Красная ветка. Сборник рассказов

1. Первый вагон

– Не трогай поручни, а то нахватаешь всякой заразы! – строго произнесла бабушка, отдергивая мои руки от поручней вагона.

Я послушно выполнил ее приказ. Бабушка старше – ей виднее. Мы сели на свободные места.

"Осторожно, двери закрываются", – зашипел знакомый голос перед тем, как поезд тронулся.

Двери с грохотом захлопнулись, и мы начали набирать скорость. Платформа скрылась из вида.

Опять в метро. Опять в туннеле.

– Бабуш, а почему Пашку каждый день забирают на машине из детского сада, а мы тащимся в подземелье?

– Что за вопросы? И, во-первых, мой сладенький, мы не тащимся, а передвигаемся общественным транспортом. У Пашки родители, видно, безработные – вот и забирают его каждый день на машине. А твои мама и папа пашут как лошади, поэтому им времени не хватает на то, чтобы забирать тебя на автомобиле из сада.

– Но на машине же лучше, удобнее, быстрее, – сказал я, пытаясь объяснить бабушке простые вещи.

– Машина для одиночек. Ты видел, чтобы родители Пашки гуляли по скверу или около сада? Да и Пашка сам редко гуляет. А все почему? Потому что на машине ездит в детский сад и из него тоже: нырк в свой передвижной панцирь и обратно в родительскую норку. Они с ним никуда и не выходят, света белого не видят. Не то что мы. Мы с тобой вон какие молодцы: гуляем, ездим на общественном транспорте, вокруг нас постоянно люди, ни от кого не прячемся. Мы молодцы, мы с народом.

Бабушка прижала меня к себе и поправила шапку, которая съехала набок.

Вот оно как! Значит, мы с народом… Ну хорошо, а Пашка – одиночка, стало быть. И родители его не с народом. Видимо, это нехорошо. Бабушка умная – бабушке виднее. Но все же на машине ездить здорово, в этом она меня не переубедит.

Хотя метро мне нравится, здесь интересно. Поезда шумят… Я люблю поезда. Заходишь в метро, и ветер тут же бьёт в лицо. Так приятно! Потом спускаешься на длинном эскалаторе в подземелье. Но только не в то, где живут тролли. Нет, в метро не бывает троллей. Я уж точно их не видел. Видимо, люди когда-то их победили, выгнали из туннелей и решили пустить по ним поезда. Мне кажется, во времена троллей в метро явно было грязнее и опаснее. Ненароком спустишься вниз и нарвешься на голодное чудище, и всё – тю-тю, остались одни косточки. А сейчас здесь хорошо, светло, народ повсюду – безопасно.

Я крепко держал в руках свой прозрачный портфель, в котором видны были краски, карандаши и альбом. Каждую среду мы с бабушкой ездим на занятия по рисованию. Мне нравится рисовать. Правда, у меня хорошо получается только карандашами и гуашью, а акварелью пока все расплывается. Но ничего, скоро, я уверен, овладею и этой водянистой проказницей. Она ещё не знает с кем связалась!

Через полгода уже в школу, я с нетерпением жду этого момента. Там будет здорово, я знаю. Там я всем и покажу, как хорошо умею рисовать.

Единственное, что мне не нравилось в метро зимой, – жара. Особенно, если сравнивать с улицей, где уже несколько дней щеки и нос замерзали за несколько секунд. Из-за холода приходилось тепло одеваться, а уж моя бабушка знала толк в укутывании. Я сидел в застегнутой куртке, замотанный шерстяным шарфом, и в шапке, которая постоянно слезала набок.

Напротив нас в вагоне сидел дедушка и внимательно оглядывал всех пассажиров. Он добродушно улыбался каждому человеку, встретившись с ним взглядом. Я заметил его ещё на прошлой станции. Сейчас решил разглядеть получше: старая куртка с заметными потертостями от времени была наполовину расстёгнута, из-под нее выглядывал бордовый клетчатый шарф. Ботинки были поцарапанные, но чистые. Несмотря на пожилой возраст, у него была аккуратно подстрижена борода и опрятно причесаны волосы. В целом, если не обращать внимание на определенные мелочи, старик выглядел ухоженным и опрятным.

