Рожденные летать

Глава 1. Министерство устранения разногласий

Взрыв сотряс здание, когда я сидел в своем душном, удушливом кабинете, больше похожем на камеру пыток. Казалось, стены подпрыгнули, дверь распахнулась, и комнату окутало белым «дымом». От несильных толчков осыпалась и без того потрепанная краска со стен. Не раздумывая, я вытащил из-под стола противогаз и надел его, зажав уши. Под стол – это уже рефлекс, выработанный со времен ядерной войны. Стекло шкафа треснуло, с подоконника упала ваза. Разлетевшиеся бумаги с моего стола взлетели и вылетели в окно. Вся сегодняшняя работа насмарку…

Стоит сказать, моя работа не самая лучшая в Федерации, но и не хуже других. Мы целыми днями сидим над горой бумаг. Мне же изредка выдает шанс выйти на нечастые мероприятия по случаю каких-нибудь государственных праздников. Правда, их немного. Ах да, я совсем забыл! В Федерации Юга действует закон, запрещающий проводить развлекательные мероприятия чаще 48 часов в полгода. Собрания также запрещены. Все массовые события происходят под пристальным контролем полиции порядка, а также инспекторов Министерства устранения разногласий, таких как я. Это законы Федерации, установленные Верховным президентом Висой. Чем чаще я зачитываю их жителям на этих дурацких мероприятиях (а это и есть моя работа на собраниях), тем больше начинаю их ненавидеть.

Мы живем размеренной жизнью, до невозможности скучной и противной. В 8 утра ты с трудом вылезаешь из кровати в своей затхлой квартире полуразрушенного дома. Сквозняки гуляют по щелям, в комнате царит сырость, а в углах шуршат мыши. Федерации не до наших руин – она ведет военную кампанию с четырьмя странами сразу. Город постоянно окутан смогом. Лишь изредка, в «счастливые» дни, солнце просыпается вместе с нами. Тогда робкий лучик пробивается в мою квартирку. Но ненадолго. Ближе к обеду, если смог не затянет небо снова, солнце обжигает нас с разрушительной силой. Становится невыносимо жарко и душно. Видите ли, во время Мировой ядерной войны атмосфера Земли была сильно повреждена и до сих пор «не оправилась».

Мой сосед Дэнди, как правило, просыпается на час раньше меня. Мы не общаемся. Да и вряд ли я могу назвать хоть одного человека в этой стране, кто общается с кем-либо более 15 минут, не считая острой служебной необходимости. Его окно находится напротив моего, и мы изредка обмениваемся короткими кивками в знак приветствия. Умывшись чем-то, напоминающим желтую воду, мы собираемся и идем на работу по главной улице. В этом городе госслужащие обязаны ходить именно по ней. Это сделано для того, чтобы полиция порядка могла за тобой наблюдать. Знаю, это немного странно. Но позже вы все поймете…

…В коридоре министерства, двумя этажами ниже, раздались шаги, а затем и выстрелы. Клубы дыма все еще висели в воздухе. Я медленно выполз из-под стола и начал собирать разлетевшиеся бумаги. Сквозь толстый слой белой пыли из окна пробивались лучи солнца. С потолка сыпалась краска. Шаги одного человека, становились все громче и приближались к моей комнате. Мой кабинет – один из десяти на этом этаже блока «Б» здания МУР. Я не знал, как отреагировать: запастись палкой для самообороны или просто спрятаться. В тот момент мне казалось, что в здание ворвались террористы. Шаги уже были в метрах от моего порога. Сердце забилось чаще, будто я сидел в темной одиночной камере и ждал приговора. Если бы меня в тот момент спросили: «Чего ты боишься?», я бы не смог ответить.

Секунда… еще секунда… и моя канцелярская, скучная жизнь перевернулась с ног на голову. В комнату ворвался незнакомый парень лет 23. Он явно кого-то срочно искал. Его взгляд скользнул по помещению и остановился на мне. Дым немного рассеялся, и я разглядел цвет его глаз.

Я был поражен. Один глаз у него был зеленого цвета, другой – темно-синего. Я узнал его. Он – «рожденный летать». Самая выдающаяся аномалия нашего мира. Такие как этот парень не подчиняются одному главному закону этой планеты – гравитации. Он умел летать. Или, вернее сказать, отрываться от земли и преодолевать большие расстояния в воздухе. Это люди, которыми восхищались другие люди.

