Любовь по завещанию

Глава 1. Аня

Я опаздывала. Это не удивительно, я вообще всегда и везде опаздываю, я даже смирилась с этим фактом. Мало того – я и ехать никуда не хотела. Но мама…это экспресс летящий под откос, её невозможно остановить.

– Ты обязана, – сказала она. – Конечно, я терпеть не могла этого скрягу… Подумать только, двадцать лет обещал умереть!

– Но умер же все таки, – справедливости ради заметила я.

Ночевала я сегодня у мамы, а у неё я всегда превращалась в ребёнка, у которого настали каникулы. В очень ленивого ребёнка. Я спала, ела и смотрела телевизор. И планировала делать это до самого вечера, но завещание…

– Он двадцать два года кормил нас обещаниями, – заявила мама. – А вдруг и правда что-то оставил?

– Последние пять лет он впал в детство и общался только со своим псом, – снова вернула я маму с небес на землю. – Уж обо мне точно не вспоминал.

– Уверена, он просто водил всех за нос.

Переспорить маму сложно. Она решила, что мне непременно стоит присутствовать на оглашении завещания, и там мне непременно же, дадут кучу дедовских миллионов. В общем через полчаса я сдалась и начала собираться. Но и тут мама не унялась.

– Зачем тебе краситься? Господь видит, я и так произвела тебе на свет такой красивой, какой ты быть явно не заслуживаешь.

– Мам, не накрашенной я в этот гадюшник не пойду.

Мама видела все только со стороны. Взрослые работали, вырываясь только на семейные праздники. Повинность быть бедными родственникоми отбывали мы. О, как я ненавидела лето… Всё детство на целое почти лето меня отправляли на фазенду к деду и плевать, что он только лишь двоюродный брат моей бабушки.

– Близкой родни у него нет, – говорила мама. – А денег много. Вот помрёт, куда все денет? А тут ты, дай бант тебе повяжу, и не лазь по деревьям!

Только вот дальней родни было навалом. И нас, бедолаг, детей, которые и не знали друг друга набиралось порой по пятнадцать человек. Там мы коротали лето под присмотром тёти Светы – младшей бездетной сестры деда. И мы все терпеть не могли друг друга, а дед только посмеивался. И сейчас наверное смеётся – его двадцать лет хоронили, а он умер, когда этого и не ждал уже никто. В последние годы никто к нему не ездил, только я. И не из-за денег – жалко было. Грустно коротать старость в одиночестве.

– Господи, и в кого ты такая вертихвостка? – вернула меня мама в действительность.

Она не понимает, что макияж – это моя броня. Чертовски сложно быть хрупкой и милой блондинкой в нашем мире. Каждый считает, что он сильнее и имеет право на тебя давить. Алая помада меня спасала, прятала слабую девочку, которой я по прежнему выглядела. А ещё – красота все, что у меня есть. Верка удачно замуж вышла, третьего недавно родила. Вовка банкир. Серёга основал рок группу, правда, никому не известную. Захар… не хочу про него. А я – Анька Стрельцова. Я развелась, из окон моей однушки на окраине видно лес, у меня скучная работа, два раза в месяц я езжу к маме отъедаться и отсыпаться… Зато я красивая. Вот. Должно же у меня быть хоть что-то, раз даже кота нет.

– Я люблю тебя, – чмокнула я маму в щеку, чуть мазнув красной помадой. – Приеду через две недели, как всегда.

Она растаяла, она очень меня любила, моя хлопотливая мама. Но о насущном не забывала, и успела крикнуть мне вслед:

– Получишь миллионы позвони!

– Непременно!

