Костяной Венец

Штормовой ветер сорвал широкополую походную шляпу с головы Виктора и унёс прочь.

– Без шансов, ваше высокородие. – сержант едва успел вскинуть руку, чтобы схватить воздух в том месте, где секунду назад пролетала шляпа. Отчего-то смутился и съёжился.

– Леший с ней. – безразлично отозвался Виктор, которого интересовала лишь темень леса – непроглядная, пугающая.

Сержант не комментировал, хотя вылазка ему была поперёк горла. Ещё бы! В такую погоду разве что самоубийцы ходят, да тем более навстречу шторму. Но Тефлисс словно бури и не замечал, или же замечал и нарочно выгадывал именно такую обстановку. Однако в любом случае своими догадками и планами не делился, даже цель не обозначил, лишь брякнул:

– Будь начеку.

– А чего ищем-то?

– Лагерь.

– Да с дуба рухнуть! – осмелился на хамство подчинённый, – Ну какой лагерь в такой шторм?! Ни палатка, ни даже землянка не вывезет.

– Угу. – Тефлисс наверняка не слушал, лишь крутил задумчивой головой, по которой метались чёрные отросшие пряди волос. Сержант хмурился и дрожал от злости и пронизывающего ветра, но зарёкся молчать, чтобы не лишиться жалования или, хуже того, должности.

Служить в третьем отделении канцелярии его императорского величества – это подарок судьбы. Областная и городская жандармерия – несерьёзно, первое отделение канцелярии ликвидировано давним указом, второе – отличный вариант. Третье – мечта, полная романтики, приключений, чести и профессионализма. Начальник строгий, но понимающий. Говорит, что он машина империи, но на деле совсем не так – душа-человек, а в остроте ума первый, хоть по скромности и старается не светиться. Но знают служивые: Виктор Тефлисс – непрост, как бы старательно ни пытался за простого сойти.

Тому в подтверждение пять лет его триумфа по карьерной лестнице: от безродного унтер-офицера до полковника!

Тефлисс замер и насторожился, хмуря густые брови. Мигом схватил песчинку, прилетевшую с порывистым ветром, раскрыл ладонь, а там…

Техножук! Невероятное изобретение техномагов: устройство слежения со встроенной (каким-то чудом) памятью! Неживая безделушка, но такая исполнительная, таких ещё и в производстве-то нет – одни слухи о них.

– Ваше высокородие… техножук?

– Молчи об этом, сделай одолжение.

– Но как вы его достали?

– Имею счастье быть в приятелях с одарёнными людьми.

– Но ведь управляют такими штуками только техномаги! – не унимался военный, – Вы техномаг?

Тефлисс медленно втянул воздух и нехотя изрёк:

– В каком-то там поколении да, спящий ген. Утверждают, что если ген заснул и не проявился через два поколения, то это равно смерти. Но вот видишь, как проявляется: ничего я изобрести не могу, но изобретения настоящих техномагов меня откровенно любят! – он улыбнулся жучку мимолётно, но нежно, а потом взглянул сквозь деревья целеустремлённо и со страстью.

Полчаса пути и в овраге мелькнули телеги.

Сержант чуть не выругался в голос, но ветка вовремя хлестнула по лицу, сбивая порыв.

– Ваше высокородие, но это же бродячий цирк! Нелегальный! Да как же… как же вы это вычислили?

– «Карнавал», – поправил Виктор, педантично поправляя тёплый воротник пальто, – Уж не без труда, разумеется. Моя двенадцатая попытка. – не стал вдаваться в подробности, хотя в голове сразу всплыли бесконечные попытки сыскать именно этот цыганский табор. Уж сколько других он в этой слежке буквально достал из-под земли – цыгане мастера играть в прятки! И все те встречи с предводителями цыган несли цепь разочарований и открытий, пока тонкий расчёт Пути не вывел на «Карнавал».

– Да как же они посмели по империи ездить вот так?

– Риск у них в крови. С алчностью и фееричной ловкостью это гремучий коктейль. – невесело ответил Виктор и туже перетянул шарф, разметавшийся ветром, – Жди-ка ты меня здесь. И без самодеятельности, никакого геройства и дури, задача ясна?

– Но как же, ваше высокородие?! Вы что туда один пойдёте? И никакого захвата?

– У меня своя миссия. И она явно не связана с арестом, иначе бы не брал с собой любопытного сержанта, а взял бы полк. И всё равно это не дало бы результатов. – без дальнейших объяснений, Виктор шагнул за кусты и решительно двинулся к табору.

