Бессмертный феникс

Глава 1

Девять лет назад.

– Ты паршивая мелкая девчонка! – закричала во всё горло наша воспитательница миссис Розмари Леклер.

Та ещё женщина. Если у десятилетней меня спросят, кого я ненавижу больше всего, то отвечу не задумываясь, что именно эту женщину. Она воплощение всего самого худшего, что происходит в моей жизни. Именно со встречи с ней… я потеряла всё. Родителей, теплые отношения с братом, свой дом, мою прежнюю жизнь, и оказалась в этом месте.

«Добро пожаловать в частную школу-интернат Уиллоу-Стоун», – написано на вывески здания, которое напоминает средневековый замок со своими строениями, величественными колоннами и нетипичными окнами.

Доусон, в отличие от меня, был рад оказаться здесь и чуть ли не подпрыгивал, когда нас доставили сюда месяц назад на частном лимузине, забрав прямиком из дома в родном городе Эйлисе, где осталась вся моя прежняя жизнь.

Помню, как тогда миссис Леклер, положила руку мне на плечо и произнесла:

– Вот вы и на месте. Впереди вас ожидает лучшее будущее, которые вы только можете себе представить.

Интересно, если бы тогда она знала, что я постараюсь испортить это её идеальное лучшее будущее, то вернула бы меня обратно к родителям? Хотя, нет, не так. Согласилась бы эта женщина забрать ещё и меня, а не только Доусона, когда родители добровольно отдали нас в это место?

За прошедший месяц я уже обдумала миллион причин, почему родители избавились от нас. Если к себе я всегда чувствовала, что они относятся с холодом, то Доусона это не касалось. Его любили и лелеяли, несмотря на то, что он старше меня на год. Родители могли нанять нянек, чтобы сидеть с нами и не заниматься, частных репетиторов и так далее, потому что денежные средства в моей семье всегда были в избытке. Но. Они решили поступить иначе. Оплачивать баснословные деньги этому месту и не видеть нас на протяжении следующих трех лет (одно из условий, чтобы поступить сюда). После мы сможем видеться несколько раз в год, но не более семи дней.

Я обещала себе не плакать, но разревелась в первый день, оказавшись в пустой комнате четыре на два с половиной фута. Доусон сначала пытался успокоить меня, а после ушел, поняв, что это ни к чему не приведет.

Почему? За что? Зачем они так поступили?

Все вышеперечисленные вопросы засели на две недели в моей голове, а после я смирилась, поняв, что сейчас думать об этом бессмысленно.

Помню, в первый день миссис Леклер проводила со мной и Доусоном долгую беседу в своем кабинете. Она рассказывала, что мы одни из трех сотен человек, кому повезло и кто в дальнейшем будет состоять во главе нашей огромнейший страны. Объясняла, что пока мы не понимаем всей значимости, но с годами всё поймем. Возможно, даже кому-то из нас удастся стать правителем. Как думаете, что подумала десятилетняя девочка в тот момент? Правильно, мне абсолютно было всё равно. Какое дело ребенку до власти? Но так посчитала только я, потому что Доусона её речи впечатлили.

Через две недели печали я решила, что должна выбраться отсюда во чтобы это ни стало, поэтому и начала делать всё против правил.

Сначала я перестала посещать занятия, за что меня заперли через три дня в карцере. По факту, это камера без окон и только с одной дверью размером в три раза меньше, чем моя комната. Мне не давали ни еды, ни воды целые сутки. Затем я попыталась испортить имущество школы, за что опять оказалась в карцере на сутки. Были ещё мелкие пакости, но сегодня… сегодня я превзошла саму себя и пробралась в кабинет миссис Леклер. Из-за того, что читать мне несколько сложно, то ту информацию, которую я нашла у неё в ящиках (они даже оказались не заперты, видимо, до меня такой наглостью или безрассудством ещё никто не обладал), решила просто уничтожить. Миссис Леклер обладает вредной привычкой – курить. Поэтому несколько часов назад, не думая о последствиях и желая, чтобы это место сгорело, собрала все бумаги, которые только у неё нашла и подожгла на полу, когда она сама была в кабинете нашего директора, который только занимает статус, потому что всем остальным заправляет Розмари Леклер.

