Дирк подошел к самому краю крыши, уселся, свесив ноги над пропастью, и восторженно уставился сначала вниз, на город, затем дальше – на самый край горизонта, скрытый за белесой пеленой тумана. ДожДирк моросил по всему городу, капли затекали за шиворот грязной футболки, холодом обжигая спину, а ледяной ветер пронизывал до костей, но Дирк не обращал на это внимания. Даже когда из – под крыши жалобно мяукнул Томас, подзывая своего хозяина, он не смог заставить себя отвести взгляд: вид с почти стометрового бетонного небоскреба зачаровывал.
Весь горизонт, открывающийся взору, был застлан стальными листами крыш, и одинаково серыми, бетонным, в общем – то, даже убогими домами, непривычно далекими и из – за этого миниатюрными… Круги были повсюду – Дирк и не догадывался, что их так много в городе. А далеко – далеко на востоке – главный и самый большой. Там разместилась штаб – квартира Племени – место, где они устраивают свои сборища и заседания. Немногим севернее совсем другой круг – огромная черная воронка, обнесенная со всех сторон, казалось, неприступным забором. Дирк хмыкнул: Карьер. Неиссякаемый источник угля – топлива, которым пользуются абсолютно все, не исключая и мальчишек из племени. Отсюда он не кажется таким уж важным местом… От него на запад убегает широкая петляющая полоса дороги – не центральной, а железной, промышленной, но еще более опасной. В каком – то месте совсем даже недалеко от башни – можно и сейчас услышать гул одного из локомотивов, битком набитого драгоценным грузом. А конец ее скрывается вооон там, далеко за горизонтом…
Дождь стихал, но Дирк понимал, что это ненадолго. Он уже не знал, сколько времени сидел, уставившись на этот грандиозный пейзаж. Час? Два? Три? Или же всего десять минут? Наверное, ему уже пора в путь: дорога не близкая. Уже поднимаясь, Дирк бросил последний мимолётный взгляд на рельсы, бегущие вдаль сквозь утопающую в беспрерывных осенних дождях линию горизонта, и неожиданно для себя замер на месте. Непроницаемая стена тумана уже рассеялась, открыв что – то непривычное, таинственное… Манящее. Вдали неровной серой полоской виднелся край города, до этого казавшегося бесконечным и незыблемым левиафаном из ржавчины и бетона, а ещё дальше, за черной грядой выжженной дотла земли, постепенно застраивающейся новыми серыми кварталами, еле различимые для человеческого взгляда, плотной стеной высились кроны деревьев, облаченные в пестрые одеяния из листвы, казалось, всех мыслимых цветов…
Дирк вскочил и сломя голову понесся вниз по лестнице, до ужаса напугав Томаса, с явной тревогой следившего за ним. Лестничные пролёты и этажи мелькали один за другим, стук звонких сандалет по каменной лестнице многократно усиливался в бесконечных коридорах исполинской башни, заглушая бушующую за окном стихию. Он бежал и смеялся – от радости, от гордости за себя, от того, что всё – таки бывают чудеса!..
Ещё вчера у него не было ничего, кроме полусотни подопечных и неизбежно приближающейся зимы, а с ней и голода, холода, болезней. Не было настоящего дома, в котором его Племя могло бы пережить этот ужас, не было припасов, не было ни малейшей надежды хоть на какие – то перемены! Всё племя пребывало в самом паршивом состоянии духа – ни Морган, ни даже Каска не могли с этим ничего поделать. Если бы дела шли так и дальше…
Дирк остановился на лестничном пролете и прислонился спиной к перилам, тяжело дыша после забега. Он запрокинул голову и зажмурился от удовольствия. Если бы, если бы…
– Но теперь уже не будет никаких «если бы»! – прокричал Дирк в пустоту. Никто не ответил на его крик, никто и услышать его не мог, но это было неважно. Некоторое время он так и стоял в эйфории, даже проигнорировал Томаса, спрыгнувшего на него с перил и обвившегося вокруг шеи, затем продолжил спуск.
