Напиши мне о галчонке. Записи на железнодорожных билетах
Александр Пышненко
Собрание небольших рассказов написанных автором в разные годы, далее срез всей его жизни. Во время многих путешествий по странам и континентам. Это еще и большой, временной, отрезок, – в который вместилась настоящая смена эпох. Эта книга – взгляд автора на многие процессы, происходившие в СССР, и странах, образовавшихся после его распада. Автор надеется, что она понравится его читателям.
Александр Пышненко
Напиши мне о галчонке. Записи на железнодорожных билетах
I
Напиши мне о галчонке
– Не обижайся на меня, пожалуйста. Я заметила, что ты обидчивый человек. Не обижайся. Я, хорошая девочка. Не хочу, чтоб мы потеряли друг друга. Это так просто бывает. – Она смотрела на него одним из тех длинных, любящих взглядов, которые много значат в жизни мужчин и женщин познавших друг друга, когда они много времени проводят вместе, и между ними налажены прочные отношения, с глубинными взаимопроникновениями, – то есть: живут общими делами, как и подобает молодым людям, у которых налажена сексуальная жизнь, когда уже появились совместные мечты о совместном будущем в пределах некоего романтического смысла.
Здесь, на Подкаменной Тунгуске, их сближали совместные маршруты. Они изучали долеритовые выходы по всей реке, на предмет залежей полезных ископаемых. Сливной магнетитовой руды. Железняка. Методов их поиски и разведки. Изучали, в основном, магнетизм выходивших на поверхность пород. Направление магнитных полей. Их увлекала совместная работа; совместное проведение времени. Которого у них было много. И, еще: целое лето впереди.
– Ты никогда не обидишься на меня? – Она спросила снова про обиду, и внимательно посмотрела в засасывающую магнетическую серо-желто-буро-синюю бездну его глаз, словно внедряя в нее чарующие флюиды своими зелеными глазами. В этом затягующем у себя фосфорическом космосе глаз; ей хотелось уяснить что-то главное, что определит глубинную его сущность, от которой веет каким-то неземным холодом, что приманивает так же, если б смотреть на звездное небо с земли; с этим взглядом, у нее появляется шанс окунуться в глубину его сущности одним лишь взглядом, чтоб попытаться постичь его глубину, как доступно это всякой женщине, – в этом бесконечном внутреннем, океаническом пространстве, открывалась обволакивающая, очаровывающая бездна, в которой можно растворится навсегда своей судьбой; и слушать бесконечную, внеземную мелодию, которая бы подтверждала привязанность к ней; ибо слова любви, уже были высказанные ими не в один раз, и будут выглядеть в этом пространстве затасканно-механическими звуками, сильно отдающими фальшью; потому, что они растеряли свои чарующие флюиды; эти слова уже были исчерпаны ими при иных обстоятельствах ибо касались иных судеб, и повторять многие ошибки, они были не намерены, не имели права по отношению друг к другу.
Им обоим, было по 25 лет, они оба взрослые, и еще совсем юные, знающие, чего они хотят и ищут в этой жизни, как и в своей, интересной работе. Они знали, что их нынешнее призвание – искать полезную руду. В прошлом у них остались те, кому они выговаривали все механические слова о своей любви, и разочаровались в этом. Они об том забывали, находясь вместе.
Здесь, в тайге, – «в глубине сибирских руд», – среди чарующей природы, получив полную свободу, они обрели новую возможность прочувствовать всю полноту человеческих отношений, испытав друг на друге все свои мечты о любовных приключениях. Они жили, как первобытные люди; в то же время, имея все, что уже наработало человечество (пусть и в специфическом, советском варианте его развития). За еду им не надо было беспокоиться: в мешках лежали, в необходимом количестве, банки тушенки и сгущенки. В реке водилось уйма рыб; он мог их таскать к костру килограммами. В виде украшения стола, можно было даже испечь тот же торт «Наполеон» – с блинов и сгущенки, украшенных ягодами кислиц. К их нарядам, у медведей не было никаких претензий – одевались в ветровки, с ромбом «Мингео», на рукаве; в болотные сапоги. Другая обувь, просто не справлялась бы с болотиной. Лодки, моторы и услуги опытного охотника-проводника, нанятого экспедицией, им хватало для глубокого проникновения в таёжную глубь.
Они были красивы; под стать своим романтическим отношениям. Близость у них произошла сразу же, как только они оказались наедине, – в маршруте, – длинной в один день. Вышло как бы само по себе, чтоб ничто уже не мешало их дальнейшей, совместной, работе.
На первый выходной, они попросили Анисима, отвезти их поближе к устью речки Майгунгда, чтоб порыбачить. Он перевез их на противоположный берег, сославшись на некоторые дела. Остальной путь – в километр – они прошли по берегу.
Усевшись на камни возле бурной речушки; болтали вроде не о чем. Слова, словно кирпичики, складывались в основу их дальнейших взаимоотношений.
– С какой стати, я должен обижаться. Да и слово, это, с лексикона бичей, я его не приемлю. Оно имеет, в их среде, негативную коннотацию. – Сказал он.
– Ты – обиделся? Я знаю, что ты обиделся. – Сказала она.
– Ты играешься с этим словом? – Спросил он.
– Олежа, мы с тобой должны быть, как одно целое. Понимаешь? Я хочу, чтоб это было так. И никак, по-другому. Я ищу признаки гармонии. – Сказала, она.