В последнее время они доставляли большие неудобства нашему правительству, поэтому их преследовали. Лицо с правильными чертами было испачкано белой глиной, немного крючковатый нос блестел, а на губах запеклась кровь. Прямые волосы цвета воронова крыла, челка закрывала половину лба. Одет он был в белую футболку с непонятной надписью и светло-голубые джинсы. Точно идеальный манекен из магазина одежд далекого прошлого.

Он метнулся ко мне, в мгновение ока преодолев расстояние от двери, и схватил за ворот. От пристальных зелено-темно-синих глаз мне стало не по себе. В его глазах мелькнула тень, и мне на миг почудилось, что он меня убьет.

– Ты должен меня спрятать, – резко сказал он, потом, более мягко добавил: –Пожалуйста.

Беглец глянул в сторону двери и прислушался. Я отчетливо слышал, как по лестнице бегут несколько человек. К моему удивлению, я не растерялся. Сняв с себя противогаз, я подошел к шкафу и отодвинул его. Сзади него, на стене я нащупал кольцо и потянул на себя. Со скрипом открылась маленькая дверца, и я взглядом дал понять незнакомцу лезть в это отверстие в стене. Без тени сомнения, он подбежал и осторожно протиснулся внутрь кладовой. По коридору разносился лязг металла о бетонный пол. Судя по всему, это были полицейские.

Охрану нашего здания несли 30 полицейских. И они, без сомнения, искали беглеца, укрывавшегося в моем кабинете. Я захлопнул дверь, и торопливо придвинул шкаф к стене. Отчаянно собирая разлетевшиеся бумаги, я с ужасом ощущал, как предательски дрожат мои руки.

В этот момент стражи ворвались в мой кабинет, как оголодавшие псы на обед. Однако крушить или искать они не стали, а сразу остановились у порога. Видимо, потому что все уже было разбито и перевернуто взрывом.

Из-за спин стражей выскочил щуплый блондин лет 25-ти с пронзительными черными глазами. Волосы, залитые воском, были идеально прилизаны. Они бы, наверное, блестели и красиво лоснились, если бы не толстый слой белой пыли. В руке он сжимал ружье с ножевым штыком. Но ружье, разумеется, было небоеспособным.

Ядерная война стерла с лица земли знания о производстве огнестрельного оружия. Немногие уцелевшие экземпляры хранятся на военных базах для крайних случаев. Во всей Федерации Юга, да и, возможно, в других федерациях, не осталось мастеров, способных воссоздать хотя бы подобие того, что пылилось на складах.

Блондин подошел и приставил нож прямо к моему носу.

– Здесь был замечен преступник, взорвавший министерство! – рявкнул он своим четким голосом, выдавливая каждое слово, словно лепя скульптуру. Его ледяные глаза буравили меня, словно пытаясь вырвать правду.

– Я его видел, – спокойно ответил я, указывая на другой конец коридора.

Полицейский придвинул ружье к моему горлу:

– А вы уверены, мистер Лэджерский?

В висках застучало, и я возненавидел этого человека. Я грубо оттолкнул его ружье. Стряхнув пыль с его жетона, я процедил:

– Абсолютно уверен!

Полицейский опешил. Он прищурился, хотел что-то сказать, но передумал. Кивнув своим подчиненным в сторону коридора, Мединский ринулся в указанном мной направление.

Через пару минут гнетущая тишина окутала министерство. Словно взрыв поглотил все живое, оставив после себя лишь звенящую пустоту.

Я кинулся к шкафу и отодвинул его с грохотом. Присев на корточки, я рывком распахнул дверцу. Из тайника в стене, словно призрак, явился беглец. Он поднял дверь и водрузил на место. Стряхнув пыль, он одарил меня сияющей улыбкой и потянул руку:

– Меня зовут Либеро, – сказал он, и, не дожидаясь пока я протяну свою руку, взял его и пожал сам. – Это было бесстрашно.

Я ошеломленно глядел на него. Это было немыслимое событие в череде унылых будней. Словно заезженная пластинка жизни, зациклившаяся на унылом мотиве. Но вот что-то заклинило и началась новая жизнь. Я вижу этого человека впервые, но чувствую какую-то близость, словно мы похожи друг на друга.