Мы встретились взглядами. Он улыбнулся – я смутился и опустил глаза, сделав вид, что разглядываю свой портфель. Через некоторое время я снова поднял глаза: дедушка все также улыбался, глядя на меня. Родители всегда говорили, что нужно избегать незнакомых людей, особенно тех, кто пристально смотрит на тебя. А вдруг это тролль, который маскируется под человека и хочет пообедать моими ручками и ножками? Может, он снял одежду с другого ухоженного старичка, а сам съел его? А если он своей улыбкой заманивает маленьких детей, потом уводит их в свои тайные подземные ходы, где ещё прячутся выжившие тролли… Ух, аж не по себе стало. Мурашки побежали.

Поезд резко остановился, я встрепенулся. Двери вагона отворились, и зашли другие пассажиры.

– Радость моя, а ты уже придумал, что будешь рисовать папе на 23 февраля? – спросила бабушка, снова поправляя мою шапку, которая в очередной раз сползла набок.

Я отвлекся от своих мыслей о троллях. Точно! Мария Николаевна, наша учительница по рисованию, на прошлом занятии предупредила, что сегодня мы будем делать открытки ко Дню защитника Отечества.

– Я пока думаю, – ответил я, косо поглядывая на нашего попутчика, сидевшего напротив.

Старик внимательно наблюдал за мной, и улыбка не сходила с его лица. Может, я его смешу своим видом? Может, он не может скрыть своей улыбки из-за моей непослушной шапки? Я невольно сам поправил головной убор и снова уткнулся в свой портфель.

– Что ж ты так? Уже давно пора придумать, скоро праздник. Вы же сегодня будете делать открытки, верно?

– Да, сегодня.

На самом деле я уже все придумал и продумал до самых мелочей! Причем, не только к 23 февраля, но и к последующим праздникам. Папу я хотел изобразить рыцарем верхом на коне. А у каждого рыцаря должна быть принцесса. У папы есть своя красивая принцесса – моя мама. Поэтому маме к 8 Марта образ тоже уже был придуман. Ну и бабушку, конечно, я не оставил без внимания – её я видел королевой, мамой принцессы. Идея была, осталось только ее воплотить. Просто почему-то сейчас я не хотел рассказывать даже о папе в образе рыцаря. Меня смущал пожилой мужчина, сидевший напротив, и я никак не мог справиться с этим странным чувством.

Он меня вовсе не пугал. Напротив, скорее притягивал к себе своим дружелюбным видом. И я уже даже решил, что, скорее всего, он не тролль. Но что-то было в его приветливом взгляде такое, от чего я невольно смущался.

Вагон продолжал лететь по туннелю, громко стуча колесами. Через пару станций дедушка поднялся и направился в нашу сторону. Я невольно прижался к бабушке, поднимая глаза на возвышающуюся надо мной фигуру. Старик недолго так постоял, затем осторожно, неспеша сел рядом, на свободное сидение.

– Любишь рисовать? – улыбаясь, спросил он.

Голос у него был хриплый, но мягкий. Я сразу проникся к нему доверием и, несмотря на все наставления родителей не разговаривать с незнакомцами, ответил:

– Да, очень люблю.

Я с любовью погладил свой портфель.

Бабушка пристально и недоверчиво смотрела на старика, не решив пока, стоит ли вмешиваться в беседу, но меня на всякий случай прижала к себе сильнее.

Шапка съехала вниз, закрыв полностью один мой глаз. Я поспешил поправить ее. Дедушка ещё шире улыбнулся, глядя на меня, и я ответил ему улыбкой.

– Послушай, что я тебе скажу, – тихо, наклонившись ко мне, сказал дедушка. – Нужно заниматься тем, что тебе искренне нравится. И никогда, ни при каких обстоятельствах, не изменять своим интересам. Поверь, это очень важно.

– Мужчина, мы и сами можем направить ребенка на верный путь, вы не волнуйтесь, справимся без посторонней помощи, – вмешалась в разговор бабушка.

Но добрый попутчик не обратил никакого внимания на ее слова. Он похлопал по моему портфелю своей узловатой рукой и, повысив голос, произнес:

– Любишь рисовать – рисуй! И никого не слушай, даже если больше никому это не нравится, все равно рисуй.

