Любовь по имени Тала

I

В пещере гранитной, у самого моря, дитя выживала,

Смиренно не споря, от тяжкого гнёта страдая немало.

Терпела муки от невзгод, любви не ведая участья.

Всё оттого что не для счастья её похитил злобный род.

И лишь одной вещице Тала могла обиды доверять.

Видать, она подозревала, что «оберег» дала ей мать.

И этот странный медальон безмерно девочка ценила.

И зло отнять бы не забыло, но драгоценным не был он.

Но тайну мне открыть пора. Искала тех среди народа

Сила вечная добра, в ком ей люба была порода.

Что ненавистно было Мраку. Но от террора духа зла

Преградным ставя их щитом, немало знаний им дала.

Дабы отбить его атаку их добродетельным умом.

И часто Свет к ней приходил, ведя по сказочной стране.

Где дух любви в счастливом сне свои ей истины дарил.

А зная разницу в мирах, ей пробуждаться не хотелось,

Желая лишь остаться в снах.

Но видя разума не зрелость, наоборот жалела их,

Проводивших дни над кладом, вещей прекрасных и смешных

Не замечавших с собой рядом. Ни свет оставленный кометой,

Ни цветов на склоне гор. Другого ж не было пути.

Всегда заря была приметой начать чете нелепый спор.

Предлог не трудно же найти, дабы вражды воздвигнуть стену.

Из года в год такую сцену наблюдала с грустью Тала.

И сколько ж раз она пыталась, остановить поток скандала.

Притом, растерянность читалась в глазах испуганных дитя.

Ведь, обожая всю себя, гордилась жуткой бородой

Семейства буйного мамаша. Как и у гнома за спиной

Свисали косы точно также. Не опознать в борьбе бойцов.

К тому же в шкурах были оба. Как-будто братьев близнецов

Родила одна утроба.

И от взаимных тумаков, потаскав за космы в волю,

Затем стонали, виня долю, был ритуал у них таков.

Затем, нужда их в даль гнала, часок другой трудиться.

А возвратившись, мать звала детишек камешком гордиться.

Когда прекрасный самородок с любовью клали в сундуке.

Но ждал сюрприз еще погодок -дары душистые в мешке.

В корзины сложит быстро Тала овощей и фруктов гору.

О чём задумываться стала. Вошла ведь детка уже в пору

И понимала, что не с неба упали свежие продукты.

Тала

– Выпекая в печке тесто, не уложишься в минуты.

Ну, и кто корзину хлеба дал бы гномам без протеста?

Уж не знаю, как могли за срок не долгий отыскать

Не только камешек в пыли?

Когда ж обедать звала мать детей – семь маленьких существ,

То Тала ждала в стороне. Терпеть с собой таких соседств

В застольной утренней возне был не намерен гордый гном.

А значит, крошки со стола всегда ребёнок ел потом.

И тем малышка и жила.

II

Ну всё хозяйство на ней было: стирала, шила, печь топила,

То бежала мыть посуду. И так, весь день дитя в заботах.

Но как рада была чуду – затишью сонному в тех гротах.

И в те короткие часы бродила по песку сухому,

Ища по-детски, по-простому ответ понятный на вопрос.

Кто она? И здесь зачем? Хозяин-то почти не рос.

Она ж была другая всем и даже выше взрослых гномов.

Так она дошла до скал где было множество отколов.

Где сыновей Большой Гарал предупреждал когда-то грозно:

– К камнепаду не ходить! И калечит он серьёзно,

И даже может погубить.

Но послушно идя прочь, вдруг услышала дитя

В голове призыв помочь: «Помоги, спаси меня!»

Треск и свист над морем взвился из-за камня валуна.

И вглядевшись в даль она, видит, как пленённый бился

Зверь какой-то голубой.

«Потерпи, дружок, я мигом!» – огласилось море криком.

И помчалась в грот стрелой, задыхаясь, за ножом.

Себя глупышка утешала, обойдётся, мол, потом.

Но прекрасно знала Тала, что нарушить ей придётся.

Знала, месть её найдёт, когда гном из сна вернётся

Для излюбленных забот.

И спасать посмела Тала, дав всем узникам свободы,

Покалечив сеть немало. Так жертва собственной охоты

Спасся сам, и вся рыбёшка простилась лихо с западнёй.