Он не раз видел, как живут цыгане, но в этом таборе было что-то особенное – самоуверенность на гране абсурда. А ещё древний непередаваемый колорит, не поддавшийся изменениям, которые навязывал мир. Другие представители этого народа подстраивались под время, но Карнавал будто был кусочком государства внутри государства – в этой гнетущей атмосфере всё говорило, что Виктор чужой от макушки до пяток.

Погода дала Виктору преимущество, некоторый эффект неожиданности, его всё равно довольно быстро вычислили и выставили оружие.

Но Виктор шаг не сбавлял, лишь предупредительно поднял руки, выражая мирные намерения. Догадаться, кто в охране цыганского табора главный, не составило труда, поэтому непрошеный гость быстро установил визуальный контакт:

– Я при табельном оружии, но готов по доброй воле его временно сдать вам на хранение. – добродушно оповестил он и осторожно распахнул пальто, демонстрируя кобуру с револьвером. Его орудие произвело должный эффект – начищенное до блеска, оно не выглядело таким же дружелюбным, как его хозяин. И виды видало – это сразу читалось по вытертой дублёной коже на рукояти.

Вообще, Виктор сильно изменился за шесть лет императорской службы. Появилась в нём непоколебимая уверенность, продуманность до мельчайшей детали, риск. А ещё он производил впечатление человека, который уж точно слов на ветер не бросает.

Предводитель табора же неплохо разбирался в людях и двинулся навстречу незваному гостю с напускным пренебрежением, вульгарностью в каждом жесте. Густая борода и обилие мускулов вроде и создавали общую картинку бывалого главы, вот только Виктор без труда определил его, как едва ли своего ровесника.

– Имперская подлиза в наших краях. – протянул глава, предоставляя подданным паузу после своей реплики. Смешок прошёл по рядам цыган, но скорее вымученный, – И как же угораздило явиться одному? Если для переговоров, то послал бы служку.

Виктор нервно потёр переносицу:

– В наших краях, а не в ваших. Вы кочевники без фактического места жительства. – поправил он и добавил, – Ничего личного. – пожал плечами в примирении, – К чему все эти третьи лица? Пошли я служку – тот бы говорил со служкой, не по статусу ему главу табора от дел отвлекать. – отчеканил он, – А я по делу. Не по велению императора, а по разведывательной миссии.

– И я должен в это поверить?

– Ваше право. – разговор как-то зашёл не в те вибрации, потому Виктор тут же задействовал железобетонный аргумент, – На правах гостя, прошу тёплый приём и обстоятельный разговор. Традиции цыган всё так же крепки, или в этом таборе всё шиворот навыворот?

Глава смерил Виктора презрительным взглядом, и всё же кивнул своим людям проводить гостя в шатёр, по пути уточнив:

– И что, совсем один пришёл?

– Да нет же, там к востоку один сержант в кустах. Вы уж его, прошу, сильно не пугайте, он и так нервный попался. – было брошено спокойно, как если бы Виктор был абсолютно уверен, что выберется из опасного приключения живым и здоровым.

Когда мужчины зашли в тёплый шатёр, в глаза бросилась сутулая немолодая женщина с глубокой морщиной между бровями. Волосы струились по её сгорбленной спине чёрным с лёгкой проседью ручьём, но отчего-то завораживали. Колкие густо обведённые смолью глаза смерили гостя убивающим взглядом, крылья носа раздулись в пренебрежении. Женщина, может, и была красива, но характер сыграл с этим даром злую шутку и обезобразил её лицо.

– Ваша маменька? – поинтересовался Виктор, встретив злой взгляд с раздражающим спокойствием.

– Могла бы ею стать. – хмыкнул глава и отчего-то заискивающе словил глазами женщину, – Моя названная мать, Найла. – представил он с уважением и перевёл взгляд к Виктору, но тот среагировал быстрее:

– Виктор Тефлисс. Начальник третьего отделения канцелярии Его Императорского Величества. А ты, очевидно, цыганский «король» Баншер Джавади, много слышал.

