Прежний Харуки Мураками

ПРЕЖНИЙ ХАРУКИ МУРАКАМИ

Этот беллетрист вряд ли нуждается в традиционных преамбулах. Тем более для Х. Мураками все они – неразличимые близнецы. Вот роман

"Кафка на пляже"[1]

Беспрецедентное ведение действия, необычный спектр ощущений, редкие краски бытия, но где-то на 200 – 250-ой странице появляется сознание: в тексте много… воды. Герои Мураками постоянно жуют и пьют, чистят зубы, глуповато рассуждают о банальных вещах. На другом полюсе водянистость отчасти компенсируется, отчасти, наоборот, усиливается многословными и не всегда убедительными рассуждениями героев о музыке и музыкантах. Тривиальность многих мест повествования многократно умножает "инвалид на голову" – Сатору Наката. Примерно на 400-ой странице понимаешь, роман – сказочка для взрослых, точнее под взрослых. Однако впечатление, будто нас опять обманули, опять подставили, вновь водят за нос, все-таки не затмевает всё и вся.

Что же так интригует в тексте? Хвала автору, не сама интрига. Метаморфозы, подспудный метемпсихоз, заглядывание за грань. Мы имеем здесь опыты мытарства души. Один из мотивов романа – соприкосновение с астральным миром. Невольно возникают вопросы-заявления: "Если главное в нашем мире это соприкосновение, то зачем мы присутствуем на Земле? Зачем нужен этот мир? Быть может, надо постоянно находиться в потустороннем и не выпадать оттуда?".

Самый интересный герой повествования – скульптор Коити Тамура (этикеточный Джонни Уокер в восприятии Накаты) – отрицателен. Мало того, выясняется, он – злодей, классический страшный персонаж. Кошачьи головы в холодильнике хранит! Из текста следует, что убийство скульптора хорошо, правильно и благолепно, как впоследствии уничтожение инфернального метрового слизняка.

А самый положительный герой – конечно умственно отсталый Наката. Даже кошачий язык он какое-то время понимал и сам на нем говорил!

В романе фактически положительна Саэки-сан – мать, несколько раз сознательно переспавшая со своим пятнадцатилетним сыном, бросившая его, когда ему было четыре года. Автор имеет в отношении этой героини массу подстраховок, наполняет все двойным смыслом, шаткими предположениями и красивыми художественными уводами в сторону от ее одиозного однозначного осуждения.

"Внешние факты", видения, сновидения, мечты, грёзы, опасения, предчувствия, герои и их призраки часто сплавляются в одну неделимость. Суть более или менее проясняется только к концу произведения. Половина текста оттенена историей вначале счастливой, а затем трагической любви молодой Саэки.

Добр, тактичен, справедлив гемофилитик Осима – мужчина, телесно устроенный как женщина, предпочитающий иметь в качестве партнеров мужчин. Насмешка над кем-то?

Роль успешно кающейся Магдалины играет дальнобойщик Хосино. Но каялся он не перед образом, а перед чудесным камнем. Оказалось, Хосино, невзирая на многочисленные былые грехи, все-таки хороший парень. На путь исправления он встал сразу после встречи с юродивым Накатой, а после его смерти даже воспринял функции метафизического терминатора и внезапно научился говорить с камнем и кошками.

Неизвестной тенью остается "парень по прозвищу Ворона" – второе "я" героя-рассказчика Кафки, его внутренний голос, советчик, сходный с ангелом-хранителем.

Наката и Кафка Тамура ни разу не встречаются, но внутри они – как бы одно и то же, а парень по прозвищу Ворона – словно недостающая часть тени Накаты. В лесу внутри Тамуры-младшего зарождается нечто похожее на огромного белого слизняка, который затем ужасным образом выходит из Накаты. Скульптора словно бы убивают и Кафка, и юродивый старик, превратившийся в слепое орудие…

Наката умирает вместо попавшего в метафизическую переделку Кафки. Границы субъектов вроде бы нет, и не только между этими двумя персонажами: некоторые способности Накаты передаются дальнобойщику Хосино. Возникают также отождествления между Кафкой и его отцом, между Кафкой и мальчиком Кафкой на картине и в песне, между старой и молодой Саэки-сан, между Саэки-сан и ее призраками.

Лес в потустороннем мире оказывается лабиринтом души, в нем все исполнено "гипотезами без контраргументов". В посмертной зоне limbo[2] некая оболочка Джонни Уокера (скульптора, а не водочного персонажа) оказывается именно тогда, когда в этой зоне запутался его сын. Харуки Мураками меняет обычные представления: он говорит не о душе Кафки, а о его полом обездушенном теле, которое странствует по лесу души.

Так разнесены акценты в этом романе. Всевозможные аморальности перестают таковыми быть. Художественное полотно есть художественное полотно, в нем важны законы распределения изобразительных масс, а не кантовский категорический императив, тем более мир Харуки Мураками – это театр блуждающего воображения, связи фантазий с чем-то якобы действительным писатель намеренно обрывает. Незримым, неуказуемым образом автор отождествляется не с героем – мальчиком Кафкой, от лица которого ведется повествование, а с его отцом, скульптором. И дабы чисто художественно сгладить этот крен, Мураками всячески поэтизирует юродивого Накату, симпатизирует ему, делает из него святого. Однако еще больше автор поэтизирует Саэки-сан, поднимает ее на недосягаемую эстетическую высоту, причем таким образом, что и мысли не должно возникнуть, что она делала или делает что-то не так. А здесь еще и тень оборвавшейся любви, обязательная управляющая сила рока, власть мифа об Эдипе и пророчество-проклятие скульптора Тамуры. Это проклятие исполняется только частично, полувиртуально. Тамура-сын, самоназвавшийся Кафкой[3], в день убийства отца только запачкан красной жидкостью. Очнувшись после странного припадка, сын считает, ее кровью, но явно ошибается, ибо свежая кровь (да еще способная растворяться в воде) должна пахнуть. Аналогично инцест с "сестрой" в одном случае заменен половинчатой процедурой, а в другом – сновидением. Кроме того, у героя была только приемная сестра и нет стопроцентной гарантии, что встреченная Кафкой девушка Сакура она и есть.