Когда ж на берег вышла крошка, только думушкой одной

Была занята головка: «Не поможет мне спастись

Даже хитрая уловка. Иди, Тала, повинись.

Может чудо совершится? И поступок твой простится?»

С лохмотьев капала вода. И побрела она в пещеру,

Имея хрупкую, но веру, что везет ей иногда.

Шла и думала, что скажет: «Меня рыбка же просила.

Кто же в бедствии откажет? Меня рыба попросила?»

Поражаясь, она встала, повернувшись вновь к воде. —

«Может быть уснула Тала и приснился зверь в беде?

И то правда, не бывает дельфинов бело-голубых.»

Но тут же в страхе понимает в одеждах-то она сырых.

И зверя вспомнила призыв. Но в смиренье не жалела

Ослушания пробела, важно то, что он был жив.

III

Напала с бранью на ребёнка хозяйка тёмных обиталищ:

– Уже заждалась работёнка, а ты по брегу всё гуляешь!

Поглядите, прячешь ручку! Может что-то своровала?

А ну, Гарал, задай ей взбучку! Но я разведаю сначала.

Ах, нож скрывает за спиною. А с одежды… так и льёт.

Склонилась девочка рабою, и услышал правду грот.

Только в тайне она скрыла зверя жирного, большого.

Правда б алчного озлила. Сколько ж мяса дармового

Отпустила в море Тала! Если б Грета только знала.

Но Гарал и без дельфина нашёл причину нападенья.

В сети брешь, ушла сардина. Ну, чем не повод избиенья?

Лишь на третьи сутки Тала, пожелав уединится,

Потихоньку с ложа встала. И шатаясь, вышла к морю.

И услышала водица.

Тала

– Где они границы горю? Нет предела и страданью.

Не видно ж рядом ни одной души способной к состраданью

Нежно любящей, родной.

Малышка лежа на песке, совсем отчаявшись, рыдала.

И различалось в голоске как мать с тоскою призывала.

Она не видела дельфина, заметен был он еле-еле.

Но видел он, как ей лозина следы оставила на теле.

дельфин

– Посмела тварь избить жестоко, сломать бы руки пополам!

А раз их месть из-за меня, то ждать возмездия не долго.

Ведь отомщу за каждый шрам! Ох, проучу злодейство я!

Пощады нет семье преступной!

И тем же способом запретным уплыл, оставшись не заметным.

И ожидая кары крупной, взял курс в родимую сторонку.

Решив все прямо, без утайки, отцу поведать про девчонку.

Над головой кружили чайки. Над принцем взявшись хохотать,

В другой бы раз себе на горе. Друзья и братья поиграть

Звали друга на просторе. Но пред глазами была крошка —

Человеческий ребёнок. И лишь одна вела его дорожка,

Домой стремился дельфинёнок.

IV

Владыку ж, звали все Листар, отдавая дань величью.

Но хоть и был волшебник стар, того не скажешь по обличью.

И приплыв, в прекрасном гроте, какой звался царский замок,

Гай нашёл его в заботе средь детишек и их мамок.

Гай

– Уж лучше всё скажу я сам, поговорить бы надо нам.

Твой сын ослушался тебя, прости негодного, отец.

Листар

– Когда же было то, дитя, чтоб признавался сам шельмец?

Значит что-то приключилось? Говори, Гай, что случилось!

Гай

– Я близко к берегу подплыл…

Листар

– Ах, ты напутствие забыл! Дурной пример ты подаёшь.

Чтоб подражали все ему? Ты на вражину уж похож,

Не жаль тебе дитя глубин! Дождёшься, что и зверь не станет,

Верить слову моему. Когда царю перечит сын,

К нему доверье в тину канет. Законом я свой трон упрочил.

И будешь слушаться, и точка!

Гай

– Я, владыка, не закончил…

Царь грозно глянул на сыночка и все в ужасе застыли.

Листар

– Ах, ты только начал, Гай? Ну что же, дерзкий, продолжай.

И Гай поведал, как пленили сети возле бережка.

И, как отрок его спас из плетённого мешка.

Ну, а дальше пришёл час слушать магу и о муках.