И Баншеру польстился наличию слухов о своей персоне, настолько, что упустил личное «ты», которое почти незаметно, но поставило Виктора с цыганским королём вровень. Он вообще, по наблюдениям Виктора, был одержим своей персоной до нездоровых проявлений. Пафосный, демонстративный и невыносимо зависимый от реакции публики. Даже одевался с вызовом и церемонно: массивная накидка с густым меховым воротником, сцепленная золотой цепью до боли напоминала королевскую мантию, отвороты сапог пестрили росписью, сложной отделкой и вкраплениями бирюзы, а вышивка по манжетам легко сошла бы за произведение искусства. Вплетённые в бороду камни и драгоценности тоже привлекали внимание, как если бы Баншер каждую минуту своей жизни пребывал в яркой роли на сцене цирка.

– И что тебе надо, Виктор Тефлисс? – Баншер то и дело поправлял безупречную бороду, будто до смерти боясь, что один из волосков выбьется из общей композиции.

– Ищу кое-кого. – Виктор достал из кармана трубку, уплотнил в ней табак и чиркнул спичкой. Его внимательные глаза вроде бесцельно блуждали по шатру, но в то же время неустанно подмечали реакции собеседников, в особенности женщины по имени Найла, – Из ваших. Эльзу Эйс.

От этого имени Найла дёрнулась, будто ужаленная, но сдержала свой порыв вскочить на ноги. Тем не менее теперь её глаза въедались с целью вытрясти душу. Она зашипела:

– Что тебе надо от Эльзы Эйс?

Виктора же такая реакция забавляла, хоть он и старался сохранять напускное безразличие. А ещё нарочно тянул с ответом, доводя до бешенства: блаженно потягивал ароматное марево из трубки:

– Эльза – знаменитая в своих кругах авантюристка и преступница, что здесь ещё добавить? – он выпустил кольцо дыма, – А вы как-то по-матерински переживаете, да?

Наверняка он не знал, лишь верил догадкам, которые имели обыкновение на ходу подтверждаться. Правда чаще всего Тефлисс не сомневался, не волновался и вообще холодел к ситуации, теперь же сердце его стучало учащённо и горячо, обнажая неравнодушие.

– Найла мать Эльзы. – отрезал Джавади жёстко, – И мы сами ищем эту мерзавку.

Виктор медленно перевёл взгляд на Баншера, состыковывая все факты.

Он уже понимал степень родства Баншера к Эльзе, а затем пришла чёткая хронология трагических событий её жизни. И участия в них цыганского главаря.

Но хладнокровие потерять легко, как и пользу от коридора вероятностей, который Виктор так долго выстраивал ради этих бесценных минут. Эмоции – плохой советчик, потому он собрался с мыслями и отыграл свою роль исправно:

– Если б я скрывал преступника, то тоже сказал нечто подобное.– теперь он заговорил как глава сыска, будто не он находится во враждебной обстановке на правах пленника, а цыганский король и Найла у него на допросе.

– Какой резон скрывать эту мразь? – подала голос женщина.

– Вы мать, уж наверно там что-то типа чувств, неравнодушных сердец и прочей сентиментальной брехни. Вы мне скажите. – Виктор внимательно наблюдал за женщиной, бросая слова так легко и невозмутимо, будто сантименты действительно не стоили и грамма табака.

– Ах, чувства! – хрипло засмеялась Найла и выудила из шали трубку в три раза превосходящую по размерам трубку Тефлисса. Отточенные движения трясущихся рук выдали подозрительную ловкость, – Стерва, а не дочь. Вот все мои чувства! Найду – прибью и волосы выдеру. Но прежде она выполнит то, что обещано.

– Найла. – жёстко осадил глава цыган, – Побереги угрозы! Она моя.

– Твоя-твоя, мой агнец, – и продолжила, – Вот этому мальчику Эльзу обещали, ему и семи лет ещё не было, как я с его отцом по рукам ударила! Всё в неё вложила, всему научила, лучшей сделала! – она неопределённо махнула на стенку с ветхими плакатами Карнавала. Виктор скучающе пробежал глазами по ретушированным фотографиям и уловил знакомые черты юной Эльзы, правда, разрисованной сценическим макияжем, изогнувшейся на висящем в воздухе обруче, – А ей всё не то, да мало! Стерва! – громко и смачно выругалась женщина, заливаясь булькающим кашлем курильщика, после которого харкнула прямо на аляповатый ковёр, – Ну что же, ждали первой крови! А эта подлая змея извернулась и удрала! Мало я с ней позора хлебнула! Сатанинское отродье! – но эмоции спали и теперь Найла уцепилась колючими чёрными глазами за Виктора, – Знаю точно: жива она, не пропала без своей семьи. Один у неё выход – от цыганской крови откреститься. – она смяла край шали с жестокостью, – Ублажает и дурит имперских подданных, подлое создание! Будь проклят день, когда она появилась на свет!