Огонь вспыхнул тут же, я стояла и несколько минут наблюдала за тем, как разрастается пламя. А после вышла, закрыв за собой дверь и направившись в свою камеру, ложась обратно в кровать.

Семь минут. Вот сколько потребовалось, чтобы услышать первые крики, а после началась эвакуация.

В тот момент я не думала о возможных жертвах, но забегая вперед, скажу, что их не было. Вернее, была одна – миссис Леклер. Пострадала её психика.

Всех вывели на улицу, и я видела только кучу детей возрастом от девяти до тринадцати лет, а также взрослых: учителей, директора и, конечно, нашу воспитательницу. Все оказались в пижамах, только директор и несколько учителей, включая миссис Леклер, успели одеться.

Пожарная служба прибыла на место за долгие пятнадцать минут и то на вертолете, потому что машине потребовалось бы ехать сюда не менее часа.

Спустя ещё время пожар был остановлен и полностью потушен, но за это время… часть восточного крыла практически полностью сгорела, и я позволила себе легкую улыбку, радуясь тому, что сотворила. Сожаление? О нем не может быть и речи, потому что в наше время – это роскошь. Отец сам мне это говорил.

Наверное, мою улыбку заметила миссис Леклер, поэтому и продолжает орать на всю округу.

– Это ты! Я знаю, что это сделала ты, гадкая девчонка! – она подошла и остановилась в шаге от меня, нависая словно грозовая туча и плюясь своими слюнями. – Ты дьявольское отродье!!! Как ты могла такое сотворить?! Тварь!

Дальше произошло то, что не ожидал никто. Миссис Леклер дала мне пощечину. Моя голова дернулась в сторону, а щеку резко обожгло. Звук от её этого действия, заглушил всё вокруг, поэтому я не сразу заметила, что наступила гробовая тишина.

Как выяснилось позже, то это был первый раз, когда миссис Леклер позволила себе кого-либо ударить.

В моих глазах тут же скопились слёзы, поэтому я начала часто моргать, стараясь прогнать их, потому что не желаю показывать кому-либо то, что она сделала мне больно. Правда, их всё равно заметил Рован, с которым я случайно пересеклась взглядами, когда стала поднимать голову обратно. Это парнишка тринадцати лет и вроде бы Доусон с ним подружился. По крайней мере, я часто видела их вместе.

– Миссис Леклер… – раздался голос моего брата вместе с криком нашего директора мистера Абрамса.

– Розмари!

Когда я подняла взгляд, то лишь увидела разгневанный взгляд женщины, и то, как она сжимает руки в кулак.

Я не отвела глаза, лишь вздернула подбородок и приподняла одну из бровей. Наверное, это выглядело комично видеть такое от десятилетнего ребенка, но именно так папа смотрел на своих конкурентов, после чего они тушевались и соглашались на его условия.

– Нора, ты как? – ко мне подошел Доусон и попытался взять за руку, но я выдернула её и спрятала себе за спину, продолжая его игнорировать и смотреть на женщину снизу-вверх. Предатель.

– Розмари и Леонора пройдемте ко мне в кабинет, он не пострадал, – сказал мистер Абрамс, – Вильям, а ты размести всех остальных в безопасном месте, которое не пострадало.

Стоило мистеру Абрамсу отдать распоряжение, как все засуетились.

Я же и миссис Леклер направились за ним, чтобы через пять минут оказаться внутри кабинета.

Мужчина, тяжело вздохнув, отодвинул кресло и сел за стол, облокотившись о него руками и сцепив пальцы в замок.

Мы с женщиной остались стоять.

Испытываю ли я страх? Нет. Мне всё равно.

– Во-первых, Леонора, прошу у тебя прощение за поступок миссис Леклер, это было необдуманно, импульсивно и сделано на эмоциях. После произошедшего все мы испытываем стресс и… некоторые из нас справляются с ним довольно неправильно. Да, Розмари?

– Сэмюэль, я видела, как эта паршив…

– Без выражений, Розмари, – зашипел директор, и это первый раз за месяц, когда я увидела его лицо злым, – их и так уже достаточно на сегодня.

