Вот, так что Рита, Маргарита Михайловна, те рыбки расскажут о твоей доброте, в мировом океане. И расскажут, нет, споют, как ребята на тощий желудок спали, а их желудки всю ночку тёмную, марш бросок играли, помнили,– отдай ужин, врагу своему и проживёшь как фараон, без каких то там пирамидонов и пирамид больше, чем сам Фараон…
– Вон, смотри, опять открыли одну пирамидку, где она только могла раньше быть? В жмурки что ли играли.
И эта, думаю не последняя, открыли её, а там, как и всегда, фараон, как огурчик, свеженький, не малосольный, прошлой, прошлогодней засолки, как у нас раньше в деревне – в бочке, огурцы солили. Лежит себе и усмехается. Так ещё, и сколько их, этих пирамид. А тут находка, в Крыму нашли, но, почему – то под землёй и кверху ногами,– конусы пирамид, оказались не верхушками к небу, а наоборот. Видимо и у них, тогда ещё строители дегустировали старые, выдержанные вина, которые уже были покрепче пятизвёздочного армянского коньяка. Так строители с угару и перевернули пирамиду и самого своего родного фараона к верху ногами, ой, нет, спина оказалась сверху на его кроватке, не раскладушке, и дорогой поролоновой, халтурной перине, подушке.
Встреча
– Ребята, вы откуда свалились в этой зоне непролазной?
– Мы из Москвы. Слышали, девятьсот пятого года, училище?
– А а, знаем, там живопись ведут классно.
– Какой курс?
– Дипломники.
– Что, решили удивить своих знаменитых преподавателей этюдами самого Байкала?!
– Это ваш пиратский корабль?
– Ага.
– Писали этюды.
– Да. Как только прибыли. В первый день…
– Отписались. Теперь. Не до того…
– Это Дора. Подарок местных…
Поставили мачту, паруса. Отремонтировали, забили дыры, замазали, смолой.
– Писали?
– Сейчас пишите?
– Нет. Этюдник забыли, точнее, забыли, когда тонули. Не до него было. Водичка, не Чёрное море… А глубинаа.
– И он, бульбы пустил, краски то в свинцовых тюбиках, запасные есть, а этюдник теперь… русалочки играют в живописцев.
– Времени мало, мы взяли академический отпуск на год.
– Эдик, вот как нужно, а мы?!
Пропела Рита своим ласковым крещендо…
И гости рассказали как…
– Самое первое, туристочка, одна местная, забайкальская, просилась в попутчики, представь трое в лодке, не считая собаки. Её, собаки с нами просто и не было, чего её считать.
– А она, нет, не собака, дивчина, не моя, и, не переясловка, як спивають дивчатка, гарни з Украини…, а, эта здесь, приблудная, заблудшая, и не в степи под Херсоном, где высокие травы и, курган, а, приблиднуться возжелала, в попутчики… Она от лишнего веса на первом зыбке, вопреки законам непотопляемости, а, и, на радость законам потопляемости, потащила бы нас к своим сестрицам по плоти, но с плавниками, и хвостик, такой же красивый как улыбка акулы…
Нет. Она просится к нам. Я, тогда, что бы увлечь её в другую сторону для надёжности, спел вкратце, слова…
… – Иии, за бооорт её бросает, в набежаааавшую, волнууу. Она помялась, грустно улыбнулась, но ещё не верила, что мы можем так не ласково относиться к такой красоте. Я опять, выдал другую страничку народного творчества…Дубль. Киносъёмка…Дольче, фортиссимо! Шепчет режиссёр…
– Привязали Галю, до сосны косами. А потом, ещё… слова – …лучше тебе будет, чем у родной мамы. Не помогло.
– Сидит и строит глазки… ну тогда я дал прозой, как её подожгли и, сгорела бедная Галя под сосной, нет, вместе с сосной.
А нас, кто знает, что у мужиков будет, когда их трое, а она одна, совсем молодая, да ещё и красивая. Не взяли мы такую красу, – забайкальскую косу.
… Байкал есть, бродяг и пиратов нет.
– Ребята, а, если, штормяга?
– Здесь шторма не бывает. Проще. Только Бааргуузииин.
Это сидит Федул, который губы надул. Вот и дует со всей своей молодецкой силы, ну силёнка, чуть покрепче Цуу-наами!
– Он так сладко поёт,
– Я с вами.
– А нам такое не нужно.
– Не успеешь дрыгнуть ногами, а ты уже с девочками, которые с плавниками. Хоть и красивые, но с жабрами. Наверное. Им полегче, чем нам и этюды ни к чему. Да и кому таам, показывать.
Послушали мы их охи вздохи и решили, нет, мы не так путешествуем, хоть и этюды не пишем, некогда. То ловим рыбку, то пытаемся её умолотить за один приём, тоже ведь продовольственная корзина ушла на дно. Вот тебе и бухта ай яяяй!
*
Поют все, туристские песни, а потом рассказывают.
– Вчера была бухта. Ай я. Называется.
– Зовут её, потом расскажу почему. Ну, комары. Голодомор у них, а аппетит, тигрицы. А мы худые, продукты, консервы, и сахар и всякие крупы, сухие, теперь уже мокрые. И не у нас, – угощаются русалочки, пошли на дно вместе с этюдником.
– Да и мы тоже там чуть не покормили рыбок, своею плотью.
– Пошли напрямую.
– Ты, козёл, который с бородой, слушай, для твоей скорлупы, черепашьей, тоже урок будет.
– Ну, ребята, это наш капитан.
– Да что, шли через залив, – попрямой. И как всегда, на Байкале, сразу вдруг, – Баргузиин. Ну, ветер такой, как в пустыне самум. Там хоть прячутся за, и под, верблюдов, точнее, под хвостом оного, умудряются, два горба, а тут дно и совсем не близко дно, и пошло и пошли,– волны. Ветер. Пена, брызги, конечно, увы, не шампанского. Днём у нас парус, а вечером одеяло. И какое одеяло, когда и небо, с одеяло. Остальное, прощай мама…– стало. Стало как умбра, потом чернее сажи газовой. У меня тюбик остался в этюднике, умбры. Теперь они на дне, русалки малюют. Мужские портреты, по памяти, вспоминают и поминают, видели, когда жили на Земле.