Всё время рассказа Найлы, Баншер накалялся всё больше. Его глаза сужались в непримиримой ярости, обостряя черты лица всё сильнее и сильнее. Когда длинные толстые пальцы, сплошь украшенные разномастными перстнями, сжали рукоять кортика, Виктор невольно напрягся, но старался не проявлять встречной агрессии.

– Наш народ прячется на помойках, голодает и подвергается унижениям, а моя жена стелется под империю! – переполненный брезгливости и ярости, предводитель выхватил кортик и махнул по полотну шатра, разрезая его без жалости. Внутрь проник поток холода, цыганка поёжилась.

– И какие лидерские качества надо иметь, чтобы растлить тринадцатилетнюю девочку? – вместо прочего спросил Виктор.

– Не девочка, а женщина, раз детородная.

– Ребёнок. Она была ещё ребёнком. – холодно продолжил Виктор, накаляя атмосферу.

– Первая кровь прошла и в дело! Она и так заставила меня долго ждать, у других раньше всё начинается.

Виктор замер в яростном оцепенении.

Момент пришёл – он его почувствовал, как острую зубную боль, но лишь развернулся лицом: Баншер раздул ноздри в напряжении, растопырил короткие пальцы в перстнях.

– Агнец мой, осторожней! Важная ищейка в гостях. Узна́ют цыганские бароны, что повредили гостя – потеряем многое.

– Стараюсь. – выдавил с трудом Баншер.

А в Виктора будто буром ввинчивались ментальные клешни псионика.

Отвратительное ощущение, которое Тефлисс всем нутром ненавидел. Но терпел и подсекал – не зря потратил годы, подковываясь против воздействия этого сложного дара. Дни и недели напролёт на разные техники – лишь бы минимизировать воздействие кукловодов.

Вымученная улыбка на его лице, щелчок пальцами. У Баншера дёрнулся глаз. Ещё щелчок. Снова тик. Ритм отщёлкивал нервы цыганского барона, пока тот не слетел с контакта, зарычав. Откинулся в своё сидение в бессильной ярости, будто измотанный зверь, а вот Виктор был почти спокоен:

– Хороший дар. Но нестабильный… – подытожил Тефлисс со знанием дела, – Блуждающая кровь цыган мудра: именно смешение крови даёт силу, когда дару некуда развиваться в тесных близкородственных связях. Мать с отцом родственники? – Баншер невольно кивнул, – Это дало высокий потенциал, но сбой на концентрации и контроле – увы. Сложно целенаправленно жалить, да? Да… – сам подтвердил Виктор и с досадой обвёл лагерь взглядом, понимая, что такой сильный дар находит выход в другом – в массовом подчинении псионику, – Кошмар.

Найла изворотливой змеёй меняла на лице эмоции, подстраиваюсь и тут же беря на себя происходящее, которое, наконец, начала понимать глубже, чем Баншер:

– А ты, милок, хочешь, погадаю? – мягче заговорила она, – Дай ладонь, может, с проблемами твоими разрешится? – она встала и медленно подошла к нему в порыве захватить ладонь, но Виктор одёрнулся и спрятал руки за спиной, учтиво отказываясь:

– Благодарю, но проблем у меня нет, есть задачи. Тем более мне пора. – он уставился прямо перед собой в абсолютном безразличии, минуя встречи взглядами, – Будьте спокойны: местонахождение вашего табора я не сдам, а эта встреча останется втайне. О тайнах я знаю не понаслышке, и хранить их умею. Даже от императора. Вам бояться нечего, пока ветер не переменится. – и здесь он выдал неожиданное для цыган, – А там повеет на восток, придут трёхдневные дожди и вы идите за ними.

– Зоркий! – старуха повела головой вбок, ища спасения в короле цыган, а тот снова стал воинственным, – Зоркого пустили! Круглые дураки!

– Я просто неплохой синоптик. – усмехнулся он. – Не пустили бы, так сам пролез. Ну что вы, право! Я дал вам слово, нет необходимости кидаться в истерики. – Виктор вытащил сложенную вдвое шляпу из кармана, расправил и натянул на голову, – А теперь прощайте.

Он спокойно вышел из шатра Баншера, гордо преодолевая лагерь без охраны. Его сопровождали взгляды недружелюбных цыган, даже глава табора выполз из порезанной кортиком обители, чтобы смерить удаляющегося гостя презрительным взглядом.

