– Без дрыглового камня я не поеду домой. Его величество посадит меня в тюрьму за измену и контрабанду, а потом казнит.
– Ваш брат…
– Ничего Терлак не сделает! – рявкнул Пол, и я вздрогнула. Глиняная чашка полетела через костер: горячие капли попали в пламя, и послышалось шипение.
– Хватит ему и клану пережитого кошмара. Уж лучше здесь сдохнуть, чем заставлять всех МакГиннесов ходить на поклон к Абелю за прощением для меня.
– Ай, – отмахнулся Али, – упрямый вы человек, господин. Волосы как пламя, кровь кипит и душа горит. Домой ведь хотите, в глазах тоска. Да и брат ваш шлет послания. Письмо из Кафиса, поди, до сих пор не открыли?
– Али?
– Что, господин?
– Умолкни, пока в бархане не закопал.
– Ой, все, молчу. Конечно, кому нужен маленький глупый Али? Вай-вай, все всегда обижают бедного слугу, шайтан подери, постоянно меня пинаете. Обидно. Бабушка моя говорила, что от чужаков одни беды…
Пол покачал головой и замер, заметив меня, стоящую в тени. Думала, накричит, но вместо скандала МакГиннес двинулся к разложенному спальному месту. Под голову он сунул сумку, а сверху накрылся бурнусом и повернулся к боку верблюда.
– Чай, каша, сухофрукты, – спокойно заметил Али, когда я подошла ближе к огню и протянула руки к котелку.
– Вы ищете Медный город?
Слуга шумно отхлебнул чай, следя внимательно за тем, как я накладываю рис в плошку. Пресная каша, водянистая лепешка нисколько не разогревали аппетит, только сухофрукты спасали ситуацию. И, судя по ухмылке на мое кривляние, Али ждал подобной реакции.
– Обсуждать миссию господина мне не по чину, – заявил слуга.
– А жен?
– Каких жен? – моргнул Али удивленно.
– Первых, вторых, – я проглотила с отвращением кашу и повозила по дну ложкой.
Опять раздалось ворчание про «глупых баб с шайтаном в голове». Возмущенный Али вскочил на ноги, расплескав остатки чая, и цыкнул на меня. Ишь, какой гордый. На простой вопрос не ответил, а мне откуда знать? Вдруг у шангрийцев принято по десять жен дома держать. Наши болтуны говорили, что мужчины из Объединенного королевства женятся раз, а потом заводят много любовниц.
Я снова поморщилась. От мысли о куче разных женщин у мужа окончательно испортился аппетит. Поев, я убрала посуду, дошла до импровизированной постели и рухнула на нее без сил. Чувство эмоционального опустошения накрыло с головой, мешало погрузиться в беспокойный сон, поэтому оставалось лежать и дрожать, прижавшись к боку верблюда.
Неожиданно теплый бурнус опустился сверху.
– Стук твоих зубов разлетается по всей округе, – услышала я голос Пола и замерла тихо, точно пугливый зверек. Я вцепилась в ткань, втянула носом знакомый запах.
– Ты замерзнешь.
– Это надежда в твоем чудесном голосе, Жасмин?
Я с возмущением приподнялась и уставилась на ишака, именуемого мужем. Тот же, в свою очередь, бросил сумку на землю, после чего лег рядом.
– Что ты делаешь? – подозрение закралось в голову.
Меня схватили в охапку, притянули к груди и развернули спиной. Горячее дыхание пощекотало затылок, взъерошило волосы. Я взяла Пола за руку, ощутив гладкую кожу перчаток.
– Теперь не замерзну, – беспечно ответил он.
Мое фырканье супруг проигнорировал, затих, и через минуту послышалось ровное дыхание. Смирившись с пленом, я молча закрыла глаза. Соленая влага вновь обожгла кожу, постепенно забирая остатки печали.
– Плачь, Ясмин. Потом станет легче.