На улице первый снег вперемежку с грязью и жуткие пробки. А я опаздываю, хотя да, я же всегда опаздываю… Когда вылетела на проспект даже поверить своему счастью не могла. За рулём я уже несколько лет и примерно через месяц вождения поняла – если тебе не повезло родиться милой блондинкой, при напролом. Я между прочим в любительских гонках участвовала с коняшкой своей, хватит смотреть на меня, как на обезьяну с гранатой! И вообще, иметь маленькую машину в городе очень удобно. Впереди меня маялся в пробке огромный чёрный джип. Кажется он ехал медленно назло мне! Недолго думая я вывернула на обочину и грозя увязнуть в снежной каше вдавила педаль газа до упора. Вслед раздался утробный рев клаксона, но плевать. Я вытащила руку в окно и продемонстрировала средний палец. Всё мужчины одинаковы, с некоторых пор просто не переношу мужской пол.

Мужик на тонированном джипе оказался мстительным – обошёл меня на открытом участке пользуясь тем, что у его авто лошадиных сил больше. А затем тоже показал мне средний палец, гад. Дальше – хуже. Занял последнее место на крошечной парковочной площадке и мне пришлось бросить машину на обочине перед зданием напротив.

– Идиотские миллионы, – проворчала я, поднимаясь на шестой этаж, лифта разумеется не было. – Простите, извините…

Навстречу поток людей, один представитель мужского пола успел в сутолоке схватить меня за задницу. Козёл. Наконец, перед кабинетом шестьсот двенадцать я глянула в зеркальце, поправила волосы, освежила помаду и взялась за дверную ручку.

– С богом!

Я не хотела окунаться в свое детство. А там – все они. Верка, Вовка, Серёжа… дальние родственники одного богатого деда. Слава богу хоть Захара не будет, говорят, он укатил в Америку. Я пожелала себе удачи и вошла в кабинет.

– Как всегда опоздала, – сказала Светка Набокова.

Я не слышу, я спокойна, как танк. Как танк и пру, стараюсь не смотреть по сторонам.

– Что делаешь вечером? – подмигнул Вовка.

Я улыбнулась, с трудом отведя взгляд от его огромного живота, на котором туго натянулась рубашка – видимо, и правда, успешный бизнесмен. Сделала еще несколько шагов лавируя между стульями. Надо же, в последние пять лет никто у деда не появился, на похороны из них пришёл только Серёжка, а на оглашение завещания явились все. С этой мыслью я и устремилась к единственному свободному стулу. Плюхнулась, полезла в сумочку за телефоном – здесь наверняка будет очень скучно.

– Привет, – раздался над моим ухом бархатный баритон.

Первое желание – глаза зажмурить. Потом – ущипнуть себя, может причудилось. Может даже свалиться в обморок, что конечно было бы совсем не к месту. Но… это точно Аверин Захар. Поднимаю медленно взгляд и надеюсь – хоть бы растолстел, как Вовка! Хоть бы у него плешь и три подбородка! Но… Этот подлец выглядит отлично. Мы не виделись десять лет, я бы с удовольствием ещё сто с ним не встречалась. Из долговязого парня превратился во взрослого мужчину, я бы сказала – впечатляющего мужчину. Длинные ноги вытянул, галстук расслабил, верхняя пуговица рубашки расстегнута. В руке небрежно покачивает дорогой – мне не снилось, телефон, смотрю на эту руку… Сглатываю. И не потому, что я Аверина захотела, нет, просто таким Захар пугает меня ещё больше, чем раньше.

– Привет, Барби, – повторил он. – Сто лет не виделись.

– Я не скучала, – мило улыбнулась я.

Я уже говорила, что красота это все, что у меня есть? Так вот, когда на меня смотрел Захар мне хотелось стать страшной. Страшной, горбатой, с огромной бородавкой на носу. Захар не давал мне ни одного шанса на то, чтобы быть… человеком. Для него я всегда была красивой тупой куклой, хренов спесивый ублюдок! Ненависть, про которую я уже забыла снова закипела, забулькала, как кипящее масло в сковородке.

– Решил урвать пару миллионов? – поинтересовалась я. – Совсем дела плохи?

– Твоими молитвами, – отозвался он и перевёл взгляд на нотариуса.

