– Ну как тебе сказать… оно-ж как было ранее? Китайцы они, черти хитрые, порох то раньше нас – европейцев, изобрели, – Жан-Палаш подтянул к себе один из стульев и положил на него ноги. – Так вот, энти китайцы сумели порох то изобрести. Да только он у них был – порошок. Пыль, песок.
– И что? Чего, это не делало его порохом?
– Ну милочка… кто-ж порошком пушки заряжает? Порох он, как говорится, огонь и воздух любит. Чем быстрее порох вспыхнет – тем лучше. Ты вот – смотри-ка… – старик указал на печь. – Печь попробуй затопить корзиной простых опилок, и корзиной щепы. Чё быстрее вспыхнет, как глаза потаскушки при виде денежного моряка? А? Так и порох. Порошок, он, конечно вспыхивает от одной искры – прямо твой характер, ей богу… Да только гранулы – они как бы вспыхивают ярче и мощнее. Так что вот.
– Значит порох что, смачивали, а потом протирали через это сито?– удивилась Милалика. – Но разве сырой порох горит?
– Сырой? Та не, не горит, хоть ты им печь топи. Но вот если этот порох подсушить, да заново перемолоть – то всё ого-го… – Жан-Палаш прижал руку к лицу. – Зубы ломит… Что-ж за птичка-невеличка-то поёт, да мою боль к себе то не зовёт…
– Тебе добрый человек особое лекарство дал – лакай из кружки и не думай ни о чём, – попеняла Жана-Палаша Милалика, снимая сковороду с печки. – Аль ты один из тех, что лекарств – да пуще ран боишься?
– Знаю я врачей… – проворчал старик, доставая из сковороды сухарь, который уже пропитался ароматным мясным соком и выглядел не в пример аппетитнее. – У нас в отряде врачи только пиявками мерзкими, да кровоспусканиями всех лечили.
«И долго точилась горячая кровь –
До полудня другого дня.
Сперва густая бежала кровь,
Потом совсем поредела,
И понял тогда отважный стрелок,
Что сделано злое дело».
"Смерть Робин Гуда" (Перевод М. Гершензона)
Пропела Виктория, что помешивала кофе. Милалика посмотрела на неё и покачала головой.
Но сказать ничего не успела – в дверях кухни появился Эйнджел Снарк-Младший.
Это был молодой юноша, лет шестнадцати – в этом доме он был самым молодым – Милалике было двадцать два года, а Виктории – восемнадцать лет. Однако рост и телосложение Эйнджела больше подошли бы взрослому мужчине, на самом пике развития физической формы. Причём длинные ноги, руки и несообразно развитая грудная клетка выдавали в Снарке опытного пловца и профессионального ныряльщика. Так же его мускулатура состояла не из толстых и жирных мышц, а из тощих, но тугих жил – как у профессионального кузнеца.
Серые волосы Снарка были, как обычно, очень коротко подстрижены, а его тёмно-зелёные глаза светились от какой-то внутренней силы. Милалика сильно подозревала, что Снарк умеет своими глазами видеть больше, чем многие люди.
Лицо Снарка нельзя было назвать красивым, но и уродливым – тоже. Причём Милалика и Виктория уже успели понять – Снарк пошёл лицом в свою мать, и совсем чуть-чуть – в отца. Для этого девушкам пришлось пересмотреть кучу портретов и фотографий, что были в доме Снарка. Виктория, как более сведущая в истории США, рассказала Милалике, что Снарк – сын женщины из Флориды, а это значит что в его жилах могла течь смесь испанской и французских кровей.
Однако Милалика была с этим несогласная – её «чуйка» подсказывала ей, что Снарк из более древнего рода – в США, где перемешались представители почти всего мира, трудно было судить о ком то однозначно.
Юноша принюхался, а затем открыл и закрыл рот, громко щёлкнув зубами – это у него уже была привычка, от которой он, скорее всего не мог избавиться.
– Что это вы сейчас готовите? – проговорил он необычным, гулким и красивым голосом – голосом человека, у которого постоянные заплывы и ныряния хорошо развили лёгкие, а так-же научили контролировать голос, не хуже, чем оперного певца.
– Мяса нажарила, – проворчала Милалика. – Уж извиняй, добрый человек, да только подъели мы у тебя и куров и рыбов. Так что надо бы закупаться свежатиной. А то завтра поди, будем лапу сосать, как твой медведь…
– И будет счастье, коль свою сосать… – ввернула Виктория.
Милалика ничего не поняла, но на всякий случай отвесила рыжей дуре – затрещину.
– Сия проблема сложности не представляет, – Снарк хрустнул пальцами.– Как раз сегодня имел намеренье отправиться в город – нужно навестить некоторых пациентов, дабы проверить, как они там себя чувствуют.
Пальцы рук у Снарка были, кстати, довольно необычные – каждая фаланга была чуть-чуть длиннее обычной – отчего пальцы напоминали паучьи лапки. Кроме того сразу от запястий тело Снарка украшали странные татуировки – красные линии, что переплетались без всякого складу и ладу, образуя таинственный и причудливый узор. Причём этот узор «расползался» по всему телу Снарка – Милалика не раз видела Снарка, когда тот возвращался, домой искупавшись, в одной набедренной повязке. Только голова и руки были свободны от этих странных узоров.
И это не говоря о странных шрамах на спине юноши – отец Снарка видимо был с причудами, раз позволил украсить своего сына такими художествами каким-то дикарям Микронезии и Новой Зеландии. Впрочем, Снарк всегда отзывался о своём отце с огромным уважением, хотя и не очень-то стремился рассказывать о нём.
