– Товарищи! – обратился ко всем министрам Блюменфельд. – В наш адрес отправлена телеграмма Сената Финляндии, подписанная его председателем Пером Свинхудом и генерал-лейтенантом русской армии Карлом Маннергеймом. В ней они уведомляют нас о желании провозгласить независимость своего государства от Русской республики. Выношу этот вопрос на всеобщее обсуждение, господа.
Все переглянулись. Первым выступил Плеханов, который был министром просвещения.
– Я целиком и полностью поддерживаю это решение финского народа. У них идёт война. У меня есть сведения, что отряды красной гвардии поддерживает Троцкий, который окончательно отошёл от позиции партии РСДРП. Он прибыл из Америки с неизвестной мне целью. И я официально заявляю, что фракция большевиков прекратила свое существование. Они никогда не являлись марксистами и образовали в наших рядах некое подобие секты. Мы исключили их из рядов РСДРП навсегда.
Сейчас они спровоцировали братоубийственную войну, сражаясь за независимость с такими же гражданами Финляндии, как и они. Более того, с Сенатом, который официально выбран финским народом. Ситуация весьма схожа с нашей. И там, и здесь большевики и иже с ними пытаются организовать контрреволюцию и свергнуть законную революционную власть. Мы не можем этого допустить. Призываю всех, кто здесь присутствует, оказать помощь генералу Маннергейму для восстановления законной власти и предоставить независимость Финляндии.
Разволновавшись, Плеханов сел на своё место.
– Товарищи, кто ещё хочет высказаться по этому поводу? – спросил Блюменфельд.
Неожиданно для всех слово взял Коновалов.
– Товарищи, – поправив на носу очки, начал он. – Текущее положение дел просто обязывает нас помочь финнам и дать им независимость. Мы можем разрешить офицерам флота принять участие в этой войне на стороне Маннергейма, если это только возможно.
Коновалов хотел сказать ещё что-то, но, мельком взглянув на Керенского, невольно осёкся, тронул очки дрожащими пальцами, промычал что-то нечленораздельное и сел обратно на своё место. Блюменфельд кивнул ему и произнёс.
– А что по этому вопросу скажет нам Александр Фёдорович?
Керенский пожал плечами.
– Я тоже считаю, что надо дать независимость Финляндии, но они должны заключить с нами договор, по которому обязуются никогда не воевать с нами и оказывать молодой российской республике любую помощь. А так, да, окажем им помощь, насколько сможем.
– Ну, что же, тогда давайте проголосуем, товарищи, за это… Единогласно, – после небольшой паузы, взглянув на поднятые руки, произнёс Блюменфельд. – Но этот вопрос у нас сегодня не один. Ко мне приходят телеграммы от поляков, которые воюют с немцами на нашей стороне, а также прибыла делегация из польских беженцев с просьбой обнадёжить их по поводу дальнейшей судьбы и получения независимости ими как государства, находящегося под германской оккупацией. Прошу также высказаться по этому поводу.
– А что тут говорить, – начал опять Плеханов, – нужно предоставлять независимость и всё. Польша вся под немцами, с которыми они в такой ситуации могут вступить в соглашение, а если мы дадим полякам гарантии получения независимости, то они продолжат воевать вместе с нами против Германии.
– Георгий Валентинович, а как же Единая и Неделимая Россия? – осведомился у него Керенский.
Плеханов встопорщил бороду.
– Товарищ военный министр, вы должны понимать, что Россия не должна быть тюрьмой народов, мы должны быть всегда впереди планеты всей в этом вопросе. Нам не нужны эти территории, достаточно и того, что у нас есть. Россия большая и не оскудеет землёю.
– Согласен, – сразу же сказал Керенский, – я за!
– Товарищи?! – произнёс Блюменфельд и, немного помолчав, добавил, – Ну, что же, и снова все только за. Я очень рад такому поразительному единодушию. Мы только что предоставили независимость двум большим территориям бывшей царской империи. Николай Романов всех нас за это уже бы заключил в тюрьму.