– С этим не поспоришь, Аня. Мы с тобою живем вместе, как одно целое. Отбрось ложный стыд, и спрашивай прямо, что ты хочешь от меня? – Спросил он.
– Я читала твой дневник, Олежа. – Сказала она, проникая в его взгляд, словно пытаясь предугадать реакцию.
Он умолк.
– Когда ты уходишь на рыбалку. Я всегда читаю твой дневник. Мне интересно. Ты хорошо пишешь. Тебе не хватает только диплома. Я знаю, о чем говорю. Как женщина. Не спорь со мной. Ты должен поступить в институт. Тебе нужны лишь «корочки», чтоб воспринимали каков ты есть на самом деле. – Убежденно, сказала Аня.
– А без этого – никак? – Олег улыбнулся.
– Никак. – Словно передразнив его, сказала Аня.
– Это же смешно, когда человека принимают только за «корочки». – Сказал Олег.
– Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек! – Сказала, Аня.
– И так: всегда! – Олег засмеялся.
– И никак по-иному у нас. – Сказала Аня.
– Ты – хорошая! Лучше всех! – Повысив голос, сказал Олег, словно пытался докричаться до медведей.
– Ты всегда начинаешь насмехаться над очень серьезными вещами. С такими вещами у нас не шутят. – Серьезно, сказала Аня.
– Я знаю. – Сказал Олег, уже примирительным тоном.
– Вот и хорошо, что ты это знаешь. – Сказала Аня.
– В нашей стране, для таких как я, места все заняты. Остались только в тайге. Чтоб не плакать, я научился смеяться. Иначе жизнь может превратиться, во что-то, весьма, ужасное. Не хочется превращать ее в трагедию. Поэтому я отправился в тайгу. – Сделав грустную мину на красивом лице, сказал Олег.
– Превращая ее в комедию, так что ли? – Спросила она.
– Скорее – в хохму. – Ответил он.
– Тогда: не лишай меня удовольствия научить тебя уму разуму. Я стану твоим педагогом – и доведу до ума. Это станет моей звездной мечтой. Я нашла человека, с которого может получится то, о чем я всегда мечтала. Сильного, упорного и неотесанного. Чтоб сделать из него того, кого хочет видеть женщина в своем мужчине. Ты, прекрасная заготовка, но своей шероховатостями в характере, ты держишь меня на расстоянии. Идет какое-то сопротивление? Смех, насмешки над собой, – это такая защита? – Спрашивала она.
– Наоборот, это: помощь тебе. Чтоб тебе не так было скучно в тайге обрабатывать целлюлозу. Когда мы остаемся одни. – Отвечал Олег.
– Можно посмеяться? – Спросила Аня, и улыбнулась.
– Сколько угодно. У меня еще есть. – Сказал Олег.
Насыщенные смыслом разговоры, происходили довольно часто между ними. Сейчас, от леса, их отделяло метров 30 пространства, затапливаемого во время паводков. Впереди несла свои воды широкая, неспокойная шивера; посредине реки, словно частокол – торчали камни, будто зубы дракона. Они смотрели на шиверу; на тайгу. На время замолчали, чтоб в повисшую паузу ворвались бурлящие звуки стремительной Майгунгды. Им было так хорошо находиться вдвоем, среди подглядывающих за ними из-за камней: таёжных орхидей, козлятников, иван-чая и кровохлебок. Это был, чуть ли не единственный выходной, за последний месяц непрестанной работы и они не спешили потратить его на рыбалку. Здесь, они ощущали себя на свободе. Вдалеке от геологического лагеря. Могли наслаждаться общением.
– Я обязательно сделаю, как ты хочешь. Я поступлю в этот институт, как ты хочешь. Ради этих «корочек», я стану жить, – хотя ума не прибавится, знаю точно. – Сказал Олег, прервав затянувшуюся паузу, прежде чем заглянуть Ане глаза.
– Я очень рада за такие мысли. – Сказала она.
– Вот доберемся до Красноярска. Останется лишь привести в порядок то, что у меня есть. Перепечатать на машинке. Я и сам иногда думал так поступать. Только вот работа не позволяет мне это сделать. Времени нет. Надо зарабатывать деньги. Да и вкладыш к диплому, мне почему-то не выдали, очевидно, кто-то, попытался мне навредить. Не впопыхах же забыли вложить. – Сказал он.
– Это плохо. Если кто-то заинтересован в этом. – Сказала она.
– Ты ничего не делал против власти? – Спросила она, после небольшой паузы. В ее взгляде, промелькнул страх.
– Я не воюю с властями. – Ответил он.
– Страшновато как-то сделалось. – Сказала она.
– Значит, понравились мои рассказы? – Спросил он.
– У нас на Бахте был галчонок. Мы его выходили. Он остался без своей мамы и папы. Сирота, одним словом. Вначале, был такой смирненький. Мы его начали учить жизни. Получив образование у нас, к концу сезона – он обнаглел, страшно. Представляешь? По утрам начал будить нас, чтоб накормили его. Он садился попкой на конек палатки, и спускался вниз. Вещи металлические тырил. Мы нашли его заначку. Чего там только не было? От заколок, до металлических рублей! Напиши о галчонке, – а, потом, когда ты уйдешь на рыбалку за своими хариусами, я буду читать. Пиши это, словно для меня. – Попросила она.
– Я напишу тебе о галчонке, во время дождя, и уйду на рыбалку. Читая, ты подумаешь обо мне, как я там ловлю хариусов. – Сказал он.
