Фора

– Смотрите! Струйка воды отклоняется. Всем видно?

Дождавшись одобрительного мычания класса, Геннадий Родионович спрятал расческу во внутренний карман пиджака, закрутил кран и с торжествующим видом обратился к оболтусам:

– А почему она отклоняется, когда я подношу к ней расческу? Кто мне скажет? Почему бумажки только что притягивались к натертой сукном эбонитовой палочке? А? Губайдуллина, ты? Нет? Садись, Губайдуллина. Может, ты, Панасенко? Что «не-а»? Ты встань, встань. Не переломишься ведь?

Кто-то тихо заржал. Переломиться толстому Панасенко никак не грозило, разве что сплющиться под собственным весом. Сегодня класс был настроен весело: физик не свирепствовал, а показывал забавные фокусы. К числу последних, по мнению класса, относился аттракцион с извлечением Панасенко из-за парты. Сложная эта операция никогда не получалась с первой попытки.

– Ну-с? Мы внимательно слушаем.

Панасенко только сопел сквозь нос-пуговку, утонувший в необъятных щеках.

– И это все? Грачев, прекрати подсказывать. Если не терпится – скажи всем нам, а не одному Панасенко. А ты, Панасенко, садись. Подвиньтесь там, дайте ему сесть… Ну, Грачев?

– Электричество! – немедленно ответствовал щуплый и вертлявый всезнайка Грачев. – Это понятно, это примитив. Такое же электричество, как в сети, подумаешь!

– Такое, да не такое, – возразил Геннадий Родионович, отчасти довольный. – В случае с расческой и эбонитовой палочкой мы имеем дело с силами электростатического взаимодействия. Электроток – это одно, а электростатика – совсем другое. Почему, к примеру, вода, являющаяся соединением двух газов, существует на нашей планете в жидком виде? Из-за водородных связей, которые вы будете проходить на уроках химии и которые суть не что иное, как силы электростатического притяжения. Так уж устроены молекулы воды, что имеют плюс и минус… – Кое-как изобразив на доске пару сцепленных связями молекул воды и не услышав за спиной смешков, какие обязательно сопровождали этот рисунок, если кружок, обозначавший атом кислорода, выходил хотя бы слегка продолговатым, Геннадий Родионович приободрился и продолжал: – Теперь возьмем хоть сельхозавров. Какая причина заставляет их так называемые «тела» удерживать форму? Проще говоря, почему ветер не может растрепать сельхозавра, как облако?

– Это же нанороботы, а не вода, – презрительно скривился Грачев. – У них программа.

– Чушь. Причина та же – электростатика, только у нанороботов, образующих тело сельхозавра, не два полюса, а минимум четыре… вообще-то, бывает и больше… Тихо! Тарелкина, я к тебе обращаюсь! В чем ошибается Грачев? В том, что заданная извне программа заставляет сельхозавра двигаться и выполнять те или иные работы, но не отвечает за само существование сельхозавра. Понятно? Программа заставляет нанороботов изменять электростатические свойства, благодаря чему они могут выстраиваться в цепочки, а цепочки образуют жгуты, известные под названием псевдоскелета и псевдомышц… но никакая программа не заставит нанороботов перестать быть электрически полярными и, следовательно, не приведет к разрушению или, вернее, рассеянию сельхозавра. Уничтожить дефектного сельхозавра, забравшегося, к примеру, в город, не самая простая задача…

Класс загалдел. С некоторых пор сюжеты о полоумных сельхозаврах полюбились редакторам блоков теленовостей, поэтому различные способы уничтожения макронаномеханизмов видели на экране все. Многие видели это и воочию, а придурок и враль Шишов утверждал даже, что побывал внутри сельхозавра.

Провоцировать учителя на дискуссии, не имеющие никакого отношения к теме урока, эти семиклашки еще не научились. Геннадий Родионович постучал указкой о стол.