– И поделом ему, – вскричал Плеханов. – Нужно сегодня же оформить это решение в виде меморандума или манифеста и распространить через печать. Пусть все знают, что русская революция несёт только освобождение народам, порабощённым царским режимом. И, к слову, о Романове… Александр Фёдорович, а где Романов и что с ним происходит? Объясните нам, пожалуйста, а то все министры и страна находятся в полном неведение относительно судьбы бывшего российского императора.
– Извольте. – Керенский давно был готов к этому вопросу. – Романов арестован и находится в камере Петропавловской крепости. По нему идёт следствие, результаты впечатляют. Ну об этом вам лучше скажет министр юстиции.
Скарятин, заранее предупреждённый об официальной версии заключения под стражу императора и категорической нецелесообразности что-либо говорить по этому поводу, постарался заболтать вопрос.
– Товарищи, следствие идёт, бывший император даёт множество показаний, которые фиксируются. Но пока я ничего об этом вам сообщить не могу. Многое неясно и много всего ещё предстоит выяснить. Поэтому, прошу вас, товарищи, не пытать меня. Это нужно для дела.
– Ясно, ясно, милейший, – замахал на него руками Плеханов, – Я всё понял, спасибо. Разбирайтесь с ним сами. Но я вас попрошу обязательно вводить в курс дела о ходе следствия всех министров и меня в том числе. Это очень важный вопрос, очень важный.
– Конечно, я сразу это сделаю. Министерство юстиции стоит полностью на страже закона и готово делиться со всеми теми сведениями, которые будут получены от сверженного революцией царя.
Скарятин замолчал, Керенский тоже молчал. Терещенко перешёптывался о чём-то с Коноваловым. Неожиданно заговорил Второв.
– Господин председатель, мы с вами только что потеряли две большие территории, но какая судьба ждет наши военные базы, дислоцированные на территории Финляндии, и что будет с военными заводами и остальным промышленным производством на территории Польши после окончания войны? Этот вопрос я бы хотел задать всем.
Блюменфельд покачал головой.
– Пока ещё слишком рано говорить о том, что будет после войны, но очевидно, что это будут уже полностью самостоятельные государства, с которыми нам придётся заново налаживать все связи и производственные цепочки. Что касается Балтийского флота, то этот вопрос лучше задать не мне, а военному и морскому министру.
– Да, – отозвался на это Керенский. – Флот так и будет размещаться на своих штатных базах, а все форты и крепости, построенные Российской империей, продолжат своё существование до конца войны. Впоследствии мы, скорее всего, оставим береговые укрепления на территории Финляндии под нашей юрисдикцией. Что касается военных морских портов, то они ещё на какое-то время останутся в нашем ведение. Мы заключим насчёт них соответствующее соглашение с финским Сенатом. Надеюсь, я ответил на ваши вопросы?
– Вполне, вполне, – пробормотал Второв. И продолжил. – А что, на этом всё? Или есть ещё территории, которые хотят отделиться от нас? Сепаратистские настроения на всех окраинах нашей империи только усиливаются, насколько я знаю. Также ещё хотел бы обрести самостоятельность Туркестан, но их восстание в 1916 году и последующий разгром от Семиреченских казаков заставили их присмиреть на много лет. Это очевидно. Насколько полезны тамошние территории, это другой вопрос, но они обеспечивают Россию хлопком для производства пороха и одежды, что тоже нельзя сбрасывать со счетов. Насколько я знаю, многие из киргизов откочевали в Китай, остальные либо погибли, либо приведены в покорность и сейчас им не до того. Но есть ещё и Малороссия, сиречь Украина, а там дела не менее критичны. И как таковой власти там нет, а есть только желающие получить власть для себя.
– Спасибо, уважаемый Николай Александрович, за вопрос, – ответил Блюменфельд. – Я и сам его хотел поднять, но не сегодня. Ну, что же, раз он всё равно прозвучал, то нам надо решать, как нам быть с Украиной. У кого есть мнение на этот счёт? – и Блюменфельд обвёл всех присутствующих глазами.