И узнали в грозных звуках гнев владыки справедливый.

Коль напомнил о себе гном коварством знаменитый,

Старый недруг по судьбе.

Но царь был деткой восхищён. Души увидя красоту,

Возлюбил малышку он. Но принц, зато, огрёб беду.

Оказавшись в тесном гроте, а верней, в углу позорном.

Листар

– Довольно кары, выплывай, уж завтрак ждёт тебя в охоте.

Ну что? Нашёл в поступке вздорном оправданье себе Гай?

Гай

– Да знаю я, что виноват. Допустил же сумасбродство.

Позволив гному проявить души порочное уродство,

Чтоб гнёт над немощью вершить. О если б всё вернуть назад!

Листар

– Теперь, доволен твой отец, ошибку понял ты свою.

А ведь растёт в тебе боец! Какого очень я ценю.

V

Гном развесил свои сети, скоро ж близился прилив.

Помогали здесь и дети штопать невода разрыв.

Не спокойным было море. Каждым летом в эту пору

Смерч гуляет всем на горе. Чего ждали, как награды.

Посвящая время сбору принесённому волною,

Скарбу разному, вещам, похваляясь, что богаты.

Но пускались в пляс порою, так рады были все рабам.

Видя только верх везенья в жертвах кораблекрушенья.

И случилось, повезло! Ставя невод гном с женой,

На песке найдя весло, рядом чудо увидали.

Обхватив бревно рукой в забытьи лежал малец.

И гномы в голос заорали: – Неужели, наконец,

К нам удача постучала! – От избытка чувств своих

Накормили для начала да желали снов цветных.

А укрыв его не смело, как он спал тревожным сном,

Тала с жалостью смотрела.

Тала

– Такой миленький мальчишка да со мною не знаком.

Он такой же, как и я, коротка хоть его стрижка.

Значит, будем мы друзья. Как стало там, в душе тепло.

Дела не так уж мои плохи. Ну, и кому тут повезло?

Конечно мне, смешной дурёхе.

Повзрослела быстро Тала. Угнетенье испытав.

С полуслова понимала. Вещи мокрые собрав,

Отнесла на солнце греться, раскидав их по камням.

Да и к чиненным туфлям приложила своё сердце.

VI

Гномы были на охоте, когда Гай подумал в грот:

«Ну, держись, гном, я у цели. Но климат здесь не подходящий.

Уж лучше стужа да метели, чем гиблый этот зной палящий.

Чего отец и опасался, отпуская в стан врага.

Но он, однако, зря боялся здесь же близко берега.»

И Гай, оглядывая грот, их диалог припомнил тот.

Листар

«Ну что ж, плыви, спасай малютку. Но смотри, тебя я знаю.

Ох, не любят они шутку…»

Гай

«Отлично! Ведаю теперь, в какую мне стучатся дверь.»

Листар

«Острить не надо, повторяю! Я знал ещё прадеда гнома

Великолепного Сарала. Он сдох весёлой смертью дома,

Надоев жене немало. Смех опасен бородатым,

Будь же, сын, на ум богатым. Нам разумных убивать

Запретил законом Свет. Ну-у, если только причинять

Не начнёт задира вред. Я ж надеюсь, ты не гномом

С песней явишься да танцем?»

Гай

«Мальчуганом -оборванцем.»

Листар

«И желательно, с поклоном. Как прилив, так день и ночь

Постовой за валуном будет рад тебе помочь.

Отлучится только гном, весть пошли мне о себе.

Отвезти могли бы чадо. Но куда? Вопрос к судьбе.

Знать бы, чья она отрада? А раз идёшь к врагу в жильё,

Узнать о матери её, жди, бродяга, меня здесь,

Кое-что для дела есть.»

Но Гай один не долго был, поплыв к сестрёнкам да братишкам.

Всех же искренне любил и нежным нянькой был малышкам.

Но вскоре царь вернулся с ношей, их веселия в разгар,

С волшебной травкою хорошей.

Листар

«Напомню, сын, что от плодов ты целый месяц, дорогой,

Невидимым станешь для их чар – любых на свете колдунов.