– Продолжаем. Электрический заряд может приобрести любое тело, не связанное проводником с землей. Например, ваше тело. Сейчас мы это продемонстрируем… Добровольцы есть? Панасенко? Нет, его слишком долго заряжать… А кто предложил – ты, Грачев? Ну-с, Грачев, милости прошу… вот сюда, на стеклянный изолятор…

Наслаждаясь общим вниманием, Грачев лицедействовал: дрожал всем телом и осенял себя крестным знамением. Пришлось поторопить кривляку, да заодно приструнить и остальных. Со старшеклассниками такое уже не проходило – на этих окрики пока еще действовали.

– Держись за шар и ни за что другое…

Отодвинув второй блестящий шар электрофорной машины от греха подальше, Геннадий Родионович завертел рукоятку – сперва небыстро, потом все скорее, потом бешено. Минуты через две немытые рыжие волосы на голове лицедея зашевелились и сделали первое поползновение встать дыбом.

– Что наблюдаем? – крикнул слегка запыхавшийся Геннадий Родионович. – Электростатическое отталкивание одноименно заряженных тел! Вот что получается, когда… Что там?! Назад! Панасенко, сидеть!..

Но Панасенко уже воздвигся на свои тумбы, о чем сразу же сообщил грохот упавшего стула. Повскакивали все. Половина класса прилипла носами к окнам, а вторая половина стремглав неслась туда же, забыв о назидательном физическом опыте. Грузно топоча, Панасенко задел Грачева, и оба, взвизгнув, подпрыгнули от электрического удара. Кабинет сотрясся. Сейсмический вклад Грачева был пренебрежимо мал, зато от приземления Панасенко жалобно задребезжали окна, лейденские банки и лабораторный гальванометр.

– Куда? – фальцетом надрывался учитель. – Да что там у вас?

– Идите сюда, Геннадий Родионович, смотрите! Во какой!..

По улице, отделенной от школьного здания спортплощадкой и редкой шеренгой золотушных деревцев, двигался сельхозавр.

Серый, как слон, но гораздо крупнее слона, смахивающий не то на вымершего зверя индрикотерия, не то на зауропода с купированным хвостом, сельхозавр неспешно переступал четырьмя конечностями. Был он непрозрачен, но словно бы не шел, как всякое порядочное четвероногое, а скорее перетекал – впрочем, Геннадий Родионович не был вполне уверен в применимости данного глагола к походке сельхозавра. У всякого крупного живого существа при движении под кожей перекатываются мышцы, а на сгибах конечностей обозначаются жилы, а если ничего подобного не наблюдается, то какая же это, к черту, ходьба? Даже у самого тупого экскаватора есть гидравлические поршни, а у этих что?.. Движущийся сельхозавр всегда производил на Геннадия Родионовича самое неприятное впечатление.

Зато электростатика торжествовала триумф – встречный и довольно сильный ветер, несущий вдоль улицы сухие осенние листья, по-видимому, не причинял слепленной из нанороботов зверюге ни малейших неудобств.

– Гля, а троллейбус-то, троллейбус!..

За сельхозавром и впрямь пробирался троллейбус – боязливо, по-черепашьи. Сельхозавр перекрывал ему путь. Водитель трусил, не решаясь подтолкнуть в корму тихоходную зверюгу, и почем зря подавал звуковые сигналы. Из окон торчали головы пассажиров.

Только сейчас Геннадий Родионович заметил, что нарост, заменяющий сельхозавру голову, касается троллейбусных проводов. Иногда зверь задирал башку выше, и тогда провода свободно скользили сквозь нее. Просто удивительно. До сих пор приходилось полагать, что сельхозавры кормятся солнечной энергией, а если и употребляют в малых дозах электричество, то исключительно атмосферное…

Н-да. Невнятное это существо – сельхозавр. Полезное – что есть, то есть, – но невнятное до мигрени. И даже не существо и не механизм, а конгломерат какой-то. Колония простейших. Эту дрянь даже кибернетическим организмом не назовешь – ну не вписывается она в понятие «организм»!

Отпустив наконец провода, сельхозавр резко свернул в сторону, протек сквозь дерево, не повредив ни веточки, варварски погнул уличный фонарь и удалился в сторону пустыря, доведя до поросячьего визга ветхую бабульку на тротуаре.