Раздался удар грома, дождь возобновился, и, когда бесконечная лестница все же закончилась, Дирк вышел прямо под ливень. Под его ухом недовольно заворчал Томас, за несколько секунд успевший промокнуть до нитки, так что Дирк поспешно нырнул в тень домов и торопливо зашагал в противоположную от Зелёных Земель сторону, к месту сбора Племени. Работы предстояло немало, но Дирк уже ликовал, предчувствуя успех.
Глава вторая
Бескрайний город Лейавин из грубого металла и бетона действительно напоминал доисторического монстра, столь же вызывающего благоговейный трепет, сколь громоздкого и бессмысленного: словно многочисленные артерии и вены, пронизывали его древнее тело извилистые линии дорог, по которым с воем проносились тысячи автомобилей; от широких шоссе отходили тысячи капилляров узких улочек, даже летом по – зимнему промозглых и неосвещенных. В таких коридорах вечно дул холодный ветер, асфальт был усеян выбоинами и трещинами, а некоторые дома, казалось, и вовсе скоро рухнут. И если долго – долго плутать по этим неуютным внутренностям зверя, обходя стороной мрачные силуэты жильцов и как можно тщательнее избегая скрипящего визга машин, то почти наверняка набредешь на Круги – бывшие элитные кварталы, от коих осталось одно лишь название: от того, что раньше было красивыми кирпичными домами с причудливыми, витиеватыми крышами и балкончиками, сохранились лишь фундамент да почерневшие от пламени пожаров и времени полуразрушенные стены, земля между которыми была взрыта множественными воронками взрывов – ещё с тех времён. Восстанавливать целые кварталы было некому, да и другие, более важные дела были у людей, так что по всему городу так и остались тлеть целые гектары руин, ставшие прибежищем для многочисленных шаек и банд. В одном из таких ошметков старого мира и нашли себе место для встреч и собраний мальчишки из племени. Туда, спотыкаясь в медленно сгущающейся тьме, изредка подпрыгивая, будто полоумный, обдавая себя, Томаса и стены домов тысячами брызг, по щиколотку в дождевых лужах подходил Дирк в предвкушении собственного триумфа.
В здании, лишь чудом сохранившем часть потолка первого этажа, ныне служившую неплохой крышей, с грубыми изображениями кроваво – красных ладоней, старательно нанесенными на каждую стену Каской и Дирком, чтобы никто из племени не прошёл мимо сборища, никого не было. Вернее, почти никого: в самом углу, возле тлеющего из последних сил костра, склонившись над странным комком рваной ткани и старой одежды, на корточках сидел щуплый пацаненок, лет семи максимум. Разумеется, поддерживать огонь в одиночку он не мог, а значит, поблизости есть хотя бы один добытчик, который сейчас, вероятно, ищет топливо и скоро вернётся, а вскоре подтянутся и все остальные. Но сейчас перед Дирком сидел один лишь этот мальчуган, который, в принципе, вообще не должен тут находиться. Как, впрочем, и на всех трёх последних собраниях…
Он поднял на Дирка голубые глаза, полные почему – то неподдельной радости, видимо различив его шаги среди треска сырых дров и шума ливня, неловко улыбнулся и снова опустил взгляд на свой бесформенный комок.
– Я нашел его недалеко от главного шоссе, – тихо прошептал мальчик, – он лежал под крышей одного из домов и дрожал от холода, и я решил отнести его сюда…
Ещё раз посмотрев на груду одежды, Дирк наконец понял, о чём идёт речь. Собственно, он понял всё. То, что он принял за бессмысленную груду тряпок, оказалось плохо сшитым из множества обрывков ткани одеялом, из которого торчала взъерошенная голова собаки. Она, высунула язык и громко дыша глядела на своего спасителя.
Мальчик потрепал пса по голове, исподлобья, всё с той же неловкой улыбкой посмотрел на Дирка.
– Правда, он красивый?
Пёс и близко не был красивым: обыкновенная дворняга, морда грязная, худая, одно ухо разорвано, видимо, в боях с такими же бродягами. Но вот его глаза светились, отражая языки пламени, так ярко и так ясно и преданно смотрели на мальчика, что в это действительно можно было поверить.