И до меня сейчас только дошло, что моя затянутая в капрон коленка прижимается к его бедру, так как мы сидим совсем рядом. Я судорожно отодвинула ногу, надеюсь, он не заметил. Думаю – ну, как так? Почему ему в Америке не сиделось??? За что? И тут же успокаиваю себя – вот послушаем завещание, разойдемся, и уж тогда то больше никогда не увидимся. Нотариус бубнит, стараюсь сосредоточиться на его голосе.

– Васнецовой Марии завещается брошь с жемчужиной, работы девятнадцатого века. Смирновой Вере картину руки Володарского…

– Хоть что-то, – хмыкнул Верка и на меня посмотрела злорадно, так как кучу фамилий уже произнесли, а моя так и не названа. – Надо загуглить кто это вообще такой и почём можно продать…

Я смотрю в пол. Мои щеки алеют. Господи, как не хочу тут находиться, словно в детство вернулась! Тут тебе и спесивая Верка, и пошляк Вовка, и надменный красавчик Захар. Только деда, который мог бы всех приструнить, больше нет, даже милейшей тёти Светы, которую и отпетые хулиганы боялись расстроить, жалели.

– И наконец, финальная часть, – объявил нотариус. – Основная часть состояния, а это двести двадцать миллионов рублей на счетах в разных банках, выписки прилагаются, пакет акций, трёхкомнатная квартира на улице Восстания, дом площадью сто восемьдесят квадратных метров в городе Ялта, Крым, дача по адресу…

И забубнил, выискивая информацию по даче, словно мы не знали где это, да мы там все детство проторчали, именно этой толпой, что здесь сидит. А все дыхание затаили, даже я, хотя и говорила сотни раз, что мне эти деньги не нужны. А щуплый мужичок с трогательно сверкающей в свете ламп розовой лысиной все бубнит и бубнит…

– Завещаются, – наконец выдал он. – Аверину Захару и Стрельцовой Анне в равных долях…

– Пиздец! – крикнула Верка, образцовая мама трех детей. – А какого хрена мне только картину?

– Не перебивать, – тихо, но веско сказал мужичок с лысиной, и на удивление, все и правда заткнулись. – В равных долях, при условии, что они зарегистрируют брак в течении текущего года и проживут в нем не менее двенадцати месяцев.

И тишина. Я сижу и натуральным образом туплю и ресницами хлопаю. Захар перестал покручивать телефон в руке, замер, но теперь гладит экран большим пальцем, а я зачем-то на это смотрю. Верка перестала судорожно икать. Только жирный и богатый Вовка беззвучно смеётся, и огромный живот подпрыгивает в такт его смеху. Наконец я осознала масштаб всего свалившегося на меня счастья.

– Я отказываюсь, – сказала я и встала со стула.

– Ну и дура, – фыркнул Вовка.

А я гордо подбородок задрала – врагу не сдаётся наш гордый варяг! Захар картинно глаза закатил, да и плевать, он все равно всю жизнь считал меня дурой.

– Без проблем, – отозвался нотариус. – Вот вам листочек, вот ручка, садитесь пишите отказ. Вот ещё образец вам, только дату правильно поставьте.

Я взяла листочек. Все снова загудели, Верка ругается, кто-то считает, сколько времени уделил деду, оно того не стоило, Серёга радуется, что ему завещали раритетную машину Волгу, кто-то психанул и ушёл. А у меня в руках листочек.

– А что будет, – громко спросил Захар. – Если она откажется от своей доли наследства?

– Тогда все достанется вам.

А я вдруг вспомнила, как мне девять. Мы играем в казаки-разбойники, у деда была огромная дача, и он разрешал нам бегать везде, по всей огромной территории, главное, чтобы не топтали огород Розы Павловны, его домоправительницы. И я попала в одну команду с Захаром. Он сказал…

– Я не буду с ней играть, – сказал он. – Да вы посмотрите, кто вообще «такое» берет в игру?

