Впрочем, в больнице мужа Эмма работала недолго. Она страдала от тяжёлой формы туберкулёза. И могла помогать мужу только летом, когда в Миннесоте стояла тёплая сухая погода. Зимой матушке становилось хуже, и она уезжала в Калифорнию, куда из холодной Канады, как некогда сама Эмма, перебрались её сестры.
Так уж получилось, что в раннем детстве Синклер мало общался с матушкой. А когда он подрос, случилось несчастье – Эмма Льюис умерла. Её доконал всё тот же туберкулёз. Синклеру в то горестное время не было и шести лет…
Отец Эдвин Льюис вдовствовал недолго. Выждав год после кончины супруги, он снова женился – на достойной, всеми уважаемой Изабелле Уорнер, которая, к счастью, не страдала ни от какой болезни, если не считать заболеванием патологическую скупость – очень распространённый женский недуг.
В крошечном городке у Эдвина Льюиса работы было немного. Роды, простуда, иногда неопасные травмы – вот и всё, что приходилось врачевать провинциальному доктору. В поисках заработка и по обязанностям врача, Льюис-старший объезжал на двуколке ближайшие городки и фермы. В пути его сопровождал старший сын Фред, твёрдо решивший пойти по пути отца. А скоро к ним присоединился и Клод. Оба сына Эдвина Льюиса во взрослой жизни стали врачами. Синклер же пошёл собственным путём. И на то у него были свои причины…
10. Мачеха
Миссис Изабелла стала осиротевшим мальчикам хорошей матерью. Своих детей она так и не родила. Но всем сердцем привязалась к малышам Эдвина… Она даже наказывала их так, чтобы не травмировать психику мальчиков. Если и била иногда, то не шваброй или, скажем, поленом (что в частной педагогической практике обитателей Соук-Сентра применялось повсеместно), а лишь веником, не больно и исключительно по мягким местам.
Поскольку заняться Изабелле было положительно нечем, она ничего не понимала в медицине и помогать по этой причине мужу не собиралась, новая матушка занялась воспитанием младшенького сына Эдвина. Она бы с удовольствием занялась бы и старшими детьми, да те уже были почти взрослыми. И мачеху не особенно жаловали. Поэтому все нерастраченные материнские чувства Изабеллы Уорнер обрушились на Синклера.
В начальную школу его решили не отдавать. Изабелла, как дама образованная, занялась домашним обучением младшего пасынка. Синклеру это не слишком нравилось, но любовь к словесности и базовые знания в гуманитарной области Изабелла ему всё же привила. Во всяком случае к 13 годам, когда Синклер выкинул свой первый мальчишеский «фортель», он умел не только читать и писать, но по уровню познаний превосходил своих сверстников, которые посещали школу.
О каком «фортеле» речь? В 1898 году Синклер сбежал из дому, решив принять участие в Испано-Американской войне в качестве добровольца. Через три дня мальчишку вернули домой. Вот тогда-то мачеха и отходила его веником.
11. Одноэтажная Америка
От чего, собственно, он сбежал из дома? От элементарной скуки. И по причине хорошей начитанности – Синклер знал, что родину надо любить и защищать. А все газеты, что приходили по почте в дом Льюисов, были переполнены патриотическими призывами…
Америка и сегодня – это две огромные страны, которые врастают друг в друга, становясь единым целым, и отличаются друг от друга настолько, что жителям перенаселённой Европы трудно представить. Эти две Америки – страна мегаполисов и небоскрёбов с одной стороны, и сельская, фермерская, одноэтажная Америка с другой. Синклеру посчастливилось родиться и прожить первые годы именно в одноэтажной Америке. В стране, в которой посевная и сбор урожая были самыми значимыми событиями.