– Я буду за тобой ухаживать, сам буду дрессировать тебя, – продолжил мальчуган, теперь уже обращаясь к самому псу, а не к Дирку. – Ты больше никогда не будешь дрожать под дождём в полном одиночестве…
– Доложить обстановку, младший добытчик Кашка, – прервал его монолог Дирк. Он попытался изобразить на лице гримасу недовольства, подошёл к костру, развалился рядом с пацаном, склонившись над тлеющими горячими углями – Где старшие? Каска?
– Докладываю! – Кашка весь вытянулся, а его глаза как – то странно загорелись от этих слов, но он даже не отвел взгляда от своего питомца. – Старшие добытчики приходили часа полтора назад, но, обнаружив, что тебя нет, ушли патрулировать территорию. Наверное, уже скоро вернутся.
– Ничего себе… – Дирк присвистнул. – Сколько ты уже здесь находишься?
– Я не знаю, – мальчик пожал плечами. – Ну… Ещё было светло… Кстати, Каска здесь была, когда я пришел, – он слегка поежился. – Это она развела костер и отыскала плед для него, – он с нежностью погладил голову пса.
– Ах, вот оно что! – протянул Дирк – сразу несколько вопросов возникло у него к своей правой руке. – И где она сейчас? – поинтересовался он, хотя ответ был очевиден.
– Ищет топливо для костра. Она сказала, что это я могу использовать, чтобы согреть Боба – я так решил назвать собаку, – а для собрания она найдёт ещё.
Дирк глубоко вздохнул, закрыл глаза, медленно, не торопясь досчитал до десяти и снова взглянул на своего подопечного, как ни в чем не бывало нянчащего пса. Похоже, тот вообще не подозревал, что ему могут не разрешить оставить пса. Ну ещё бы – раз уж Каска ничего не сказала…
– Ладно. Я поговорю с ней, когда вернётся.
– Надеюсь, у неё были веские причины так поступить, даже не дождавшись меня… – пробормотал он себе под нос так, чтобы Кашка не смог услышать.
Каска вернулась примерно через час после Дирка. За это время, к его все сильнее растущему неудовольствию, успели вернуться с патрулирования квартала «старшие» добытчики – они приходили по двое – трое, приветствовали Дирка, вкратце рапортовали, что в таком – то квартале тихо, что следы Противника обнаружены не были и что за исключением бешено барабанящего по крышам дождя в округе царит полная тишина. А потом, после команды «вольно», все, кроме одного лишь Моргана, тут же вставшего возле входа в караул, замечали Кашку с недавно приобретенным зверем и толпились вокруг них, засыпали вопросами и мучали пса, поглаживая его спину, голову и живот, игнорируя слабые попытки мальчика воспрепятствовать этому. Дирк же всё это время стоял в противоположном углу, прислонившись спиной к холодному кирпичу стены, и дружелюбно улыбался, глядя на свой небольшой народ.
Огонь потух, тепло исходило лишь от горячих угольков кострища, а всё сборище безвозвратно погрузилось во тьму, когда вошла Каска. На миг она остановилась у входа, стянула с себя плащ – дождевик, небрежно скомкала и бросила в свободный угол на пол. Вместе с ней в дом проник терпкий и одновременно лёгкий, почти воздушный запах пыли, лекарств и сухих трав, навеки впитавшийся в ее потрепанное временем пальто. Не произнося ни единого слова, она обвела взглядом мигом стихшую ораву мальчишек, еле различимых в сгустившейся темноте, подошла к погасшему костру, наклонилась, протягивая к нему озябшие пальцы, после чего сняла со спины тяжелый ранец, высыпала из него многочисленные щепки, обрывки газет и угольные головешки и аккуратно сложила небольшой горкой. Миг спустя о бетонную плитку чиркнула спичка, и костер вспыхнул, ослепив и обдав жаром всех присутствующих.
– Отойти от собаки, – её негромкий голос, ровный, спокойный, всё равно заглушил треск разгорающегося костра и шум ливня. – И больше его не тискайте. Он очень слабый и, возможно, даже больной.