Такое это я в бантах, розовой кофточке, юбке и белых колготках. А в шестнадцать я дружила с самым крутым мальчиком посёлка. Ничего предосудительного, первые поцелуи и неуклюжие медляки, Захар нас за поцелуями и застукал.

– Горжусь, – сказал он мне и поднял большой палец. – Подумаешь, мозгов у него нет, да и не страшно, зато мотоцикл есть. Отличный выбор. Вы просто идеальная парочка.

Владик, у которого и правда мозгов было не очень, обладал не только мотоциклом, но ещё и внушительной мускулатурой. Это был момент моего триумфа – Захару наваляли. Тогда, двенадцать лет назад он такими, как сейчас мыщцами похвастать не мог. Даже нос сломали. А потом, когда Владик меня бросил, я ревела, Захар подошёл ко мне. Не посочувствовать, нет.

– Дура, – сказал он мне. – Зато теперь я знаю, что в голове у блондинок вместо мозгов. Три литра слез.

Он изводил меня десять лет. Десять долбаных лет с момента нашей первой встречи. О, я ненавидела его лютой ненавистью, всегда подчёркнуто спокойного, высокомерного. Я вспомнила все это, и сотни других случаев разом. И… скомкала листок в руке, села обратно на стул. Хрен ему, а не мои миллионы.

– Я согласна, – расплылась в улыбке я. – Хоть сейчас в ЗАГС.

Мне показалось, или он скрипнул зубами?

– А если бы я был женат? – спросил Захар.

– До нового года ещё есть время, – пожал плечами нотариус. – Немного. Успели бы развестись. Хотя, насколько я знаю, никто из вас не состоит в браке. Приглашаю вас завтра для более детального рассмотрения, а пока меня ждут ваши разъяренные эммм… знакомые.

Я поймала злой Веркин взгляд, пошла к выходу. Нужно вернуться в свою берлогу и все обдумать. Главное не звонить маме, это же исполнение двух её мечтаний разом – и миллионы, и меня пристроить замуж. Уже на лестнице меня догнал Захар.

– Аня!

Надо же, он вдруг вспомнил, как меня зовут, даже не блондинка, даже не Барби.

– Чего тебе?

И надула большой розовый пузырь – я когда нервничаю, всегда жвачку жую, уж лучше, чем дымить сигаретой. Захар поморщился, а пузырь с громким хлопком лопнул.

– Это будет просто фиктивный брак, – терпеливо сказал он, я округлила глаза, а Захар вздохнул. – Фиктивный брак это как… как понарошку.

Господи, он реально считает меня непроходимой дурой? Я ресницами захлопала, не разочаровывать же человека, а он пустился объяснять дальше.

– Мне нет никакого дела до твоих прелестей, – я облокотилась о перила, чуть склонившись, чтобы моя грудь предстала перед ним в наиболее выигрышном ракурсе. Нет, Захар мне не нужен, мне просто хочется его бесить. Самовлюбленный подонок все же нырнул в декольте взглядом, потом сфокусировался на моем лице и продолжил. – Мы просто проживем один год в браке понарошку, а потом разделим кучу миллионов. Все понятно?

– Нет, – растерянно прошептала я. – Меня такому не учили.

Он тяжело вздохнул и закрыл лицо ладонью. Бесит, да? А я вдруг думаю, что у меня появился реальный шанс ему отомстить. О, если я соглашусь на эту авантюру он кровавыми слезами умоется, хотя бы за то, что больше десяти лет доводил меня до слез и называл Барби. О, он будет молить меня о пощаде! А пока…

– Это все очень грустно, – сказала я. – Ну, то что мой двоюродный дедушка умер. А когда мне грустно, я не могу думать. Совсем.