Бабушка ещё ближе подвинула меня к себе, словно я цыпленок, а она курица-наседка, желающая уберечь своего дорогого птенца.

Поезд стал замедлять ход. Бабушка что-то говорила нашему случайному попутчику, но я ее не слышал. Я неотрывно смотрел на его светящееся морщинистое лицо.

– Будь верен себе. У тебя все получится, если не предашь себя. Ты сейчас этого, возможно, не поймёшь, но постарайся запомнить.

Старик медленно поднялся и направился к дверям. Он не отводил от меня взгляда. И я вдруг почувствовал внутри тепло – не тот жар, вызванный курткой и шерстяным шарфом – а какое-то внутреннее тепло.

Бабушка продолжала что-то говорить вслед старику. Когда она сделала паузу, чтобы выдохнуть, он посмотрел на нее, как-то странно, даже грустно улыбнулся и сказал:

– Нам, увы, уже поздно что-то менять. Уже ничего не исправишь. Поздно идти к мечте. Вовремя не успели… А вот ему в самый раз. Не повторяйте наших ошибок, не делайте из цветов сорняки.

Бабушка застыла… Моя бабушка, которой палец в рот не клади, не нашла, что сказать ему в ответ.

Я смотрел на дедушку широко раскрытыми глазами. Я не все понял из того, что он мне сказал, но почувствовал, что он хотел до меня донести.

Поезд остановился. Двери с грохотом отворились. Старик напоследок одарил меня своей улыбкой и сошел на платформу.

Двери закрылись, и наш вагон заметно опустел…

2. Аварийная пересадка

– Эй, Серый! Давай скорее, сейчас двери захлопнутся, – забегая в вагон, крикнул Димон, переворачивая козырек своей кепки назад.

Серёга в последний момент влетел в вагон. Двери закрылись, прищемив лямку его рюкзака.

Мы с Димоном разразились громким смехом.

– Ну, Серёга, ты как обычно! – сквозь смех воскликнул Дима, глядя, как наш товарищ пытается выдернуть лямку рюкзака из закрытых дверей.

– Да что вы ржете? Помогите лучше, – крикнул Серёга, продолжая тянуть свой несчастный рюкзак.

Мы смеялись на весь вагон, хватаясь друг за друга, чтобы не упасть в мчавшемся по туннелю поезде. Пассажиров было немного, но все с осуждением поглядывали на нас.

Сегодня мы решили прогулять школу. Кинули портфели с учебниками у Серёги дома и отправились на прогулку, закинув все самое необходимое к Серёге в рюкзак. Очень хорошая погода была на улице, чтобы тратить день, сидя на скучных занятиях.

– Парень, прекрати дергать! – не выдержал один из пассажиров преклонного возраста. – На следующей остановке двери откроются, и достанешь. Ты сейчас либо рюкзак порвешь, либо дверь сломаешь.

– Скорее второе, – хохоча, воскликнул Димон. – Давай, Серый, тяни сильнее!

Он схватился за рюкзак и стал вместе с Серегой тянуть его.

– Вы, что, по-русски не понимаете?! – возмутился тот же пассажир.

Я обернулся и взглянул на него. Это был зрелый мужчина, приблизительно лет пятидесяти-шестидесяти. Он был одет в лёгкую ветровку и «пенсионерскую» кепку. На мой взгляд, такие кепки носили либо таксисты, либо пенсионеры. Судя по тому, что он был сейчас не за рулём, то я отнес его к новоиспеченным пенсионерам. Мужчина нахмурил свои густые брови и недовольно глядел на нас.

Наконец состав выехал из туннеля на освещённую платформу. Когда двери распахнулись, Серёга, радостный, довольный, выдернул свой рюкзак и крепко прижал к себе, словно опасался, что двери выхватят его у него и зажмут в своих крепких объятиях.

Мы с Димоном смеялись и хлопали его по спине.

– Вы идиоты? Почему нельзя было подождать другой поезд? – возмутился Серёга, все так же обнимая свой драгоценный рюкзак.

– Да ладно тебе, весело же! – сказал я и пошел по вагону, разглядывая стены.

Чистенько, однако. Повезло с вагоном.

Двери закрылись. Димон, насвистывая, шел сзади меня. Мужчина продолжал угрюмо смотреть на нас.