– Извини. Но я видела, как она смотрела на пожар и улыбалась. Уверена, что это сделала мисс Эсмонд.

– Уверен, что во всем разберутся нужные для этого люди, Розмари. Твои обвинения беспочвенны, ты сама должна это понимать, – с каждым новым сказанным словом директора, я стала замечать, как миссис Леклер все больше начала становиться пунцовой от злости, – тем более, пожарные сказали, что пожар начался именно в том месте, где находился твой кабинет. Вероятно, ты забыла потушить сигару…

– Нет. Я никогда не забываю это сделать.

– Розмари, – прорычал он её имя, – повторяю, пока все обвинения беспочвенны. Тебе следует извиниться перед юной мисс Эсмонд. Позже будет проведено расследование и если выяснится, что пожар действительно кто-то устроил специально, то будет выбрано соответствующее наказание.

– Какое? – впервые вырвалось у меня. – Его исключат?

– Я говорю, что это она! Только она хочет покинуть…

– Тишина, – мистер Абрамс ударил по столу, и мы обе замолчали. Дальше, уже специально для меня, продолжил: – Нет, Леонора, его не исключат, но ожидают вещи похуже исключения.

Мистер Абрамс так и не ответил, а я расстроилась, ведь именно на это и был мой расчет. Тогда бы я прямо здесь и сейчас призналась, что это сделала я. А так… лучше промолчать.

Дальше мужчина продолжил говорить длинную речь о том, что это горе для нашей школы и тому подобное, а после попросил миссис Леклер извиниться за то, что произошло на улице.

– Сэмюэль, ты же понимаешь, что это бессмысленно… А если это действительно она, то почему я должна вообще извиняться? – последовало от женщины. – Соглашусь с тобой, что стоит дождаться расследования и тогда, если это не она, в чем я сомневаюсь, извинюсь. Вообще не следовало допускать такого ребенка, как она к программе… как только…

– Розмари! – миссис Леклер осеклась, когда её остановил мистер Абрамс, а я поняла, что она взболтнула лишнего. Что за программа? – Извинись и задержись, а мисс Эсмонд пусть идет отдыхать.

Я взглянула прямо ей в глаза, не выражая никаких эмоций и не выдавая свой интерес по поводу некой программы, делая вид, что вообще этого не слышала.

– Извини меня, – быстро произнесла она.

Наверное, это первый или один из немногих раз, когда такая женщина перед кем-то извиняется. Поэтому не смогла отказать себе в удовольствии, вспоминая, как раньше поступал папа.

– За что?

– Что? – переспросила женщина.

– За что вы извинились, миссис Леклер, я не понимаю. За то, что ударили меня или за то, что называли теми… грязными словами? – наверное ни директор, ни даже она сама не ожидали таких слов от десятилетнего ребенка, но у меня был хороший пример и учитель, как вы поняли. Дети, как губки, впитывают всё.

– И за то, и за другое, – сквозь зубы проговорила воспитательница, а я кивнула, позволив себе ещё одну улыбку.

– Ничего. Как говорил папа, надо прощать и тех людей, которые ошибаются. Я могу идти, мистер Абрамс?

– Иди, Нора, – устало проговорил мужчина, и вскоре я скрылась в коридоре, прислушиваясь к тишине вокруг и чувствуя запах гари, который пропитал всё пространство в округе.

Сегодня нас всех разместили в одном общем зале, куда принесли кровати, боясь, что остальная часть здания из-за пожара может обвалиться, а именно там, где находятся наши спальни, поэтому вскоре я дошла до места и остановилась, видя, как многие уже легли. Те, кто нет, смотрят на меня, и я вижу незаданные вопросы в их глазах… Это она? Мне захотелось сделать, как Доусон, и показать им средний палец. Брат так делал пару раз, когда его кто-то раздражал и пока ему не досталось от матери.

Вот и сейчас меня раздражает это место. Эти люди. Всё.

Я заняла нижнюю свободную часть кровати, когда надо мной кто-то уже улегся и выдохнула, понимая, что, к сожалению, школа не успела сгореть вся.

Оставшиеся люди тоже начали укладываться, когда выключили свет, я же поняла, что возле моей кровати кто-то остановился и, подняв взгляд, обнаружила кудрявую девчонку моих лет.