Сказал ли Пол эти слова или мне показалось, одному Мудрецу известно. Но, вволю наревевшись, я наконец уснула, убаюканная покоем, которое дарили объятия мужа.
Под утро я проснулась от жуткого холода и пугающего крика. Сначала испугалась, что монстры напали на наш лагерь. Лишь спустя несколько секунд поняла: мученический вопль вперемешку со стонами издавал Пол, который лежал рядом.
Глава 11. Ясмин
Блеск стекла на секунду выбил меня из колеи, когда Пол в очередном приступе отбросил окуляры. Тело выгнулось дугой, куфия скрутилась на шее. Болезненный крик разлетелся по пустыне и резанул по нервам.
МакГиннес умирал. Испарина серебристыми каплями стекала по лбу, холодный пот на бледной коже обжег мои руки. Упираясь в твердую грудь, я ойкнула от удара по лицу и чуть не рухнула в песок. В голове зазвенело. Пол даже не понял, что отбивался не от иллюзорных демонов сна – а от меня. Скула горела, но я все равно не оставила попыток достучаться до сознания мужа.
– Пол! Пол, очнись!
Я увернулась от очередного случайного удара.
– Бесполезно, – равнодушный голос Али прозвучал совсем рядом.
Подняв гневный взгляд на слугу, я уперлась в лежащую спину и отползла в сторону. Мелкие камешки под пальцами оцарапали кожу, но я не обратила на это внимания.
– Разве ты не обязан ему помогать?! – вырвалось у меня вместе с испуганным вздохом, когда МакГиннес в очередной раз застонал.
Как раненное животное, чье тело пронзило копье охотника. Борьба за жизнь продолжалась, зверь полз, оставляя окровавленный след. Однако смерть шла за ним по пятам. Он чувствовал и понимал: конец близок.
Никто не придет на помощь.
– Нет, нет… – выдохнул Пол. Его глаза широко распахнулись, чтобы через секунду закрыться вновь.
– Нельзя ему помочь, госпожа, – ответил Али. Он по-прежнему лежал неподвижно, хотя верблюды от криков давно проснулись и нервно косились на источник шума. – Днем ядовитое пламя терзает плоть, а ночью – душу. Господин платит Мудрецу страданиями за грехи, совершенные в прошлом.
Странный ответ. Я прикусила губу и посмотрела на изможденного Пола. Казалось, боль почти довела его до края бездны. Один шаг – полетишь в бесконечную пасть чудовища, который легко переварит тебя, как сотни других. Возможно, кошмары, пытавшие МакГиннеса по ночам, именно этого и добивались. Жаждали увести за собой в темноту, чтобы навечно оставить там умирать раз за разом.
Я посмотрела на небо: солнце только-только подобралось к линии горизонта, рассекая темную землю и плотную ткань ночного неба пополам. Совсем скоро каменистые пейзажи должно зардеть алым светом, а значит, и ночные демона Пола обязаны отступить. Ведь с восходом шайтаны прятались в свои пещеры.
Очередной крик продрался сквозь плотно прижатые к ушам ладони. Меня буквально встряхнуло на месте. Великий Мудрец, неужели можно жить с такими мучениями? Как Пол высыпался? Или привык?
Стиснув зубы, я крепко сжала веки. О сне я забыла, мысли вылетели из головы. После каждого утихающего вопля я повторяла беззвучно: «Не трогай, не касайся. Чужая боль не твоя». Я вспоминала великое писание, молила Мудреца пощадить душу Пола МакГиннеса. Взывала к милосердию чужих богов и боялась.
Если он умрет, куда я пойду? Что буду делать?
– О Мудрец, пощади раба твоего, – бормотал Али.
Что закрывай уши, что не закрывай – крики все равно находили способ достучаться до нас. Как и утренний холод, они пробирались в любые щели, под ткань одежд и плотные бурнусы. В конце концов я устала прятаться и смело подползла к извивающемуся Полу. Али открыл рот, но я лишь покачала головой, поймала в полете взметнувшуюся руку МакГиннеса и крепко сжала запястье.