Виктор занимался привычным делом – считал.

Вся вылазка, по сути, ради трёх моментов.

Встреча с Найлой, чтобы понять потенциал Зоркости. Обескуражен: она видит настоящее, а не прошлое или будущее, как её дочь. Однако встречу подготовили, когда он был уже на территории Карнавала, следовательно, диапазон впечатляет, но физически привязан. Предположение: привязка к табору, ведь про Эльзу Найла лишь догадывается.

Случилось на её счёт и другое наблюдение: прикидывается старухой, но ей слегка за 40 лет – не так уж и много даже для цыган. Родами не измотана, так что роль старухи – всего лишь игра.

Табор проворен в сравнении с другими, но всё же неповоротлив. Их привела в здешние места неслучайность. И это Виктор оценил уже исходя из второго важного момента, ради которого весь этот риск затевался – оценить табор изнутри: его масштабы, его скорость, людей, их одежду и занятия. И пусть на это даны лишь минуты, но вес этой информации неоценим.

Это говорило о цели их стоянки. Но слишком тихо, слишком осторожно.

И третье: Баншер. О нём слухи и правда были, но всё на уровне паники. Виктор подозревал, что цыганский барон – псионик, но его дар оставался не подтверждён. Ужас в том, что такие, как Баншер опасней обычных псиоников в несколько раз. Пусть его точечное воздействие на мозг волю человека недостаточно хорош, но вот в гневе такие экземпляры страшны: их псионика вырывается наружу и разит всех наповал. Такой с психу может повести за собой толпу, а может эту толпу убить. И всё это не поддаётся контролю.

Вот так сейчас его табор отходил от того несфокусированного воздействия на Виктора: попало всем, кроме Найлы – это снова удивительно!

В остальном Виктор сделал вывод, что второго восстания пока ждать не стоит, возможно, оно только готовится. Карнавал по-прежнему будет действовать в одиночку и с другими цыганами объединяться напрямую побрезгует. А даже если, то к столице не подступиться: радикальных настроений там нет и подогревать нечего.

А ещё: Эльзу Карнавал ищет, но след потерян.

И всё же что-то они готовят. Не зря же при показной инфантильности этих сплошь актёров и шарлатанов, их будто сонном виде, оружие всё же наточено, а на сапогах некоторых мужчин следы чернозёма, которого в этих краях нет. Недаром они, в спешке перед внезапной встречей, не попали в нужные отверстия для пуговиц. И запах этот… может, конечно, от клетки с животными…

…кстати, а где животные?

Но Виктор не посмел слишком очевидно разглядывать табор и тем более оборачиваться. Собрав крупицы увиденного воедино, он обязательно выпишет все свои заметки и проанализирует эти минуты вдоль и поперёк, но уже в спокойной обстановке в своём кабинете начальника жандармов третьего отделения канцелярии.

…Потому что министром он, конечно же, не стал!

Тяжёлый взгляд в затылок он учуял, но осанку лишь натянул. Нельзя давать слабину, когда тебя так разбирают по косточкам.

А Найла внимательно смотрела на гостя и хмурилась. У немолодой цыганки уже совсем не тряслись руки, сутулые плечи расправились. Она развела ладонями, на которых лежали бесполезные смятые листки:

– Лис этот Тефлисс. – хмыкнула женщина Баншеру с интересом, – Он, очевидно, был готов ко всему, что здесь произошло. Знал наверняка, что так и будет. Не простой, ой не простой. – она продемонстрировала надписи на листочках «Я чист», «А что вы ищете?».

– Знал, что ты его обчистишь?

– Да.

– И что с ним делать?

– Выжать всё, что можем. Эльзу он знает лично. И он её найдёт.

– Очередная её жертва?

Она задумчиво кивнула:

– Думается, что да. Обворовала она его начисто, самое дорогое забрала. И нам это на руку.

Шестью годами ранее. Воспоминание о большом разочаровании рода Дарм

Виктор с детства страдал мигренями.

Такими, что хоть на стену лезь: до зубного скрежета, бессонницы и одной сплошной муки.

 Лекари твердили, что есть риск лишиться способностей к магии, отчего родители потихоньку списывали старшего сына со счетов и выпячивали таланты младшего – избалованного и амбиционного юношу. Виктор сквозь боль и вечный шум в голове пытался сосредоточиться и доказать то ли себе, то ли родителям, что он не безнадёжен.