– Ты обронила, – сказала она лишь два слова и протянула… мой браслет, сделанный из специального материала, который не горит и не плавится. Подарок от родителей на это десятилетие. Очень дорогой и не только в плане денег, но и в плане того, что это последнее день рождение, которое мы отпраздновали вместе.

Где я могла его оборонить? Ответ пришел сразу же, стоило только задать этот вопрос про себя.

В кабинете миссис Леклер. То есть эта девочка была там после меня и обнаружила его. Если бы она его не взяла, то позже выяснилось, что эта вещь принадлежит именно мне.

Она положила его рядом с моей подушкой, не говоря ни слова, потому что я так и не протянула руку, и вернулась на свое место.

Именно с этого и началась наша дружба с Вэйл. С одной большой тайны, способной отправить меня в такое место, где мне бы точно не понравилось.

Глава 2

Наше время.

Смотря сейчас на свое отражение, я всё меньше вижу ту девочку десяти лет. Цвет моих волос изменился за это время, как и я сама. Единственное, что осталось прежним – глаза, вернее их оттенок. Словно в них сплелись цвета всех лесов нашего мира. Они не темно-зеленые, но и не болотные, однако достаточно яркие.

Ведьма. Вот, как зовет меня Вэйл. И это не только из-за цвета глаз, но и того, что я устроила тогда пожар. Подруга хранит этот секрет и по сей день.

В прошлый раз так точно и не выяснили из-за чего случилось возгорание и как всё переросло в такие масштабы, никаких улик не нашли. Поэтому и сделали предположение, что миссис Леклер так и не потушила свою сигару, что стало источником. Сама того не зная, маленькая я успешно подставила её, но никакого наказания женщина за это не понесла.

На данный момент нашу школу в виде величественного замка полностью восстановили и скрыли следы о том, что ещё несколько лет назад здесь произошло.

Я опустила взгляд, разрывая зрительный контакт с собственным отражением, и после уже посмотрела за окно, видя привычную картину.

Наш замок находится в окружении леса, поэтому мне виден лишь он и его высокие башни, возвышающиеся над зелеными деревьями. Вечером, когда солнце заходит за горизонт, замок приобретает особенно загадочный вид, словно он оживает и начинает жить своей собственной жизнью. Крыши острые, как и арки, а все окна решетчатые. Весь он создан в готическом стиле, что немного угнетает, а не только восхищает.

Моя спальня так и не изменилась с момента, как меня привезли сюда.

Серые стены, которые нам запрещено чем-либо украшать, односпальная металлическая кровать с особым изголовьем, напоминающим наконечники стрелы. Шкаф с тем небольшим количеством одежды, что у меня есть, зеркало и письменный стол с лампой. Хорошо, что здесь есть электричество и нас не заставляют учиться за свечами. Однако, бывает, что мы ими пользуемся, когда из-за непогоды (она здесь бывает достаточно часто) вырубают электричество. Поэтому есть ещё небольшой встроенный ящик в столе, где я храню те самые свечи и мобильный телефон. Нам не запрещено пользоваться последним, как и вести социальные сети, что на мой взгляд бессмысленно, но есть ограничения по времени. Полтора часа в день. Если ты превышаешь лимит, то телефон сам отключается и его возможно включить только на следующий день.

Я поправила на себе привычную темно-синюю форму, состоящую у девушек из юбки, длиною до колена, белой рубашки и жилетки без рукавов того же цвета, что и юбка. На ногах у меня – темно-серого оттенка гольфы и балетки. Выйдя из комнаты, закрыла тяжелую резную дверь и направилась по коридору в сторону выхода из этого крыла.

Девушки находятся на этаж выше, чем парни, поэтому здесь я встречаю только женскую половину. Все лица мне знакомы, потому что с момента, как я оказалась здесь, то никто новенький к нам не прибавился, а исключить или перевести кого-то… об этом и речи быть не может. Однако, несмотря на то, что я знаю на лицо людей, но не помню их точные имена и общаюсь лишь с малым количеством, если быть точной, то только с одним человеком. Вэйл. И это не потому что, я стесняюсь, боюсь их или испытываю какое-то подобное чувство, нет, скорее, потому что сторонятся меня. Наверное, это из-за того, что я творила раньше, а именно до тринадцати лет, пока нас с Доусоном не отправили к родителям впервые за три года.