Школьники веселились.

Геннадий Родионович заколотил указкой по столу. Урок был испорчен, оставалось только не дать ему пропасть окончательно. Впрочем, и пропадет – невелика беда. Геннадий Родионович был реалистом. Не то беда, что эти придурки охально гыгыкают при слове «эбонит», а то беда, что даже отличники, коих раз-два и обчелся, повзрослев, все равно будут верить в сглаз, порчу, хиромантию, магию всех цветов радуги и положительную энергетику, сообщаемую стакану с водой посредством телеэкрана. На худой конец, и то если шибко умные, – в торсионные поля. Геннадий Родионович не без оснований считал Сизифа коллегой.

И еще вопрос, кому досталась работенка тяжелее.

Впрочем, хныкать было не с чего. К работе в школе бывший мэнээс давно привык, тянул полторы ставки, чем обеспечивал скромные свои потребности, алиментов бывшей жене не платил за нерождением ею детей, а именно эту школу, а не какую-нибудь другую, избрал по двум причинам: директор редкого для педагогики пола, мужик хитрый, но не сволочь, и оптимальное удаление от дома.

Живешь далеко – устанешь мотаться в транспорте. Живешь близко – как под надзором. Либо знакомые школьники, либо, что еще хуже, их родители. Ни пройти, чтобы тебя не остановили языки почесать, ни пива выпить во дворе, а уж если несешь домой портфель, то гляди в оба, чтобы в нем не звякнуло. Облико морале! Для родителей нет занятия увлекательнее, чем блюсти чужую добродетель.

В плохую погоду Геннадий Родионович все-таки ездил домой на метро и двух автобусах, в хорошую – добирался пешком за полчаса. Как раз посередине маршрута располагался железнодорожный узел со станцией, сортировочной горкой, пакгаузами и заводом по ремонту чего-то бегающего по рельсам. Обыкновенный путь через эту полосу препятствий пролегал по высоченному, в пять лестничных пролетов, и длиннющему пешеходному мосту, но рабочие с ремонтного завода издавна ходили по путям и через горку, сразу сокращая маршрут вдвое. Если бы всех, кого здесь подавило вагонами, захоронить на месте, то на рельсы, стрелки, пакгаузы, да и на завод не осталось бы ни клочка земли. Но народ русский, как хорошо известно всем битым супостатам, неимоверно стоек и упорен в достижении заветного. В давние времена из забора, окружившего узел радением железнодорожной администрации, выламывали доски. Позднее стали выпиливать железные прутья. А когда опасное место оградилось от города забором из бетонных плит, проблему беспрепятственного прохода стал решать трос, принайтовленный одним концом к плите, а другим – к формирующемуся составу. Любопытные сбегались посмотреть, как выдранная с корнем плита долго скачет по шпалам за составом, сокрушая семафоры и прочую железнодорожную утварь, и грохот ее постепенно затихает в неизвестной дали…

Обычно Геннадий Родионович не ленился подняться на мост, но сегодня остановился озадаченный. В заборе, буквально на днях восстановленном и укрепленном приваренными поверху стальными уголками, не хватало не одной, а целых двух плит!

«Мощны у нас локомотивы», – успел с ноткой гордости подумать Геннадий Родионович, прежде чем его внимание было привлечено кучкой людей по ту сторону ограждения.

Любопытство пересилило.

– Тут он прошел, значит, – донеслось до слуха.

– Простите, кто прошел? – задал Геннадий Родионович вопрос раньше, чем рассмотрел вестника происшествия.

– Кто, кто… – На отвратно небритой харе из-под кепчонки неожиданно ярко блеснули восторженные глаза. – Сельхозавр, ясен пень! Гля, чего на путях делается! Во, блин! Не, ты гля!..

Геннадий Родионович споткнулся. Сказавши «а, ч-черт!», поглядел под ноги. Тут же выяснилось, что обе недостающие плиты лишь немного изменили дислокацию – лежали себе рядышком на земной поверхности, а не скакали на привязи куда-то в сторону Воронежа.