– Ну, для начала прошу меня хотя бы просветить, что там сейчас происходит, – отозвался Керенский. – Я занимаюсь делами военными и мне не досуг ещё и заниматься делами гражданскими. И, признаюсь честно, я как-то упустил из виду этот вопрос. Может, мне кто-то пояснит, какая там обстановка?
Терещенко, обычно сдержанный, сейчас усмехнулся и ответил.
– Александр Фёдорович, спрашивайте, я сам оттуда и отвечу на любой ваш вопрос.
– Ну, что же вы, Михаил Иванович, – перебил его Блюменфельд. – Не только вы оттуда, но и я. Я родился в Херсоне, а потом учился и работал в Одессе. Но начинайте вы, а я продолжу, если вы что-то позабудете.
– Хорошо, Герман Фадеевич, так вот. Сейчас мы имеем в Киеве самопровозглашённую Украинскую Центральную Раду. Её создание инициировала группа товарищей из партии прогрессистов. В их числе Грушевский, Петлюра, Винниченко, Дорошенко и прочие. Как таковой у них власти нет. Это кружок по интересам. Они поначалу о самостийности и не думали, лишь хотели перевести образование на ридную мову и жить по принципу: «Слава Украине!». В связи с этим провели в апреле Всеукраинский съезд депутатов, где и постановили требовать предоставление Украине широкой и неограниченной автономии.
В Петербург приезжала украинская делегация с Винниченко во главе, он разговаривал с Львовым, просил и требовал этого, но его не услышали и автономию предоставлять не решились. Он и уехал ни с чем. Но так называемая Центральная Рада на этом не успокоилась, а даже наоборот, развила ещё более бурную деятельность.
Самопровозглашённая Рада стала проводить свои съезды, они прошли в мае. Так были проведены военный, крестьянский, рабочий, кооперативный, ну и ещё бог весть какие. По итогам всех этих съездов, буквально на днях, был прислан меморандум. Но его текста я не видел и не читал, – закончил свою речь Терещенко.
– Да, я его никому ещё не показывал, – подтвердил Блюменфельд, – но сам прочитал. Правда, пока не решился представить сей документ всему кабинету министров, – Но если вы готовы рассмотреть этот меморандум сейчас, то я готов его зачитать.
– Будьте любезны, – холодно отозвался на это Керенский.
Блюменфельд быстро взглянул на него, кивнул и подошёл к своему сейфу. Повозившись с замком пару минут, открыл его и вскоре возвратился обратно, держа в руках тонкую кожаную папочку.
– Вот, прошу вас! – и Блюменфельд протянул Керенскому лист бумаги с текстом меморандума.
– Спасибо, Герман Фадеевич, но я прошу вас самому его зачитать, чтобы можно было понять их требования на слух, а я потом заберу у вас копию, чтобы спокойно почитать в тиши своего кабинета и тщательно обдумать его смысл и мои действия в соответствии с этим.
– Да, конечно. Тогда, господа и товарищи, прошу вашего внимания.
Все закончили шептаться, ожидая, а Блюменфельд нацепил на нос очки и стал читать.
1. Принимая во внимание единодушное требование автономии Украины, выставленное украинской демократией, надеемся, что Временное правительство выскажет в том или ином акте свое принципиальное сочувственное отношение к этому лозунгу.
2. Неизбежность постановки украинского вопроса на международной конференции в связи с судьбой Галиции и частей украинской земли, занятых немцами, принуждает сейчас же принципиально решить вопрос об участии в такой конференции представителей украинского народа, ибо такое участие требует немедленного принятия подготовительных практических шагов относительно заграничной Украины.
3. Для всестороннего ознакомления правительства с настроениями на Украине и требованиями украинского населения, а также для практического содействия правительству в проведении в жизнь различных мер, вызванных особенностями жизни края, необходимо основать при Временном правительстве должность особого комиссара по делам Украины.
4. Для объединения правительственных мероприятий во всех губерниях с украинским населением необходимо ввести должность особого комиссара с краевым советом при нем.