Все поспешно отошли от Кашки и расселись вокруг костра, боясь даже слово сказать: о крутом нраве правой руки вождя знали все. Лишь он сам с улыбкой покачал головой, рассмеявшись про себя. Дирк тоже уселся у кострища, достал из – за пояса рапиру и занёс над головой. Разговор с Каской откладывался до конца собрания, так что можно было на время забыть о претензиях к ней.
– Племя! – начал он ритуальное обращение. – Я, ваш предводитель и вождь, приветствую всех вас!
– Мы приветствуем тебя! – хором крикнули все в ответ. Присутствующих было много, но лишь трое из них заслуживали особого внимания. Дирк быстро глянул на Каску, закатившую глаза, но всё равно участвовавшую в церемонии, и продолжил.
– Я объявляю собрание племени открытым. Встаньте те, кто хотел бы сказать своё слово.
Из восьми присутствующих поднялись только четверо, включая Кашку, но и это было слишком много. Дирк чертыхнулся про себя – это займёт больше времени, чем он надеялся.
– Хорошо… – он недолго подумал, – Кашка, начни ты. Дальше будешь ты, Максим, следом Антон и Родион. Последним слово возьму я, – он снова глянул на свою правую руку: та уже с интересом разглядывала его, – Начинай, младший добытчик.
– Ладно… – Кашка переступил с ноги на ногу. – Так… Если коротко… Я нашёл Боба сегодня утром рядом с главным шоссе, он сильно промок под дождём. У меня с собой были остатки еды, так что я решил немного покормить его… Он увязался за мной… И я решил, что стоит взять пса сюда, попросить оставить. Как – то так…
Кашка сел. Некоторое время царила полная тишина, казалось, даже бушующий снаружи ливень стих. Все смотрели на Дирка, ожидая его реакции. Тот тоже хранил молчание, обдумывая услышанное. Должна же быть у Каски причина…
– Хорошо, – наконец – то сказал он. – Кто хочет высказаться по этому поводу?
– Я хотел бы, – негромко, будто бы нехотя, протянул Морган. Все, включая Дирка, тут же уставились на него. Морган сделал паузу, оттолкнулся от стены и прошёлся по комнате, заглянул в глаза каждому присутствующему.
Морган… Невысокий, черноволосый, наверное, самый старший в племени, постоянно веселый и отпускающий шуточки, несмотря на всё дерьмо, что пережил, Морган, сравнительно недавно присоединившийся к племени, не понаслышке знает о неумолимости зимних дней. Несколько лет он с переменным успехом в одиночку боролся за выживание, пока однажды, замёрзший и полумертвый, не был найден в каком – то заброшенном подвале одним из добытчиков – Максимом. Тот притащил его сюда, к костру, Каске удалось выходить его. С тех пор Морган добился многого. Он стал лучшим из лучших и не знал равных в рукопашных схватках. Дирк своими глазами видел, как в тренировочном бою, оставшись лицом к лицу с тремя противниками, Морган буквально вырвал победу, отбросив в сторону копьё и голыми руками повалив всех троих за считаные секунды. То, с каким огнём в глазах он сражается, с каким яростным бешенством бросается на превосходящего числом противника, с какой силой наносит удары и выпады, внушало мальчишкам помладше благоговейный страх. Однако главной его чертой всегда оставалась верность. Верность вождю, Каске, спасшей его жизнь, всему племени. На него всегда можно было положиться, он с лёгкостью выполнял самые сложные и опасные задания, отпуская странные, даже мрачные остроты. Вместе с этим, вне сражения, особенно если дело, как сейчас, касалось благополучия племени, соблюдал необычайную осторожность и одновременно проявлял решительность.
– Я хотел бы сказать своё слово, – повторил он. – Извините все, извини, Кашка, но я против. Скоро придут холода. К нам чуть ли не каждый день приходят новые люди, которых негде размещать, припасов и так на всех не хватает, а ещё этот пёс… Я считаю, что это плохая затея, и мне она совсем не нравится. Это всё, – он вернулся на своё место, сложил руки на груди.