В романе есть неодушевленные в бытовом смысле герои: необычайный камень, таинственная зона-чистилище, которую он охраняет, абстрактная сущность, именующая себя "полковником Сандерсом" и принимающая его вид. Есть также герои – парафакты: изменяющаяся комната в библиотеке, которую посещает привидение молодой Саэки-сан, само это привидение, потустороннее существо в цилиндре (дух Тамуры-старшего), которое нельзя убить, слизняк метровой величины, выползающий изо рта умершего Накаты… А самые таинственные объекты – флейты, изготовленные скульптором из нагло похищенных кошачьих душ. Может представиться, слизняк – это инобытие скульптора-злодея, убитого сверхположительным Накатой, но это только пунктир, автор не оставляет ни комментариев, ни явных намеков. По другой версии, слизняк – это внутренняя нечисть, от который избавился мальчик Кафка. Обе эти версии могут сосуществовать, поскольку данного паразита без органов можно рассматривать как наследие Тамуры-старшего.

Центральный, хотя и не главный герой – камень от входа в посмертие. Он довольно тяжел, имеет плоскую блинообразную форму. Камень мудр, но постоянно молчит. В зависимости от ожидаемых действий с ним, он чуть ли не по Больцману, Эйнштейну и Доплеру меняет свою температуру, массу и цвет, но при этом непостижимым образом кажется твердым и неподвижным. И все-таки главное назначение камня – утяжелять роман, чтобы последний не казался слишком легковесным. Фактически мы имеем камень от входа в читательское воображение.

Вместе с тем, складывается впечатление, основной герой произведения – вовсе не то и не те, кого мы перечислили; он – за кадром; это непостижимый объект-уравновешиватель, концевыми элементами которого (терминаторами) являются мудрые кошки, Наката, "полковник Сандерс", зона посмертия, камень от входа в эту зону и наконец Хосино.

Некоторые линии сюжета оказываются не совсем завершенными (назвать их полностью слепыми нельзя из-за сознательно внесенных автором элементов сингулярности). Например, объект, похожий на бомбардировщик "Б-29", никак не поясняется; письмо раскаявшейся учительницы Сэцуко Окамоты профессору психиатрии Цукаяме не имеет дальнейших реплик, словно бы проваливается. Но ведь в жизни именно так часто и бывает! Висящее на стене ружье, как правило, не стреляет. У Мураками – великая масса таких декоративностей, заряженных пунктирами и предположениями или тенями, отбрасывающимися на прошлое или будущее восприятие текста.

Как бы то ни было, роман достоин прочтения. Это тщательно замаскированный, сильно разбавленный, но местами все-таки показывающийся шедевр прозы. Автору можно простить апробируемые на читателе многочисленные восточные хитрости.

Единственная претензия к издательству – по поводу неважного, прямо-таки скверного поэтического перевода слов песни "Кафка на пляже". Эти стихи – сердце романа. Вот они:

Кафка на пляже

Ты уходишь на край земли,

А я в жерле вулкана плачу,

И за дверью застыли тени —

Те слова, что уже ничего не значат.

Ты уснешь, и тени луна растворит,

С неба хлынет дождь шелковых рыбок,

А за окном камнями стоит

Караул солдат без слез и улыбок.

А на пляже Кафка сидит на стуле,

Смотрит, как мир качается:

Маятник влево, маятник вправо —

Сердца круг замыкается.

Лишь тень сфинкса с места не движется —

На ее острие твои сны нанижутся.

Девушка в морской глубине —

Голубые одежды струятся и пляшут —

Ищет камень от входа, стремится ко мне

И не сводит взгляд с Кафки на пляже.

Допустимо ли здесь экономить? В таком случае дали бы подстрочник или хотя бы привели его в примечании. А если столь неуклюж исходный стихотворный текст (и, как некоторые места романа, способен попасть в анекдот про чукчу), то надо было бы как-то довести эту важную информацию до придирчивых читателей.

+ +

В другом гораздо более простом романе

К югу от границы, на запад от солнца

главное "я" произведения – Хадзимэ, фактически тот же Наката, человек живущий простой жизнью и простыми мыслями. На первом месте – косвенно-оценочно описываемая чувственность. Примитивизм коллизий к концу романа осложняется духом иного, почти потустороннего. При этом автор не дает объяснений необычным феноменам.

Первая любовь героя – Симамото. Расставание с ней в детстве стандартно: кто помнит друзей, бывших до двенадцати лет? Но именно здесь мы встречаем исключение. Во второй половине романа эта героиня то таинственно появляется из никуда, то в это никуда уходит. Ее жизнь вне встреч с Хадзимэ остается почти неизвестной. Другая подруга юности героя, Идзуми, гиперболически тяжело переживает измену Хадзимэ.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.