Неужели и вправду сельхозавр?

На путях было неладно. Не лязгали капканы стрелок, не катились с горки вагоны. Вагоны – три штуки – лежали на боку, и нечто белое, бесформенными кучами вывалившееся из них, было залито мазутом из притулившейся рядышком – тоже на боку – черной цистерны.

– Унитазы, – жизнерадостно сообщил небритый весельчак. – Охренеть. Все вдребезги. Это цистерна в них въехала, я видел. Кто-то стрелку не туда перевел, может, сам сельхозавр…

– Цистерны нельзя пускать с горки, – блеснул эрудицией Геннадий Родионович.

Небритая харя обиделась:

– А сельхозаврам можно по городу шляться? А по путям им можно? Выдумали, блин, заразу на нашу голову! Прикинь, а? Людям, значит, нельзя, а этой нечисти можно?..

– Точно, – легкомысленно подначил Геннадий Родионович. – Чужим можно, а нам нельзя. Понаехали тут из деревни, понимаешь…

Харя обиделась всерьез:

– Сам ты понаехал! А ну, вали отсюда!

Рассудив, что ответная колкость была бы сейчас не к месту, Геннадий Родионович счел за благо прикинуться, будто как ни в чем не бывало продолжает путь, и свернул к мосту. Сверху последствия аварии было видно даже лучше. Вокруг черного и белого брезгливо суетились какие-то люди – не то путевые рабочие, не то охотники до бесплатной сантехники. А может, и то и другое.

Распоясались сельхозавры, осуждающе подумал Геннадий Родионович. В блоках городских новостей редкая неделя обходилась без сообщений о визите бродячего сельхозавра в городские кварталы и о мерах по вытеснению его за городскую черту, а то и об уничтожении.

И чего сельхозавров в город понесло?.. Загадка века. До сих пор, вон, пишут, что перепрограммирование их – дело самое простое. Может, вирус гуляет?..

В воображении немедленно возникла картина: толпа, с гиканьем бьющая хакера. Картинку Геннадий Родионович прогнал, но остался в недоумении. Ну, допустим, вирус. Такой, что за полгода (или когда там за сельхозаврами была замечена тяга к городам?) не выявлен и не укрощен? Быть того не может. Может, все-таки дефект конструкции?

Слово «конструкция» применительно к сельхозавру Геннадий Родионович даже мысленно произносил с отвращением. Конструкция бывает у механизмов, а у этого конгломерата нанороботов что? Структура? Недостаточное слово. Что вносит порядок в хаос монад? Конституция какая-нибудь, что ли?.. Ага. Спросить бы у колонии вольвокса – есть ли у нее конституция или она живет в добропорядочной анархии по Кропоткину?

Мысль развеселила. Геннадий Родионович зашагал бодрее. По ту сторону желдорузла стало совсем легко – и в первую очередь потому, что здесь не жил никто из учеников. Отсюда начиналась свобода. Здесь можно было выругаться или звучно, чтобы прохожие обернулись, плюнуть на асфальт. Не хочется – не делай, но не дорожить свободой странно.

Миновав забор с табличкой «Строительство ведет СМУ такое-то, прораб Я.Я. Обсценный-Табуиров», Геннадий Родионович вновь увидел сельхозавра. Тварь находилась в конце улочки, занимая всю проезжую часть, и двигалась, по-видимому, к проспекту. Ага. Стало быть, жди ликвидаторов. Поспешить бы, не то как раз улицу оцепят…

С другой стороны – черт тянул лично посмотреть на ликвидацию. Телевизионщикам доверия не было. Поучаствовав однажды в несанкционированном митинге и не приметив на телеэкране своей физиономии в вечернем блоке новостей, а обнаружив вместо нее всякие отвратные рожи, Геннадий Родионович испытал одновременно радость от того, что не придется назавтра объясняться с директором, и горькое разочарование: хоть часть правды да обязательно скроют от народа!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.