Об этом можно говорить с иронией или серьёзно, но труд фермера в этой стране всегда вызывал у американцев особые чувства… Что для нас, жителей России, труд пастуха? Работа, достойная подростка или старика. Почти безделье, отдых на свежем воздухе. Какое уж тут геройство?.. Нужно ли говорить, что для Америки труд ковбоя? А ковбой – тот же пастух, человек, который выгоняет на выпас стадо коров…
Но как же в этой сельской Америке скучно и тягомотно проходит жизнь. Главным событием Соук-Сентра того же 1898 года стал богатый урожай кукурузы. По этому случаю был устроен общегородской праздник. И Эдвину Льюису подвалила работа – он лечил горожан от жестокого похмелья, вызванного неумеренным потреблением самодельного виски.
12. Родной город
Америка – особая страна. Здесь практически нет деревень и сёл. Вместо них есть фермерские хозяйства и микроскопические городки – вроде Соук-Сентра. В детские годы Синклера Льюиса этот славный уютный городок насчитывал три тысячи жителей. То есть около тысячи семей. В Европе, включая и Россию, такое количество жителей приходится обычно на деревню.
Но Соук-Сентр – это город со своим шерифом, полицейским участком, банком и всеми полагающимися атрибутами городской жизни, вроде питейного заведения и китайской прачечной. Деревянные дома городка выстроились вдоль единственной улицы, носящей название Главной. От этой улицы во дворы домов ведут немногочисленные переулки. За домами находятся сады и огороды.
С одного конца улицы в город можно въехать, с другого – выехать. Где-то за околицей находится самое унылое место городка – кладбище. А в центре, рядом с полицейским участком, возвышается протестантская церковь (или реже католический храм). Вот, собственно, и весь город…
Пройдёт годы, и Соук-Сентр будет увековечен Синклером в образе городка Гофер-прери, в том самом, где происходит действие романа «Главная улица». Старожилы родного города Льюиса говорили, что этот роман можно запросто использовать в качестве путеводителя по реальному Соук-Сентру. Хотя… зачем такому маленькому городу путеводитель?
13. Семья
Как в нашей российской глубинке, так и в одноэтажной Америке жизнь течёт так же размеренно и неторопливо, как десятки лет назад. Дом – работа, работа – дом. И немногочисленные развлечения, к которым сегодня прибавилось разве что телевидение…
Каждый вечер, возвращаясь из лечебницы домой, Эдвин Льюис заходил в бар пропустить стаканчик виски с приятелями. Здесь, в уютном баре Соук-Сентра, ежевечерне обсуждались все новости города и штата. Разыгрывались семейные драмы и заключались выгодные сделки. Сюда поздним вечером приходили супруги выпивающих, чтобы забрать мужей домой. Сюда тянулась и подросшая молодёжь, перешедшая незримую границу юности и взрослой жизни.
Из бара Льюис-старший направлялся домой. По дороге неизменно здоровался с горожанами – приезжих в Соук-Сентре было крайне мало. Сюда попросту никто не приезжал.
Дома Эдвина встречала супруга Изабелла. В гостиной накрывался круглый семейный стол. И все садились ужинать…
– Синклер, держи спину прямо, – строго говорила Изабелла. – Есть надо левой рукой, а нож держать в правой руке. Не забывай, что ты находишься в обществе воспитанных людей.
Синклер молча утыкался в свою тарелку. Он наизусть знал, что скажет мачеха и что ответит ей отец. И как поведут себя братья. Фред, к примеру, давно курит тайком от отца. А Клод недавно впервые в жизни попробовал виски. И оба рассказывают Синклеру удивительные истории про свои любовные подвиги, хотя, и Синклер это знает наверняка, оба ещё безнадёжные девственники. С кем познакомишься в этой… дыре?
14. Оберлин-академи
Каким бы хорошим ни было домашнее воспитание, а для поступления в университет нужно было иметь аттестат о среднем образовании. В 1902 году в возрасте 17 лет Синклер Льюис поступил в Оберлин-академи, подготовительное учебное заведение при Оберлин-колледже.
Поначалу предполагалось, что Синклер пойдёт либо по стопам отца, либо станет священником (этого добивалась мачеха Изабелла). Однако, сам Синклер хотел стать филологом, но прежде – поступить в Йельский университет, главным образом затем, чтобы вырваться из-под опеки семьи.