Он всегда был высоким, Захар. Но теперь, справив тридцатилетие заматерел. Он сильный, я чувствую его силу. Смотрю на его загорелую руку, длинные пальцы, а думаю о другом. Если… если только я соглашусь, этот год будет незабываемым! Я помахала Захару, спустилась по лестнице звонко цокая каблуками и только на улице поняла, что до сих пор комкаю в руке белый лист. Выпустила его из рук, но он не улетел красиво по ветру, а просто свалился мне под ноги белым комком. Вздохнула, подняла и отнесла его в урну. Ещё меня ожидал куда более неприятный сюрприз – мою любимую машинку грузили на эвакуатор.

– Стойте! – крикнула я и замахала руками. – Я здесь! Остановитесь, поставьте мою ласточку на место!

Боже, вот только этого мне для счастья не хватало! До пешеходного перехода далеко, поток машин плотный, пока я перебежала дорогу, моя красавица уже уехала, а я просто стояла и растерянно смотрела ей вслед.

– Зачем же вы так? – спросила я у инспектора дорожного патруля. Тот покачал головой и дал мне бумажку. – Что это?

– Штраф за переход дороги в неположенном месте. Давайте паспорт, фамилию впишем и распишитесь.

Он уехал, а я осталась стоять у обочины. А самое гадкое – все это видел альфа-самец по фамилии Аверин – с парковки, на которой он курил стоял. Блядство просто! А потом… потом он сел в тот самый джип, который занял последнее парковочное место у меня на глазах, сдал назад, выезжая. Напротив меня притормозил, открыл окно и показал на что-то над моей головой. Посмотрела – знак парковка запрещена. И снова столько чувства собственного превосходства на красивой роже. Ненавижу. С этой мыслью я и поплелась на остановку – с пересадками теперь ехать. Возможные будущие миллионы душу не грели.

Глава 2. Захар

Нет, я не вспоминал о ней, нет. Моя жизнь была достаточно насыщенной и полноценной без воспоминаний из прошлого. Но иногда в толпе видел тонкую фигурку в платье, с копной светлых волос и словно хреново дежавю… тогда специально догонял девушку чтобы убедиться – не она. Барби осталась в прошлом, в России.

Вот только… я всегда знал, что вернусь. И Штаты, по сути, были просто ступенькой, шагом к реализации моих планов. Но к возвращению готов не был. Всё эти годы я прилетал только летом, а теперь передо мной конец осени, невыносимо серый и холодный, а впереди ещё целая зима… По дороге к нотариусу, я увидел ель на площади. До нового года целый месяц а её уже наряжают. Сто лет не видел нашей ёлки, чтобы с красной звездой на макушке, даже детские воспоминания всколыхнулись. Притормозил, прикурил. А потом вдруг…

– Я конечно во все это не верю, – сказал я вслух, благо меня никто не мог слышать. – Но ты уж поспособствуй там, чтобы все было хорошо, ладно?

А на обратной дороге остановился и из машины вышел.

– Спасибо, блядь! – громко крикнул я и даже поклонился. – Выручила!

Огромная пушистая елка смотрела на меня равнодушно, конечно же, молчала. Зато бабка с хрипящим на поводке мопсом испуганно шарахнулась в сторону. Пёс посмотрел на меня выпуклыми грустными глазами, остановился, но бабка требовательно дернула за поводок, и мопс хрюкнув потрусил за ней следом.

– Ну какого хрена? – снова задал я риторический, по сути, вопрос.

Дело в том, что я не мог отказаться от денег. Моя мечта обошлась мне слишком дорого, я бахнул в развитие бизнеса все заработанные за много лет деньги, я взял кредит. А бизнес начнёт приносить прибыль лишь через несколько месяцев и в будущем я пока не уверен. А тут – деньги. Двести двадцать миллионов по сути не так много, но ещё дом в Крыму, на самом берегу моря – минимум миллионов пятьдесят. Квартира, огромная дача, крепкий пакет акций… Я сразу подумал о той рекламной акции, о которой мечталось, но денег не хватало – теперь то всего бы хватило. Но, на другой стороне весов, блядь, Барби!!!