– Я Эд. Эдмунд. Но… я не увидел ничего такого во всей этой суматохе, где мог бы проявить бесстрашие, – заметил я, наконец отцепив свою руку из его крепкой хватки.

Он улыбнулся и прошествовал по всему кабинету, окидывая взглядом каждую разбросанную вещь. Наклонившись над моим письменным столом, он дунул так, что столбом взметнулась пыль.

– Другой на твоем месте просто упал бы в обморок, – произнес он, глядя на меня. – После того, как рискнул поспорить с полицией порядка. – Он потер глаза рукой. – Мне пора уходить, иначе будет плохо. – Либеро огляделся. – Можешь помочь выйти из этого здания? Мне нужен балкон, чтобы улететь…

«Вот на это зрелище я бы хотел посмотреть», – подумал я. Быстро прикинув в памяти пожелтевший план эвакуации в случае пожара, который видел каждый раз, когда входил в это здание, я, кажется, вспомнил пару балконов, откуда «рожденный летать» мог бы вырваться на свободу.

– Я еще никогда не видел, как вы это делаете. Вам нужна большая высота? – неуверенно спросил я.

– Да, – коротко ответил он.

Тогда я начал «выталкивать» его в коридор. Либеро переставил сломанную дверь, которой минуту назад подпер порог.

Мы бежали по ступенькам вверх, на следующий этаж. Я шел впереди, высматривая, не идет ли кто-нибудь навстречу. Все министерство на удивление погрузилось в тишину. Не было слышно паники, которая, казалось бы, должна была охватить его работников после взрыва. Хотя, с другой стороны, это уже третье нападение на ведомство за полгода, и среди простых рабочих смертей не было. Видимо, мы уже привыкли.

– А ты с крыши или с первого этажа явился? – выпалил я.

– Ты меня за вертолет держишь? – удивился он. – Я бы просто перелетел вашу куполообразную крышу и приземлился, скорее всего, прямо на стену министерства… Лепешкой. Взлетать с высоты легко, а вот приземляться на ограниченное пространство – сложно.

Мы подбежали к лестничному пролету десятого этажа и, распахнув дверь, оказались на балконе. Вернее, на том, что от него осталось: плите на стене министерства без ограждений, грозящей рухнуть в любой момент. Но здесь было достаточно места, чтобы разогнаться и взлететь – как это делают «рожденные летать», я даже не представлял.

Либеро повернулся ко мне и вновь улыбнулся. Не знаю почему, но в тот момент я ощутил рядом с собой не просто единомышленника, а родного человека, брата. Он крепко пожал мою руку и сказал:

– Не забуду твоей помощи, братишка. Будь здоров!

Либеро подошел к краю балкона, опустив руки вдоль тела, словно пловец, готовящийся прыгнуть с трамплина. Он закрыл глаза. Я всегда предполагал, что «рожденные летать» на несколько секунд закрывают глаза перед взлетом. И я был прав. Мелочь, а приятно.

В этот момент заскрипела дверь.

– Так-так, мистер Лэджерский. Похоже, вы помогаете «рожденному летать» скрыться. Вы содействуете преступнику, который устроил взрыв в Министерстве устранения разногласий. Вам, мистер Лэджерский, не удастся предстать перед судом за это деяние. Мы казним вас раньше за государственную измену, – раздался голос, будто возникший из ниоткуда. Мы с Либеро застыли на секунду. Голос был мне знаком, и с ужасом я осознал, что это был тот самый блондин, мистер Мединский из полиции порядка.

– Либеро, улетай скорее, я его задержу! – выпалил я, сам поразившись своей внезапной сумасшедшей храбрости. – Улетай, ну же!

Либеро перевел взгляд с полицейского на меня. На его лице читалось не страх, а скорее недоумение. Он будто не понимал, зачем я рискую собой.

Либеро подошел ко мне, положил руки на плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:

– Не знаю, что тобой движет, Эдмунд Лэджерский. Какие желания и цели. Но одно я знаю точно: ты – бесценный человек для нашего обществе, и тебя нужно защищать.

Он резко вытащил из кармана пистолет и выстрелил в ногу и руку Мединского.

Тот взвыл от боли, упал на пол и стал звать на помощь. Либеро подтолкнул меня плечом, и мы стремительно побежали вниз по лестнице к выходу:

– Извини, с балкона прыгать не вариант, можешь пораниться. Я могу поднять тебя в воздух на открытой местности. Скорее к выходу! – выпалил он.