Год обучения в Оберлин-академи выявил некоторые странности характера юноши, но в плане знаний не дал ничего, чего бы Синклер уже не знал сам. По сути, это была попытка притереться к коллективу, возможность попробовать себя в качестве участника общей школьной команды. И из этого мало что вышло. Привыкнув постигать науки самостоятельно, Синклер вырос неисправимым индивидуалистом. Его настораживало само слово «коллектив». Синклер искренне не понимал, почему десять человек не могут заблуждаться, а один – может. Почему один не может противостоять мнению всего класса. Почему общество всегда право, а отдельная личность почти всегда нет.
Он не любил занятий спортом. Командные игры сбивали его с толку, одиночные виды спорта навевали скуку. Повальному увлечению американским футболом Синклер предпочитал хорошую книгу. И читал много, ненасытно, уходя в какой-нибудь укромный уголок, где ему никто не мешал.
15. Йельский университет
Через год, в 1903-м, Синклеру исполнилось 18 лет. И он без особого труда поступил в Йельский университет. Помимо того, что он добился первой в жизни победы (над самим собой и над общим мнением родительской семьи), это ещё означало и то, что он стал взрослым. Синклер Льюис обрёл свободу и самостоятельность.
Смертная тоска Соук-Сентра сменилась студенческими буднями в Нью-Хейвене (здесь располагается Йельский университет). Поначалу было интересно. Потом – не очень интересно. Наконец, Синклер понял – в Йеле ему живётся ничем не лучше, чем в заштатном Соук-Сентре. То же однообразие жизни, точек зрения, мнений. Та же провинциальная, серая, однообразная жизнь, в которой один день как две капли воды похож на другой…
Долговязый, рыжий, прыщавый (эта напасть переходного возраста его, к сожалению, не миновала), Синклер не пользовался особой любовью сокурсников. Дело было бы совсем плохо, но малоразговорчивый и даже нелюдимый Льюис умел быть душой компании на студенческих вечеринках. Он рано пристрастился к алкоголю, а выпивший человек редко бывает неразговорчивым.
Профессура же студента-Льюиса любила. Он был из той редкой породы умниц, которых можно вызвать к доске и проговорить с ним обе пары. Не убедиться в том, что студент старательно перечитал предисловие к «Оливеру Твисту» Диккенса. А поговорить о самом Диккенсе – на равных, как два увлечённых историей мировой литературы человека, которые знают о предмете гораздо больше других.
16. Первые стихи
– Джерри, можно?
– Синклер? Конечно, можно… Проходи.
В дверях кабинета, в котором располагалась редакция университетского литературного журнала, стоял рыжеволосый худощавый юноша. Он немного сутулился и заливался краской от смущения. В руках он держал исписанную мятую тетрадь.
– Что у тебя, Синклер? – спросил Джерри Макферсон, главный редактор журнала.
– Стихи, – ответил Льюис и покрылся такой краской, что, казалось, в темноте он бы светился, как раскалённая кочерга.
– Да, ты не смущайся, – засмеялся Джерри, который добивал в Йелле пятый курс и готовился к защите диплома.
Он считал себя состоявшимся писателем и к начинающим литераторам из студенческой среды относился с отеческим покровительственным чувством. Впрочем, он не играл, а старался помочь – искренне и вполне бескорыстно.
Льюис протянул Макферсону тетрадь. Тот откинулся в обшарпанном редакционном кресле, кивнув Синклеру – мол, присаживайся… если найдёшь, куда. И принялся читать.
Спустя пятнадцать минут он поднял глаза.
– Знаешь, ничего… Нет, это здорово! Немного напоминает Теннисона. Но мне нравится. Хорошая стилизация под средневековую романтическую балладу.
Льюис смутился ещё больше. Он был уверен, что его стихи откровенно слабы и даже беспомощны.
– В номер! – заключил Джерри. – Печатаем однозначно.
И вскоре Синклер Льюис держал в руках свежий номер журнала Йельского университета со своей первой публикацией.