Я устало сел в машину, поехал домой. Квартира досталась мне от бабушки, и та наложила миллион ограничений на наследование – мама не смогла её продать, хотя бабушка умерла так давно, что я её толком и не помнил. А теперь она мне и не принадлежала толком. Вовка, мой друг, развёлся со своей женой.

– Ты же в штатах, – сказал он позвонив. – Тебе все равно. А я у тебя поживу. Цветы буду поливать.

– Нет у меня цветов.

– А я заведу!

Цветы он и правда завёл – цветущую буйным цветом фиалку, которая выживала не смотря на то, что поливать он её все же забывал, и маленький кругленький кактус. А моя квартира похожа на коммуну – Вовка копит взнос но новую квартиру и вытурить мне его жалко, правда, чую уже скоро. Достал.

В квартире лёгкий хаос. В коридоре гора ботинок, небольшая башня, сложенная из коробок от пиццы, три мусорных пакета забитых битком – на вынос. Я вздохнул – терпение. Рано или поздно это закончится. Пахнет пылью и чем-то горелым, наверное, Вовка готовил ужин. Я прошёл в свою комнату, закрыл дверь и рухнул на постель прямо в пальто и подумал вдруг – пиздец, права была Верка. Полный пиздец.

Дед был единственным человеком, которому я доверял. Отца у меня не было, мать… была в общем. Присутствовала чисто номинально. Её всегда поиски нового мужа интересовали куда больше, чем я. После третьего мужа я даже врезал замок в дверь своей комнаты, чтобы хоть как-то от всего этого отгородиться. А дед… он был надёжным. Он единственный, кто меня понимал. Когда мне стукнуло двенадцать я сказал ему, что просто сбегу из дома.

– Я бы забрал тебя, – сказал он мне. – Но она не позволит. И это неправильно. Знаешь, как мы поступим…

Мы нашли мне школу. Очень хорошую школу интернат с проживанием, очень дорогую, дед её оплатил. И именно там я получил наконец и покой, и знания, и стабильность. К маме приезжал на выходные, к деду на каникулы. Я верил деду, всегда верил, и он верил, что у меня все получится. Но, блядь, завещание! Как он мог, как такая мысль ему вообще в голову пришла?

Без паники… я сумею с ней договориться. Ну, кто нас будет контролировать весь этот год? Никто, в том то и дело. Жить с Барби не придётся. Вряд-ли и она пришла в восторг от этой мысли.

– Я не пущу его в свою квартиру, – ответила она нотариусу на следующий день.

Сидит, покачивает тонкой ножкой, чую – боится. Её страх меня веселит, но легче от этого не становится. Я чувствую, что если дед уж до этого додумался, то впереди нас ждёт много ловушек.

– Я тоже от этой мыли не в восторге, – отозвался я.

Да и Барби упадет в обморок, поняв, что жить ей придётся в одной комнате с Вовчиком, его носками и банками от пива – ей всегда нравились смазливые парни. А вот Вовке, возможно, понравится эта идея.

– Всё под контролем, – улыбнулся розовощёкий нотариус. – У Ефима Петровича все предусмотрено, и жить следующий год вы будете в его квартире. Она большая и в отличном состоянии.

Я посмотрел на Барби. Она словно выключилась из нашего разговора. Нога на ногу, губы алые, чуть улыбается и смотрит в телефон. Не удержался, заглянув в экран одним глазом. Она… она кормит электронного котика. Твою мать! А потом повела его чистить зубы.

– А может есть другой путь? – шёпотом спросил я у нотариуса.

Тот с сожалением покачал головой.

– Думайте о деньгах, – посоветовал он. – Сумма очень приличная. А Анна Витальевна ну, очень хороша собой.

