«Аня пишет в ночи преподу биологии…»
Аня пишет в ночи преподу биологии.
– Тимур Адылевич, я передумала стать врачом.
Нет, вы учитель от бога,
и вы ни при чём.
Просто другие у меня теперь ценности.
Не бабское это дело —
крест кровавый нести.
Я стану моделью,
вот где мой крест, мой флаг, мой бич.
Перегорела я, Тимур Адылевич.
Ответ пришёл в шесть утра:
– В смысле?!
– В прямом.
Я не хочу окружать себя колбами
и прочим дерьмом.
Пора
на подиум, а потом
стану женой олигарха.
Отсужу детей, квартиру и выгоню нахер.
Жить буду на алименты, а годам к сорока
выйду за дряхлого старика.
Откинется через пару лет – мне наследство.
Ну и два сына будут меня содержать…
под конец-то.
Тимур Адылевич снял очки.
Перед глазами его безочковыми
вся жизнь пронеслась и распалась на атомы.
Всё то,
ради чего он жвачки
клеил на парты совковые,
ради чего крыл белый свет чёрным матом —
единственный смысл
видел он в гениальной девятикласснице,
той, что могла спасти человечество,
той, что готовил он в Первый мед.
Руки трясутся.
– Ань, ты серьёзно?
– Нет.
«белые геологи…»
белые геологи
под голой скатертью
головы тёплые
с полки скатываются
головы ржавые
в раковине обсыхают
Гришка-вожатый
головы хает
Гришка-вожатый
в шортах с пальмами
орёт на скатерть
ненормальные
тут же люди
а вы геологи
тут же люди
а у вас головы
катитесь в раковину
пусть заржавеют
живее дуйте
живей
живее
«щека мента на чайна-тауне…»
щека мента на чайна-тауне
как подорожник на синяк
как на? душу бальзам пахучий
как марганцовки физраствор
а марик что-то потерялся
а марик ну ты что ты где
пришёл за ручку с полицейским
чуть в эскалатор не убёг
и встал обиженно у стенда
с какой-то ме?тро-лабудой
а мент свой задний полупрофиль
к нам повернул и говорит
тебя как звать а ты подумал
что вдруг и раз и украдут
я говорю инстинкт отцовства
проснулся в дяденьке видать
и мы стоим как два дебила
и ржом и ржом и ржом и ржом
ну день тяжёлый чо хотите
и дети вынесли мозги
он повернулся к нам фасадом
мягкоголос и мягкощёк
и мягкошей и мягкоплечий