– Сын, – позвал отец в излюбленной манере – будничным скучающим тоном, – Выпей микстуры от мигреней, что ты там ещё делаешь? Но такой вид не годится. Позоришь! Пёс плешивый, а не Дарм! Синяки под глазами, как у бродяги с подворотни. Загар откуда?

Да-да, тогда Виктор ещё числился в древе рода Фа Дарм, или же просто Дарм.

– Читал в саду. Мне так легче.

– Легче не позорить уважаемую семью. – наотрез мотнул головой Кай Дарм, – Приведи себя в порядок и не забывай, кто ты есть!

– Такое не забудешь. – тихо огрызнулся Виктор, едва ворочая языком и забрал у носильщика свои немногочисленные вещи.

Пытаясь сфокусировать взгляд на дороге до общежития, молодой человек прибавил скорости и шёл буквально вслепую – так невыносимо болела голова. Но при отце поддаться слабости  непозволительно.

Каждый год старший Дарм провожал сына на учёбу, но не из заботы, а в жажде засветиться перед своими знакомыми и ректоратом Утёса. Престиж , пыль в глаза и реки лести – это он обожал и боготворил, как ничто другое в мире.

Виктор терпеливо шагал по проторённой до оскомины тропе и ненавидел этот спектакль. Будто раб рода Дарм: лучший в престижном лицее и в академии Утёс на факультете Зорких, а после карьера важной шестерёнкой в машине империи, договорной брак и дети семеро по лавкам до пенсии. Однажды, может, выдастся шанс выкроить уголок для милых сердцу занятий, чтобы тайком от родственников и журналистов побыть собой.

Несясь по знакомому до мелочей коридору, он и не заметил движущуюся фигуру девушки, загруженной по макушку картами, тубусами и единственным ветхим чемоданчиком.

На миг отступившей боли Виктор почувствовал шёпот  дара, но сформулировать угрозу не сумел, одно лишь ухватил – рок: неминуемый узел из событий прошлого, что привлекли в эту секунду. Сердце отозвалось гулким тревожным ритмом, дыхание сбилось и волоски на теле встали дыбом.

– Аркан… чёрт! – прошептал, но среагировать не успел, через секунду теряя равновесие.

Столкновение грянуло: карты звёздного неба полетели до  потолка, сумка Виктора раскрылась в полёте и высыпала всё непотребство: носки, нижнее бельё и самое сокровенное – музыкальную шкатулку, хрупкую и изящную. Вещица летела по коридору будто замедленно, разрушая надежды на сохранность.

Молодой Дарм с горечью наблюдал этот роковой полёт, прощался любимой вещью, но внезапно девушка опомнилась от падения и ловко подхватила вещицу, как сорока, углядевшая блеск сокровищ.

– Ух ты! – не удержалась она, покрутив изящную шкатулку в руке, – До чего чудесная!

Виктор забыл, в каком нелепом положении находится, и потянулся завести шкатулку. Крышка в руках незнакомки со скрипом отворилась и оттуда показалась маленькая балерина, крутящаяся под звуки шарманки.

И ничего что вдвоём они сидели посреди людного коридора в куче нижнего белья – момент неведомым чудом воздвиг границы с окружающим миром. Балерина, невозмутимо говорящая на языке музыки и танца, стала связующей нитью, отчего пространство изменило физике. Виктор и не понял, почему затеял это маленькое таинство с чужим человеком. Шкатулка с танцовщицей была его личным чудом, а не очередной вещицей, среди прочего хлама.

Позорное столкновение разозлило, только губы тянули лёгкую полуулыбку, да и головная боль осталась за границей волшебного события – нелепого и дурацкого, но яркого.

Магия зашелестела на кончиках пальцев молодого человека и вырвалась дымкой, воплощаясь в тени прошлого: закулисные сцены императорской оперы с яркими костюмами, прекрасными балеринами, готовящимися к выходу. Невероятные подъёмы изящных стоп, блеск камней и бесконечная грация.

Девушка улыбнулась, заворожённая  сначала шкатулкой, затем картиной прошлого. Виктор невольно залюбовался её миловидностью, хоть и нелепостью: до чего странно она выглядела в куче вещей! Два тома библиотечных книг были явно не по возрасту, Виктор узнал их: они числились в списке литературы на грядущий семестр его курса – четвёртого! Да и факультет не девичий. Виктор фыркнул, оценивая интеллект падкой на безделушки девчонки, дополнили картину кукольные локоны неровно обрезанных волос, смазливость, капризная мимика. А главное – возраст: слишком юный для студентки академии Утёс.