Я закатил глаза – и так знаю, что хороша. Легче от этого не становится. Барби услышала, что мы упомянули её имя в разговоре, оторвалась от игры на секунду, на нас посмотрела. Глаза серые, пушистые ресницы, алые губы, светлые пряди волос – мой личный оживший кошмар.

– Я первая выбираю комнату, – сказала она и улыбнулась премило.

Я знал цену таким улыбкам. У всего есть цена. Например цена следующего года моей жизни – алые улыбки в которых сквозит ненависть, взгляды из под пушистых ресниц, тонкий запах духов и миллионы, миллиарды безвозвратно утерянных мной нервных клеток. Закрыл глаза подумал – может, отказаться? Но какой то бесенок изнутри подталкивал, подзуживал – тогда она получит все.

– Надеюсь ваш дед знал, что делает, – с сомнением протянул нотариус.

– Плевать, – окончательно решился я. – Давайте ваши бумажки и поехали уже подавать заявление в загс.

– Я загуглила, – отозвался мой самый страшный кошмар ангельским голоском. – Они закрываются через час. Нужно поспешить, уж очень замуж невтерпеж.

Я удержался от желания треснуться с разбегу об стену головой. Ну, или придушить Барби. Что-то мне подсказывало, что она все делает назло и планирует продолжать в том же духе, при этом невинно хлопая ресницами и мило улыбаясь. Я всегда знал, что под маской милахи прячется стерва, но никто мне не верил. А теперь мне ещё замуж её брать.

На улице мы устремились каждый к своей машине. У нотариуса серая шкода, у Барби красная игрушка, впрочем – весьма бюджетная, видимо, не все в её жизни шло так, как ей бы этого хотелось, и миллионы деда ей нужны не меньше чем мне. Мы шли рядом, что меня порядком раздражало, хотя меня в ней все раздражало. На улице знатно подморозило и парковка после ночного дождя превратилась в каток, кое где присыпанный песком ради приличия. Когда Барби поскользнулась, я не хотел её ловить, честно. Само получилось.

И немая сцена. Нотариус, который Сергей Васильевич, смотрит на нас с такой сияющей улыбкой, словно мы слились в поцелуе любви, над нашими головами появилась двойная радуга, по которой единорожки с разноцветными гривами скачут под пение ангелочков. А на деле Барби висит в моих руках мешком, а я растерялся, потому как запахнуть куртку она не догадалась и одна моя рука лежит аккурат на её груди. Вторая на животе. И то и другое приятно тёплое, но трогать Барби мне и в страшном сне не снилось.

– Так сразу? – спросила она. – Может все же сначала распишемся? Моя мама говорила…

Появился соблазн разжать руки и позволить Барби стукнуться пустой головой об мёрзлый асфальт. Но желание я поборол и аккуратно поставил её на ноги.

– Вы настоящий джентльмен! – крикнул нотариус усугубляя мои страдания.

Не удержавшись громко хлопнул дверью машины и закурил, хотя который раз обещал себе, что брошу. В загсе нас уже ждали, мы торопливо написали заявление, хотя я до последнего надеялся, что она передумает, или, хотя бы, что я передумаю.

– Ждём вас на регистрацию через три дня, – сообщила женщина в красном костюме. – Обстоятельства у вас самые, что ни на есть экстренные, о чем любезный Сергей Васильевич меня уже предупредил. Мы вас вне очереди распишем. Ну, не грустите вы так, в самом деле. Быстрее женитесь, быстрее разведетесь.

И засмеялась трубным басом, что в сочетании с её скромными размерами выглядело пугающе. А потом… сочувствующе погладила Барби по волосам. Так всегда! Почему-то все считали нужным её жалеть. Когда я первый раз её увидел, мне было всего десять. Я не очень умел дружить с другими детьми, я был единственным ребёнком в семье, многие считали меня высокомерным. А на деле – я не знал, как люди дружат. Но… мне так хотелось понравиться деду, что я решил непременно постараться и подружиться со всеми его многочисленными внуками.