– Что нынче за молодежь пошла! Никакого уважения! Зашли в вагон, и ни с кем не считаются, – начал бубнить мужчина в кепке.

– Это точно! Молодые люди, вы вообще-то здесь не одни, – поддержала его женщина в возрасте, осуждающе глядя на нас.

– Мы кому-то помешали? Вы же видели: у меня застрял рюкзак, а мои товарищи посчитали это смешной ситуацией. Что здесь такого? – высказался Серёга.

– Что дурного, в том, что у людей хорошее настроение? – спросил Димка и перешел со свиста на вокальное исполнение.

Мы уже ушли в другой конец вагона, но дотошный пассажир не унимался.

– Вы чего тут разорались? – крикнул он, тряся рукой.

– А тебе завидно, старикашка? – спросил, ухмыляясь, Димон, обернувшись к возмущенному пассажиру.

Он схватился за верхние перила и повис на них, раскачиваясь, как на турнике.

– Ты как разговариваешь со старшими? – возмутилась женщина, сидевшая в другой стороне вагона.

– Парень, ты совсем обнаглел? Какой я тебе старикашка? – поднявшись со своего места, воскликнул мужчина.

– Тогда зачем ты кепку пенсионерскую напялил, если не считаешь себя старикашкой? – поддержал я товарища.

– Да как вы смеете?!

Мужчина покраснел от злости, его возмущению не было предела.

Меня всегда удивляли такие люди. Ну вот чего ты сидишь здесь и нагоняешь на всех негатив, тебе не все ли равно, кто тут орет (судя по тому, как он выразился), учитывая, что мы вовсе не орали. Мы просто смеялись, но, видно, люди к старости забывают, что такое смех и его редкий звук начинает их бесить. Если сам жизнью недоволен, то зачем на других срываться, нагнетать ситуацию? На этот вопрос я не знал ответа.

Я посмотрел на Димона, и на моем лице расцвела многообещающая улыбка.

– Это то, о чем я думаю? – спросил мой товарищ.

Я кивнул.

– Серый, Серый, – позвал Серёгу Димка. – Код красный! Третьяковка.

– Что прямо сейчас?

– Именно, – подтвердил я.

Двери вагона в очередной раз затворились после короткой остановки.

Димон вышел на середину вагона и начал во весь голос петь, окончательно выводя из себя пассажиров. Большинство людей в вагоне начали в открытую поддерживать помидора в кепке. Чем ещё больше меня раззадорили. Пока Дима пел, мы с Серегой подошли и открыли его рюкзак, в котором лежали баллончики с краской.

– Вот они, мои дорогие!

Я вытащил красный баллончик и спрятал под джинсовкой.

– День дурака был на прошлой неделе, вы немного опоздали, клоуны! – пытался задеть Димона мужчина в кепке.

– Простите не знаю, когда день вредных пенсионеров, но что-то мне подсказывает, что не сегодня, – подключился к перепалке Серёга.

Пока мои друзья отвлекали внимание, я высматривал поле для своего творчества.

Мы простояли ещё один переезд до следующей станции. К моему сожалению, в вагон зашли новые люди, которые были ни причем. Но им предстояло стать свидетелями нашей накаляющейся межвозрастной борьбы. Двери закрылись, Димка продолжал горланить песни, а Серёга вступил в жаркую перепалку с тремя пассажирами во главе с помидором. Я вытащил баллончик и приступил к своей роли в операции под кодовым названием "Третьяковка". Красный цвет ярко выделялся на светлых стенах вагона. Я успел нарисовать несколько смеющихся рожиц на окнах, на меня наконец-то обратили внимание. Одна из самых недовольных пассажирок воскликнула:

– Ах ты вандал, прекрати немедленно!

Для меня это было оскорблением: я не вандал – я художник. И это мое выражение творчества! Я принялся ещё быстрее рисовать, стараясь за короткое время оставить как можно больше красных пятен в вагоне. Это было органично, учитывая, что ветка метро, по которой мы ехали, была красная. Я нарисовал свое главное художество на самом видном месте: уродливый тролль в точно такой же кепке, как у мужика. Пассажиры кричали, возмущались, некоторые стали хватать Димку и Серёгу за руки, но они всеми способами ограждали меня от народного недовольства.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.