Вообще этот странный юноша, врач-отшельник, что жил заперевшись в этом доме от всего мира, был очень таинственной личностью.
Но Милалика, Виктория и Жан-Палаш уважали Снарка. Это был человек, который принял их, такими как они, есть и никому не отказал в помощи в тот миг, когда они отчаянно нуждались в этом.
Снарк посмотрел на сковороду с мясом, и подошёл к одному из буфетов, после чего порылся там и вытащил жестяную банку, из-под мармелада.
Правда, вместо мармелада там были свёртки из промасленной бумаги.
Снарк выудил четыре таких свёртка и положил х на стол. Затем осторожно развязал один и показал всем какой-то ком похожий на скошенную и прессованную траву.
– Сиё есть сухая смесь из кое-каких овощей, кои не столь подвержены порче как обычная пища. Кроме растений тут изволит присутствовать и некие крупы, и жиры рыбы, обработанные особым образом. Так же тут есть… – Снарк замялся. – В общем, там некоторые вещества, что препятствуют порче мяса. Но сразу говорю, сырым это есть нельзя. Виктория, не затруднит ли вас поставить на плиту чайник? Нам нужен кипяток.
Милалика взяла один из шариков и понюхала его. «Чуйка» девушки отреагировала на странное угощение Снарка не очень хорошо – пища была пропитана каким-то слабым ядом. Правда для Милалики этот яд не представлял никакой угрозы – Снарк уже проводил несколько опытов – впрыскивал девушке, причём прямо под кожу – шприцом, яды самых разных змей и растений, что были в его бездонной коллекции. Ни один яд не подействовал на Милалику – её кровь мгновенно обезвреживала его и выкидывала из организма через почки.
Виктория тоже не побрезговала взять один из таких комочков, но вместо того что бы нюхать, поднесла к губам и несколько раз открыла и закрыла рот.
– Не хочу ничего такого сказать, Снарк, но сдаётся мне, что сия еда или испортилась, и в неё попал некий яд… – проговорила она.
Снарк усмехнулся, и клацнул зубами, а затем поставил на стол четыре миски.
– Уж я питаю слабую надежду на то, что вы, всё же доверяете мне и не верите, что я могу иметь желание вас отравить,– поговорил он. – На ваш вопрос скажу так – сей яд, что присутствует в этой еде, является консерватором пищи. Он изволит пропитать эту еду и умертвщляет гнилостные микробы, что портят еду и заставляют гнить раны.
– Микробы? Что это?
– Это микроскопические организмы, которые живут везде и всюду. Они жутко крошечные – наши глаза не способны их узреть, но вот микроскопы – вполне. Так что, мисс Виктория, можете потом, ежели конечно для вас это будет интересно, прийти в мой кабинет, где я держу лекарства и посмотреть на этих микробов в микроскоп… – Снарк распутал бумажные свёртки и бросил в миски по одному комочку. – Микробы изволят быть везде – именно они портят наши продукты питания. Некоторые методы что люди применяют – засолка и копчение, это есть суть защита от микробов. Нет микробов – ничего не портится.
– Погодь-ка, добрый человек… – Милалика подняла руку, перебив Снарка. – Это я так понимаю, что сей яд – он как бы убивает эти микробы и не даёт им портить еду? Так что ли?
– Абсолютно верно, – улыбнулся Снарк. – Конечно, идеальной защиты этот яд не даёт, так что приходится использовать и иные методы сохранения пищи…
– Интересно, почему тогда этим методом не пользуются другие? Для той же армии пайки делать…
– Причин тут несколько изволит быть… – Снарк взял чайник и начал заливать кипятком миски. – Во-первых – консервирование еды изволит быть проще и дешевле. А во вторых – количество яда в каждую порцию этой пищи должно отмеряться по аптекарским весам… С точностью чуть ли не до крупинки… Так что для армии этот метод сохранения пищи точно не вариант – правильно, месье Жан-Палаш?
– Ха! Это точно… – фыркнул старик. – У нас в армии даже повара соль и крупу в котёл на глаз кидали. Иной раз делали такое блюдо, что даже под угрозой смерти сожрать нельзя. А уж энти-то яды всякие нашим и того подавно нельзя доверять. Как отсыплет его полную горсть и готово – куча трупов. Для наших поваров, ну что в армии прислуживали, соли сыпануть столько, что кишки ссыхались – было прям таки обычаем. Без этого они и поварами-то не считались…
– Так что вот… Однако, уважаемые, прошу вас особо не беспокоится – каким бы странным и жутким не казался метод консервации моей семьи, он безвреден – при заваривании еды в кипятке, отрава разложиться и станет неопасной, – проговорил Снарк и приняв от Виктории чайник, залил в миски кипяток.
Милалика, Виктория и Жан-Палаш некоторое время смотрели на парующиеся миски. Однако пар быстро приобрёл приятный запах – что-то вроде капусты, и спаржи.
Шарики в мисках начали набухать, прямо на глазах, а затем деловито принялись впитывать кипяток и увеличиваться в объёме, превращаясь во что-то до жути похожее на привычную Милалике ботвинью, только не жидкую, а густую. В общем, что-то вроде овощного рагу из трав и каких-то кусочков рыбы.
Интересно было то, что на вкус это странное варево оказалось довольно съедобно – и даже очень приятно. Особенно когда туда насыпали жареного мяса.