Но мысль увидишь наяву, желая тварью стать иной,

Коль съешь волшебную траву. Своей фантазией богатой

Ты нужный образ создавай. И хоть жуком, да хоть лопатой

Станешь тут же, милый Гай. Промолви лишь обряда слово.

Всего-то, вслух скажи «Готово». Но не сейчас, не средь глубин.»

Но лишь владыка развернулся, поюморить решил дельфин

И жирной сельдью обернулся. И тут же вопль издал глупец,

Увидя пасть почти у носа: «Остановись, прошу, отец!»

Испуг царя, глаза и поза навеки в памяти остались.

К тому ж шлепков догнала пара. И вновь дельфины ужасались,

Когда б сынка настигла кара.

И вспоминать он с грустью стал, как глупой шуткою царя

Он постоянно огорчал. И принц корил себя не зря.

Серьёзней надо быть тому, уж если эра лет ему.

VII

А утром следующего дня, уж показал хозяин нрав.

К тому ж и вся его родня нашла в том повод для забав.

Когда к столу все подтянулись, собираясь вместе кушать.

Но детки в миг переглянулись, когда и Гай к еде подсел.

(Ведь надо было Талу слушать.) Вопя, он тут же отбежал.

Коль плетью гном его задел и возмущённо заорал:

– Заработай, чтобы есть!

И думал Гай, пока сбирала со стола объедки Тала:

«Не позволит принцу честь унижать огрызком гордость.

Но трудно даже описать, как рабской долюшки суровость

Стал тонко я здесь понимать. Одно не плохо, что с травою

Хищник будет разлучён, морской питаясь лишь едою,

В рыбку будучи влюблён.»

А Тала, миски все помыв, напевала на песочке

Не затейливый мотив. И Гай присев с певуньей рядом,

Просил поведать о себе. Но поразился тем рассказом,

Сказать-то нечего рабе. Она ж не знала, кто она.

И то, что видеть не давала скалы отвесная стена.

Ничего она не знала, кроме стирки да посуды.

Гай

– Говорит о плётке, Тала, алый след на белой коже.

Тала

– Гном избил из-за приблуды. И с тобою будет тоже,

Коль ослушаться посмеешь.

Гай

– Ты понятий не имеешь, что могу я сделать с ними!

Тала

– Им чинить не надо вред, они станут очень злыми.

Ты всего лишь ещё мальчик, сохрани себя от бед.

Дорогой секретик есть, от них спрятала я ларчик.

За скалой лежит он здесь. В нём ракушки и каменья.

Я всё, всё тебе отдам, только делай повеленья.

Волю дал дельфин слезам, восхищаясь её нравом.

Сколько ж было красоты, сколько щедрой доброты

В человечке этом малом. Проститься с самым дорогим,

Ради жалости к другому, может девочка своим.

И промолвил он со злостью: – Жутью стану его дому!

В горле буду его костью! За каждый мизерный рубец

Ответит их тупой отец. Бываю, детка, я и страшным!

Она глядела, улыбаясь, на смешной кураж мальчишки,

Рукой тактично прикрываясь. Но не это было важным.

Хоть и бравадился дружок, говоря угроз излишки.

Но никто и никогда так от сердца, горячо

Ей подставить тут не мог дружбы крепкое плечё.

Лишь младший гномик иногда. И, видя верность его Тала,

И состраданье к её бедам, от счастья тоже плакать стала,

Любовь почуя в сердце этом.

VIII

Охлаждались в море гномы, когда зной палил нещадный.

Ну а Тала, из соломы сотворив постель семейке,

Подметала грот прохладный. Помогал ей тут и Гай,

Сдвинув в угол все скамейки.

Гай

– А поведай, где берёт мать пшеничный каравай?

И где гномов огород? А раз едят ещё и мясо,

Где же стойло для скота?

Тала

– Как зори дождёшься часа, приоткроются врата

Бережённой тайны их, какую взрослые скрывают.

Ведь даже детки их не знают тот секретик для двоих.

Таят и камушек блестящий.

Гай

– Что за камушек, сестрёнка?

Тала

– Красотою он разящий, полны цветными сундуки.

Не ждала беды девчонка – месть от Гретиной руки.

А та, с детьми у входа в грот, запрещая им орать,

Зажимая чадам рот, притаилась, чтоб узнать

Разговоры двух людей. И внеслись сынки за ней,

Дабы зрелище узреть, когда придралась бы к рыбине.