– Отлично… – протянул Дирк после небольшой паузы. – Спасибо, Морган, я приму твоё мнение к сведению. Кто то ещё…
– Да. – перебила его Каска. Кто – то из добытчиков тихонько присвистнул: сама Каска хочет сказать слово… Такое случается не часто. – Я хочу. Моя речь будет проста. Я не буду взывать к твоим чувствам, Морган, говорить, что ты сам был найден, как и этот пёс, под забором, зимой, когда у нас не было ни лишних лекарств, ни провизии, ни тёплой одежды. Всё, что я хочу сказать, – я готова поручиться за Боба. Если у нас действительно не хватит на него припасов, вся вина и ответственность ляжет на меня, – Каска раздраженно смахнула с лица непослушную прядь недлинных каштановых волос и села, закончив свою речь.
Она была единственной девочкой – добытчицей и, по сути, являлась для каждого в племени скорее старшей сестрой, чем боевым товарищем. Каску одновременно любили, уважали и боялись: её роль невозможно было переоценить. Её ладони огрубели от уколов иголки и заноз, мозолей и въевшейся угольной крошки, навсегда оставшейся на её руках, ее лицо сильнее всех прочих посерело от дыма костра и многолетней грязи. Каска всегда помогала тем, кто нуждался в помощи и защите – не было ни одного мальчишки, которому она не латала разодранные в кровь коленки или не лечила ссадины и синяки, к ней приходили с самыми разными проблемами – начиная с порвавшейся одежды и сломанного оружия и заканчивая нехваткой провизии и тяжёлой болезнью, и для всех она делала всё, что было в её силах, чтобы помочь. А книжки, что она приносила! Никто не знал, где она их находит, но каждый раз, после долгого отсутствия, она возвращалась с одной или двумя. Многие в племени даже читать не умели и для них Каска была ещё и учительницей. Да и за себя постоять она вполне способна. Но одновременно с этим… всегда спокойная, если не холодная, со всеми, даже с вождем, которого все честили и которым все восхищались, она общалась каким – то странным, даже высокомерным тоном, никогда не упуская ни малейшей возможности съязвить или отпустить колкость. А если кому – нибудь не посчастливилось её разозлить, то расходилась она на полную катушку, сохраняя при этом ледяное самообладание. И смех, этот её дьявольский смех, без малейшего намека на веселье, от которого у самых младших в племени мороз проходит сквозь кожу, а волосы встают дыбом… Нет, несмотря на то что все без исключения в племени носили одежду, сшитую одной лишь Каской, несмотря на то что только она лечила больных и выхаживала раненых, несмотря на то что она всегда помогала всем нуждающимся без исключения, почти все в племени, как младшие, так и более взрослые добытчики, будь у них возможность, держались бы от неё как можно дальше. А сейчас Кашка с восторгом смотрел на свою заступницу, не веря в своё счастье…
– Кто нибудь хочет выступить против Каски? – Дирк исподлобья посмотрел на Моргана – пожалуй, он мог бы…
– Я хочу. Но не буду. Не самоубийца.
Кто – то хмыкнул – Марк? – но Каска оставила этот пассаж без внимания.
– Тогда я принял решение. Поскольку за тебя, – Дирк кивнул Кашке, – вступилась Каска, взяв всю ответственность на себя, я, вождь Племени Дикой Длани, позволяю оставить Боба, бывшего бездомного пса. Но это не значит, что теперь ты можешь расслабиться, – суровым тоном добавил десятилетний мальчишка. – Морган прав, эта зима может быть очень и очень не простой для всех нас. Ты обязан заботиться о Бобе, что будет отнюдь не легко. Ты понимаешь это? Ты сам будешь выгуливать его, возможно, даже в непогоду, в голодное время тебе придется делить с ним собственную еду. Ты уверен, что готов к этому, Кашка?
Кашка кивнул и весь приник к мохнатой спине своего питомца. Его рот приоткрылся, а широко распахнутые глаза уставились на Дирка.