Глава 2. Побег

Жажда свободы переворачивает мир с ног на голову. Ты готов взлететь, не ведея, куда тебя занесет. Но именно такие мгновения способны изменить все. В этом мире нет точных ответов, только твои мысли определяют, кем ты являешься. Ты – это то, что ты видишь в себе.

…Я спотыкался, еле поспевая за Либеро, который мчался, не отпуская мой рукав. Он буквально волочил меня за собой. Колени были в крови, джинсы порвались. Либеро не собирался останавливаться. Видимо, это было правильно, ведь полиция порядка уже дышала нам в спину. Когда они явились за ним в мой кабинет, я отправил их наверх, где, по сути, никто не работал. А теперь мы мчались вниз по лестнице, которая, казалось, никогда не кончится. За время нашего бегства с девятого этажа на первый нам встретился лишь один раззява, которого Либеро безжалостно оттолкнул. На некоторых этажах перила отсутствовали, а некоторые пролеты были погружены во тьму, заставляя нас сбавлять ход. Это здание пережило ядерную войну, и ремонт здесь не проводился. Грубо говоря, мы работали на развалинах. В министерстве, кроме бумаг и зомбированных людей, ничего не было.

Добравшись до первого этажа, мы увидели, что все работники министерства собрались в большом фойе. Толпа испуганных людей стояла смирно, лишь изредка кто-то перешептывался. Когда я с грохотом упал на последнюю ступеньку, все разом повернулись в нашу сторону. Удивленные лица уставились на нас, и наступила гробовая тишина, прерываемая гулом шагов, приближающихся с верхних этажей. Либеро быстро нацепил солнцезащитные очки и потащил меня через толпу.

– На нас пялятся сотни глаз. Давай изобразим своих, – прошептал Либеро, я не уловил юмора в его словах.

Я прихрамывал, еле волоча за собой забитые ноги. Краем глаза я заметил советника Верховного президента – министра по устранению разногласий. Его взгляд был болезненным, но в то же время он был сильно удивлен. За пять лет работы в министерстве мы пересекались лишь три-четыре раза, поэтому он даже не подозревал, что я его подчиненный. Все были настолько ошеломлены, что никто не шевелился. Видимо, сначала они приняли меня за пострадавшего от взрыва. Но кто тогда этот незнакомец рядом со мной, совсем не похожий на работника министерства? Когда мы все же добрались до входной двери, с лестничной площадки «пулей вылетели» полицейские.

– Держите беглецов! – заорал Мединский, указывая на нас. Его лицо исказила жуткая боль. Весь в крови, сильно хромая, он расталкивал толпу и стремительно приближался. Честно говоря, я был поражен его выносливостью: ведь пять минут назад он получил пули в ногу и руку. Если посмотреть со стороны, можно было предположить, что силы ему давала кипящая в нем ненависть.

– Уходим, немедленно. Быстро! – тихо бросил Либеро и снова потащил меня за руку.

Неожиданно из толпы вырвались трое мужчин и тоже бросились в погоню. «Враги Федерации!», – орали они. Мы бежали, расталкивая толпу, а иногда она и сама расступалась перед нами. Но когда люди начали сжимать нас в тиски, Либеро выхватил из кармана пистолет и выстрелил в потолок. Все закричали и присели, прикрыв головы. Некоторые просто бросились бежать. А мы бежали, не обращая внимания на них.

Перед нами предстала большая входная стеклянная дверь. В некоторых местах она была треснута. Либеро бежал прямо на нее, будто бы собираясь пробить стекло лбом, как бык – красный забор. Он направил пистолет и выстрелил в четыре ее угла. Стекло треснуло еще больше и вот-вот собиралось разбиться на мелкие кусочки.

– Закрой глаза и повернись на бок! – скомандовал Либеро. На ходу он локтем разбил стекло.

Преграда разлетелась вдребезги. Осколки осыпали меня, я не успел даже опомниться. Боль пронзила тело, кровь подступила к губам. Я не чувствовал своих ладоней. Мы пулей вылетели из министерства и упали на асфальт.

– Вставай, Эд, вставай! Быстрее! – прокричал Либеро, помогая мне подняться. – Давай, Эд, мы уже у цели!