Грета

– Ох, заждалась тебя плеть! Враг ты, деточка, отныне!

Как посмела заикаться о чужом добре великом!?

И в пору было б испугаться, но Гай на волю вышел с рыком.

Знать отмщение созрело в голове его шальной.

На песке ж, лаская тело, гном блаженствовал душой.

От воздушных млея ванн, фальшивил жутко ноты он.

Природой голос хоть не дан, куплетом был он увлечён.

Когда тихо подошла «Грета» с мощною дубиной,

Найдя занятье для весла. И вдруг она, взмахнув разок,

Да с улыбочкой невинной, к его затылку приложилась.

И в глазках гнома закружилось, и он упал лицом в песок.

Не понял он, что было это? Заметил лишь, подняв главу,

Как приплясывая «Грета», хохоча, вошла в скалу.

И понесла Гарала ярость на встречу к взбалмошной родне.

Весло с песочка им поднялось, дабы вернуть должок жене.

А Гай, ворвавшись мальчуганом, когда Талу била злюка.

Закрыл её в порыве славном и боль дельфин терпел без звука.

IX

Гарал давненько оплеухой с ног не сваливал милашку.

Но поднявшись шустрой мухой и на груди порвав рубашку,

Она бросилась в атаку, всех лупя перед собой.

И тут же страх погнал ватагу, предвидя их жестокий бой.

Удары сыпали обильно вперемешку с грязной бранью.

А затем, присев бессильно, упрекая своей рванью,

Шишкой, ссадиной, порезом, простонала Грета тихо:

– И с каким же интересом мне терпеть такого психа?

Гарал

– За что невинность обвиня, ты ударила меня!?

Пришлось же мне глотать песок! И не лень же было злюке

Показать ума заскок! Сама ты псих, жена дурная!

Грета

– Уж час, как мы с тобой в разлуке. Ты перегрелся, что-ли, муж?

Откуда мысль в тебе такая? Иди, головке сделай душ.

Гарал

– Твоя сгубить хотела жадность, свёли уж камешки с ума!

Грета

– Всё, Гарал, ступай в сторонку, уже наслушалась дерьма.

Гарал

– Ещё какую ждать мне пакость?

Грета

– Убирайся вместе с бредом! Я учила непрестанно,

Здесь лупя эту девчонку! У детей спроси об этом!

А вернувшись детки в грот, посмотрев на них печально,

Стали бегать без забот.

Грета

– Тихо! Муки нас терзают, прекратили все шуметь.

Не то плети покарают. Я сказала, не греметь!

Гай

– А нужна ли к детям строгость, дабы слушались они?

Ты же видишь, что суровость их не делает овечкой.

Не видя ласку от родни, ожесточилось уж сердечко.

Но всё ж науку не забудет дитя в стремлении учиться.

Вот только зло в нём мать осудит, когда оно к ней возвратится.

И на кого ж тебе пенять? Коль ты пример сынкам своим.

Чему же им-то подрожать? Как не поступкам твоим злым.

А отомстят они жестоко, рождая голод в твоем брюхе.

И будет очень одиноко этой немощной старухе.

Грета

– Того не будет никогда! Велю молчать тебе, щенок!

Гай

– Пройдут немалые года, но возвратят тебе должок!

Но Грету речь его задела, из них никто ж не возражал.

Как-будто Гай в умах читал, коль взгляд потупили не смело.

И тут же гномиха поднялась, завопела, взяв и плеть:

– Так вот, что в жизни мне досталось! На груди змею пригреть!?

Гай за ручку дернул Талу, запрещая детке видеть,

Как достанется их жалу. А пришлось ему озлиться,

Оттого что видел лица, когда смела мать обидеть

Человеческое чадо. Сколько ж было в них злорадства!

Ну а, как пришла расплата, то прикрылось братом братство,

Подставляя под удар спины младшеньких братишек.

Но предвидя сей кошмар, вывел Талу на простор,

Собирать, как-бы, дровишек, слыша долго ещё ор.

Одно не сносно было принцу, напал-то он из-за угла.

Хоть месть была эта с крупицу, колола совести игла.

