терапии. В итоге у него все хорошо.
Лев подошел к столу, держа по тарелке в каждой руке:
– Уилф, «медичи» Тлен говорит, что твои дела нехороши. Очень нехороши.
Он поставил одну тарелку перед Недертоном, другую напротив и сел за стол.
– А Доминика разве не придет к столу? – спросил Недертон, рефлекторно пытаясь сменить тему.
Детальки лего, по-прежнему сферические, бок о бок лежали перед его тарелкой.
– Отец четко дал понять, что лишит Антона наследства, если тот откажется от лечения, – продолжал Лев, не обращая внимания на вопрос.
– Гордон хочет войти, – сказал Недертон. Он только сейчас заметил тилацина за темной стеклянной дверью.
– Тиенна, – поправил Лев, глянув на зверя. – Ей нельзя в кухню, пока мы едим.
Недертон украдкой столкнул красное лего на пол. Оно дзынькнуло обо что-то и покатилось.
– Гиена? – спросил он.
– «Медичи» Тлен не нравится твоя печень.
– Омлет выглядит очень аппетитно.
– Ламинаты, – ровным голосом произнес Лев, глядя Недертону в глаза. Толстая черная оправа еще подчеркивала его серьезность. – И модуль когнитивной терапии. В противном случае, боюсь, твой нынешний визит будет последним.
Чертова Доминика. Это все из-за нее. Наверняка из-за нее. Лев никогда таким не был. Желтое лего вновь приняло прямоугольную форму и теперь лежало неподвижно. Прикидывалось паинькой.
Лев поднял глаза, повел ими в сторону.
– Извини меня, я должен ответить, – это адресовалось Уилфу. – Да?
Он указал на омлет – ешь, мол. Потом коротко что-то спросил по-русски.
Недертон развернул прохладную плотную салфетку, достал вилку и нож. Он будет есть омлет с тушеным помидором в точности как здоровый, спокойный, ответственный человек. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось омлета и тушеных помидоров.
Лев нахмурился и снова заговорил по-русски. В конце фразы прозвучало: «Аэлита». Он действительно ее упомянул или это какое-то похожее русское слово? Затем вопрос, тоже по-русски, и да, последним точно было ее имя.
– Да, – сказал Лев. – Очень.
Ногтем указательного пальца он почесал левое крыло носа – Недертон знал за ним такой жест сосредоточенности. Еще вопрос по-русски. Недертон обреченно отправил в рот кусок омлета. Никакого вкуса. Тилацина за дверью уже не было. Они всегда так исчезали: только что здесь – и вот уже нет.
– Странно, – сказал Лев.
– Кто звонил?
– Моя секретарша и один из наших охранных модулей.
– А что случилось?
Пожалуйста, взмолился Недертон к равнодушному мирозданию, пусть для Льва это окажется важно. Пусть он отвлечется от исправительной клиники в Патни.
