Я развел руками.
– Но как резко забуксовал Запад из-за этого «не позвалям!». Даже Иран обогнал в высоких технологиях, кто бы мог подумать?.. Нужно вовремя менять коней демократии на автократичных. Это всего лишь метод повышения скорости на финишной прямой, все оправданно…
– Финишной прямой к чему? – уточнил он. – Кстати, хороший кофе. Марка «Эда Медера»?
– Она самая, – подтвердил я. – Старая фирма с хорошей устоявшейся репутацией.
Он сделал глоток, прислушался к ощущениям, но произнес все тем же напористо-наступательным тоном:
– Общественность, чье мнение выражаем, уже не просто встревожена, а разъярена!.. И готова к действиям. Кое-где уже произошли нежелательные эксцессы…
Я пробормотал:
– Намекаете на захват власти на Урале?.. Это уже не просто эксцесс, а уголовно наказуемое вообще-то…
– Цветочки, – сообщил он зловещим тоном. – Вот-вот такое по всей стране!.. А всю не накажешь. Потому нужно срочно менять курс, чтобы простой народ, которому мы служим, успокоился. Иначе рухнем в кровавое средневековье! Разве вы этого хотите?
– Как и вы, – ответил я. – Никто не жаждет резни… кроме простого и очень даже простого народа. Этих простейших, я бы сказал!.. Однако я полагаю, что стоит отдать часть своих личных свобод, хоть и не хочется, за безопасный мир. Вы же видите, насколько все ужесточилось! Ярость и недовольство копились слишком долго… А тоталитарный контроль дает безопасность.
– Нет, – отрезал он упрямо. – Ценности демократии и личная свобода превыше всего!
Я смолчал. Когда на твои «дважды два четыре» отвечают лозунгами, спорить как-то нелепо. Хотя лозунги правильные, но политика управления обществом должна быть гибкой. Длинные промежутки времени – демократия, короткие рывки – тоталитаризм и ограничение свобод.
Он счел мое молчание за колебание, произнес с мягким укором:
– Простые люди всегда были в центре внимания культуры!
– Не совсем так, – напомнил я мягко, не желая тыкать носом в очевидное. – Все века и даже тысячелетия писали, говорили и рисовали только великих правителей, полководцев, ученых, писателей! И даже ставили им памятники и статуи. О простом человеке впервые заговорил то ли Достоевский, то ли еще кто-то в его время… Так что это мы традиционалисты, Всеволод Роландович!.. Мир все-таки развивают и двигают личности…
– Но вы забыли о нуждах простого человека!
– Он был простым, – ответил я с неохотой, – а сейчас вообще простейший… Да, уже простейший. Бесплатные блага развратили этого простого и даже очень простого, опустив ниже плинтуса… Кто думал, что благородная идея бесплатного базового дохода подействует так развращающе! Им мало всех удобств, хотят еще и указывать всему миру, как жить и на каком боку лежать на диване.
– На диване? – отпарировал он. – А кто на улицах с протестами?
– С протестами, – согласился я. – А создавать что-то могут? Или только ломать, жечь и бить витрины?.. Лучше бы лежали. Они даже не понимают, что такое мирный протест!.. Это если бы учителя вышли со своими требованиями или медработники, протест был бы мирным и ни одна витрина бы не пострадала.
Он поморщился.
– Простой народ иногда перебарщивает.
– Иногда? – уточнил я. – А когда начнутся массовые поджоги и убийства, остановить сумеете?
– Не начнутся, – заверил он. – Они же люди!
– В том и дело, – согласился я, – всего лишь люди. А люди хищники, сдерживаемые лишь законами и воспитанием. А тех, что уже на улицах, что-то сдерживает?.. Или только объединяет в хищные стаи?
Он допил кофе, тяжело вздохнул; я видел, как ему нелегко вести со мной разговор, понимая правоту и моей позиции, однако будучи старше и опытнее, чаще бывал бит жизнью и обстоятельствами, успел повидать черных лебедей.
– Дорогой Гарольд Анатольевич, – сказал он, впервые обращаясь ко мне так доверительно, – вы должны остановиться. Нет, не совсем! Я не призываю остановить мгновение насовсем, это тупик, застой и деградация, понимаю. Но снизить скорость прогресса в ваших силах. У вас лично влияния намного больше, чем вы думаете! Нужно успокоить народ. Дать ему то счастье, которое требует и жаждет. Хотя бы на одно-два поколения!
– Ого, – сказал я.
– Это нужно, – сказал он настойчиво. – Вы же футуролог, разве не чувствуете, вторая волна протеста будет мощнее! Даже я это вижу. Если народ в слепой ярости победит, цивилизацию отшвырнет в Средние века! Народ этого не понимает, но мы же видим, что будет?
– А разве мы не народ? – ответил я. – Сейчас общество расколото на полезников и бесполезников.
– Гарольд, – произнес он с укором, – это же оскорбительно…
– Мы не на трибуне, – напомнил я. – Это так, мое частное мнение, можно занести в минус репутации.
– Уже занесено, – ответил он со вздохом. – У вас на той чаше весов столько тяжелых проступков, что даже не знаю, как тросики не оборвались.
Его тон становился все доверительнее, даже амикошонское обращение по имени не царапнуло слух, все-таки на этом уровне знакомства предпочтительнее обращаться друг к другу по имени-отчеству, но здесь он изо всех сил старается сблизиться, как бы опуская, что для сближения нужно хотение двух сторон, а для разрыва достаточно желания одной.
– Всеволод Роландович, – сказал я, – думаете, мне не обидно, что мою любимую Европу, совсем недавний локомотив науки и хай-тека, обогнали десятки стран, которых и на карте не сразу найдешь!.. Европа слишком заигралась в демократию.
Он отшатнулся, во взгляде мелькнуло подозрение.
– Гарольд Анатольевич, вы разве против демократии?
– Я за, – сообщил я мирно, – но на данном этапе демократия погубит мир. Да-да, всю цивилизацию. Без жесткого контроля за всеми не выжить!.. Сейчас на некоторое время важнее тоталитаризм, а потом снова нужно к демократии.
Он смотрел пытливо, я понял по выражению его лица, что сперва хотел язвительно заметить насчет схватки автократов за власть, никогда не отдадут добровольно, но потом вспомнил, что не только Франко возродил в стране демократию, а потом передал ей бразды, но и в других странах при переходе от автократии умели обходиться без большой крови.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