Я поднялся, и мы продолжили бегство. Выбежав из здания, мы оказались на затхлой площади перед министерством. Вы когда-нибудь видели Белый дом, не покрашенный лет сто? Вот примерно так выглядело и наше ведомство. Площадь перед пропагандистским монстром была усеяна непонятными плитами с чудными рисунками. Здание построили до ядерной войны, и, судя по всему, после взрыва его не ремонтировали.

Я оглянулся назад, на это величественное творение наших предков, которое чудом сохранилось, донеся эхо ошибок прошлого. Здесь я работал с 18 лет. В памяти всплыл момент, когда я впервые переступил порог этого министерства, держа за руку отца. Это было одно из пяти величественных здании в столице.

– Держи меня за руки, Эд, – скомандовал Либеро, но тут же обхватил меня за пояс. – Нет, так будет удобнее. При взлете могу руки сломать.

Я закинул руку за его шею, боясь оторваться при взлете. Либеро на мгновение прикрыл глаза, полной грудью вдохнул затхлый дневной воздух города и легко, совсем чуть-чуть подпрыгнул. Но с невероятной магнетической силой мы оттолкнулись от земли и взлетели. Будто кто-то поставил поля магнита на «плюс-плюс». Мы взмыли в воздух, словно ракета.

Знаете, было такое чувство, будто у Либеро на пятках были реактивные двигатели, которые несли его за атмосферу. Но мы не преодолели низкие облака и полетели над высотками города, прямо на уровне смога, вырывающегося из труб трех заводов и двух ТЭЦ.

– Оторвались. Все хорошо, – сказал Либеро, не отводя взгляда от горизонта.

…Никто не может предсказать нашу судьбу. Мы сами ее выбираем. Никто не в силах навязать нам свой выбор, даже если пытается. Да, иногда, судьба ставит нас перед сложным выбором. Мы пытаемся его переосмыслить, но в конце концов делаем выбор и… осуждаем себя. Лишь потом приходит осознание, что выбор осуждает лишь наш страх, а нам самим этот новый виток жизни может принести пользу…

Еще час назад я был обычным работником Министерства устранения разногласий Федерации Юга. А теперь бегу от полиции порядка вместе с незнакомцем. Знаете ли вы, что в глубине души каждого из нас живет бунтарь? И неважно, насколько глубока ваша душа, он все равно заявит о себе. Сегодня 4 июля 2250 года, четверг. И этот день – тому яркое подтверждение…

…За время полета мы несколько раз приземлялись, когда сила притяжения Земли усиливалась. Либеро выбирал для этого открытые места. Он стремительно падал вниз, а затем снова отталкивался и взмывал к облакам. Люди были настолько ошеломлены, что провожали нас удивленными взглядами, пока мы не скрылись за пеленой смога.

Я впервые видел город с такого ракурса. Это было жалкое зрелище: грязные улицы, полуразвалившиеся дома, небоскребы с разбитыми окнами и толпы серых людей, похожих на слепых муравьев. Везде безнадежность и нищета. На горизонте садилось солнце, создавая красивое зрелище на фоне всеобщего несовершенства.

Мне 23 года. Я не видел ядерную войну, ведь она случилась за 200 с лишним лет до моего рождения. И глядя на все это, я думал о том, какой же наш недостаток допустил такие катастрофы. Мир в моем сознании менялся…

– Куда мы летим? – спросил я, когда мы уже оставили позади городские бетонные стены. Но Либеро не ответил.

Мои руки затекли, и я начал осторожно шевелить ими.

– У меня тоже, – отозвался Либеро. – Нам нужно передохнуть, а то я тебя уроню, – он усмехнулся. – Больно уж ты тяжелый.

Я вздрогнул.

Мы медленно снижались, словно самолет. По воздуху мы преодолели не меньше 200 километров. Перед нами раскинулась красная пустыня, а за ней – скалистые джунгли. Огромные каменные валуны, словно исполинские грибы, проросли из-под земли. Их было бесчисленное множество, будто их разбросанных неким великаном. Каждый валун был высотой с трехэтажный дом. И так по всему периметру, на 50 километров вокруг. Внутри этого каменного скопления, естественно, был лабиринт. Входов много, но лишь один вел туда, куда мы собирались попасть.

Мы приземлились перед каменными джунглями. Вековые валуны, нагретые за день солнцем, излучали жар. Мы подошли к тому месту, где зиял невероятно большой вход в ущелье. Нет, это не была пещера, скорее, вход в лабиринт. Подобно лабиринту Фавна, он манил к себе и, как лабиринт Минотавра, внушал страх.