Не по душе были интриги особе этой благородной.

«В кармане спрятанные фиги» в кругу общения не модной

Отвагой были под водой. И он подумал, собирая:

«Всего лишь это тайный бой, и неизбежен он для Гая.»

X

Рано утром, как всегда, гномы взрослые поднялись.

Знать, манили их места, где дары уже заждались.

Но страдая от побоев, свой каждодневный ритуал,

Злоречья низменных помоев лить никто из них не стал.

Но царившая в них боль, всё ж сыграла свою роль,

Ввергнув бдительность в сонливость. Но их рассеянность дельфину

Стала, как фортуны милость. Коль булыжник отвалив,

Гном открыл врагу святыню, на тайну рода свет пролив.

Из тайника Гарал достал две шапки невидимки,

Затем, свечу жене подал. Гай видел всё, даже пылинки,

В стене, тем более, карман. Вот так в кромешной темноте

Шаг каждый гномов в суете морской заметил «атаман».

И как открылась от ключа, и как закрылась дверь опять.

Где слышно было, как ворча, говорила что-то мать.

И Гай поднявшись из постели, сдвинул камень еле-еле.

Дабы сонь не беспокоил им творимый в гроте шум.

Но тут же бдительность утроил, достав из ниши пузырёк.

И замер он во власти дум. Когда б, как яркий уголёк,

В нём жутко зелье замерцало. Но сразу мизерный флакон

Назад в тайник был возвращён. Всё оттого что испугала

Дремавшей силой неизвестность. Предмет и тем ещё страшил,

Что берегли его, как ценность. И Гай сказать о нём решил.

К воде отправился тропой, любуясь утренней красой.

На бреге же, разделся Гай и вошёл в прохладны воды.

Когда б не голод, был бы рай. Капризы все любил, природы.

Но особенно рассвет выделял немало лет.

Когда пущенной стрелой вылетал на гладь с толпой.

И криком, стоя на хвосте, приветствовал с друзьями,

Ещё в небесной темноте, ярило с первыми лучами.

XI

Гай доплыл до валуна, где уж ждала сестрица Кэти.

Ох, и шустра была она. Могли лишь буйные ветра

Быть соперником «комете». И на язык была остра,

Прославившись шутницей дерзкой.

Кэт

– Ну, рассказывай наш пылкий, как сердечные дела?

Гай

– Откуда бред вместо тепла? Кого прельстили бы обмылки?

Кэт

– Быть должна причина веской, чтоб ты волю променял.

Ну ответь, ну пожалей. Ты сердце гномихе отдал?

Гай

– Но их «любовь» еще сильней! Её я сроду не забуду

За плоть избитую нещадно. Но, как всегда, я сдержан буду,

Чтоб скромненько ответить тайно.

И доложив все по порядку Кэти, ставшей в миг серьезной.

Описал флакон-загадку. Она ж, прощаясь, в просьбе слезной

Осторожным быть просила, ругая гнома на чём свет.

И вскоре скорость уносила к владыке пламенный привет.

Но только весть унёс гонец, как явился белый Тин.

О, сколько ж он разбил сердец, недосягаемый блондин!

И братья радостно обнялись, затем и Гай в себя вернулся,

Затем охотой забавлялись. Когда же голод улыбнулся,

За камень спрятались опять. Где Гай поведал все сначала,

Что довелось сестре узнать. И то, что сильно огорчала

Тайна запертой двери.

Тин

– Да откроем мы ту дверь! Да веселей на мир смотри!

Лишь мне задание доверь. Позволь, братишка, мне помочь.

Всё доложу, сходив в разведку, как только встретимся мы в ночь.

Гай

– Когда пришлось бы резать сетку, глупца спасая от капкана?

Всегда я к правильным советам относился как-то странно,

Когда б не случай этим летом. Я вкусной, чуть, не стал едой.

Дышу-то я и говорю с тобою, благодаря душе одной.

Не делай, Тин, моих ошибок. Чтоб не смешить до слёз собою

В той западне бездушных рыбок.

Тин

– Хоть этот остров и велик, я обходил его не раз.

Обычен с моря его лик и утром, и в вечерний час.

Открыть глубины островка…

Гай

– О да, могла бы только птица. Но хоть задачка не легка,