– Не бойся, Эд. Я знаю эти места как свои пять пальцев, – успокоил меня Либеро, похлопав по спине. От неожиданности такого утешения я закашлял и мой голос эхом разнесся по ущелью.

Из ущелья исходил легкий нагретый воздух. Либеро уверенно ступил за «порог» лабиринта, и мы оказались среди разбросанных скал. Я следовал за ним. За все это время он ни разу не останавливался, не огляделся, а лишь двигался в одном направлении, будто знал его наизусть.

Наступили сумерки. В этом районе не было смога, и яркое сияние полной луны освещало все вокруг. В лабиринте было жутко. По поверхности скал бегали странные тени, а где-то позади раздавались жуткие вопли. Либеро сказал, что это волки воют в потаенных ходах лабиринта.

– Это место возникло, когда здесь была испытана ядерная бомба особого типа. Ее установили прямо в сердце горы и взорвали. Эти огромные скалы – осколки горы. Это вечный памятник самому грозному оружию в истории человечества, – он поднял руки по сторонам, будто желая разом потрогать все эти камни.

Чем дальше мы углублялись в каменный каньон, тем прохладнее и сырее становился воздух. Наша прогулка длилась около часа. За это время нам встретились сотни других путей, или, как их называл Либеро, «дверей в пустоту».

Стемнело. Но луна сияла так ярко, что легко заменяла солнце. Небо было усеяно звездами, которые горели и придавали местности завораживающий вид. Я понял, что поблизости нет ни единого города с его заводами и фабриками. Но где-то издалека, будто из глубин моего сознания, доносились человеческие голоса.

Мы прошли не менее 5-6 километров. Либеро все еще не говорил, куда мы идем, он шел молча, изредка улыбаясь. У него была мистическая улыбка. Обычно такую «надевают» люди, которые замышляют что-то недоброе.

В окружении этих величественных камней я осознал, что иду в ту самую пустоту. Сейчас я не знал, куда направляюсь и что будет дальше. Я поверил человеку, с которым вообще не знаком.

Но меня всегда привлекали люди, в глазах которых горит огонь. Эти люди, словно Данко из старинной легенды, готовы пронести блуждающих к свету. Это люди, которые горят словно свеча, отдавая свет окружающим до остатка, до смерти. Это люди, которые видят дальше, чем мы. Их очень мало в нашем обществе, и оттого они ценнее.

Либеро был из их числа, и я пошел за ним.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – неожиданно заговорил Либеро, не сбавляя шага. – Сомневаешься, правильно ли поступил, пошел со мной. Сомнения – это хорошо, позволяют нам укрепиться в своих намерениях или изменить решение, чтобы не натворить беду. Не бойся, я не убийца, не маньяк, не вор и не грабитель. У нас с тобой совсем другая цель. Цель, к которой мы шли 200 долгих лет, а то и больше, но не могли себе в этом признаться…

Мы преодолели еще один каменный перекресток, и перед нами предстала громадная стена из черного камня. Высота ее, пожалуй, достигала восьмиэтажного дома. Я запрокинул голову, пытаясь разглядеть ее начало и конец, то тщетно. С каждым разом я все больше убеждался, что чем дольше живу, тем реальнее становятся старинные легенды забытого мира. Эта громадина походила на длинную стену, построенную Атлантами, преграждающую нам путь.

Либеро взял меня за руки, и мы снова взлетели вверх, намереваясь преодолеть преграду. По крайней мере, я так думал. Я предполагал, что мы перепрыгнем эту стену, но она оказалась совсем не тем, чем я думал. Это была большая прямоугольная скала, словно стол гиганта, возвышающаяся посреди открытого пространства, окруженного скалами. На этой огромной каменной платформе располагался… город. Совершенно другой, не похожий на наши современные мегаполисы. Мы медленно опустились на край этой скалы.

– Добро пожаловать в Метрополис, – сказал Либеро, положив руки мне на плечи.

Глава 3. Метрополис

…Как стремительно меняется мир! Счет идет на годы, месяцы, даже дни. Старое сохранить все сложнее. Оказывается, в этом мире все старое можно сохранить лишь как память. А так, меняется все, вплоть до людей. Тебе может казаться, что изменений нет, но они происходят вдали от тебя…