Пожар, это было не последнее, но более таких масштабных вещей мне совершить не удалось. Я пыталась бежать, позволяла себе нахамить мистеру Абрамсу, изживала миссис Леклер, вредила другим и многое другое, но всё, что мне могли сделать – посадить в карцер. Максимально я там провела – четыре дня, и мне давали только воду. Не могу сказать, что это было так страшно. Я просто лежала на холодном бетоне и смотрела в серый потолок, зная, что если заболею, то будет хоть какой-то шанс покинуть это место. Но тогда я не знала всей правды…

Стала спускаться по широкой лестнице, наблюдая за такими же, как я, и видя то, что появилось в их глазах по тому, как нас всех вернули обратно после первой встречи с родными. То время всё изменило.

Надменность. Вот, что появилось в глазах других детей, которым было от девяти до тринадцати лет. Я не знала, но всех нас на тот момент доставили в это место с разницей в несколько месяцев. Мы с Доусоном были почти самые последние. Повторюсь, первые три года я пыталась бороться, и вот, когда настал момент, чтобы вернуться обратно, то я ждала его с нетерпением, всё ещё испытывая злость на родителей и требуя объяснений. И я их получила. Все мы получили их, когда школа впервые на неделю опустела ото всех учеников. Двести девяносто семь человек узнали, кто они такие на самом деле и почувствовали себя божеством.

Сейчас мне хочется морщиться, вспоминая тот разговор с мамой и папой, а тогда хотелось смеяться.

– Нам нужно кое-что вам рассказать, – кроме нас с родителями и братом в гигантской гостиной, в которой могли бы спокойно жить две полноценные семьи, никого не оказалось. Всё в этом доме буквально кричит о том, что его хозяева неимоверно богаты.

– Да, мы не могли сделать этого раньше, потому что вы обязаны были сначала три года прожить в специально-подготовленной школе, – продолжила мама.

Тринадцатилетняя я нахмурилась, не понимая, что всё это значит.

– Доусон, Леонора, вы… наверняка замечали, что всегда отличались от других детей, – я перевела взгляд на отца, а после пересеклась с братом на доли секунд. Хоть сейчас мы с ним и не так близки, как раньше, а всё потому что он стал всё больше общаться с этим мальчишкой Рованом, но старые привычки остались. – Так вот… Вы особенные. Сначала вы родились обычными, но после вас сделали особенными. И те другие дети, с которыми вы учитесь – все они такие же. Помните, когда другие дети болели или когда ваша мама заболевала, то вы спрашивали, что это такое? Болеть? – Доусон медленно кивнул, а я продолжила следить за каждым словом отца. – Вы никогда не болели, поэтому не знаете, что это такое. Вы и не заболеете в будущем.

– То есть мы как герои из комиксов? – уточнил брат.

– Что-то вроде того, – с улыбкой ответила мама, а морщинки вокруг её глаз стали более отчетливо видны.

– Героев не бывает. Это миф, – это уже произнесла я.

– Сейчас вы всё поймете, – продолжил отец. – Как вы знаете, то наша семья очень богата, как и семьи тех, с кем вы учитесь. Ещё до вашего рождения, нам с вашей мамой было предложено поучаствовать в одном эксперименте, – мне не понравилось это слово. Эксперимент. – Суть его заключалась в том, что только родившимся детям вводят специально-разработанную сыворотку, которая поможет им выработать нужный иммунитет ко всем существующим болезням и… обрести своего рода бессмертие.

Здесь я не сдержалась и засмеялась. Только я и больше никто.

– Бессмертие? Серьезно? Я не бессмертна, вы сами видели, как у меня или Доусона течет кровь при ранениях.

– Леонора, мы дойдем до этого момента, – серьезным голосом произнесла мама, и я кивнула, сдерживая улыбку.

– Я говорю правду, Леонора, вы действительно бессмертны. Ранее ты должна была заметить не только то, что ты с братом не болеешь, но и то, как у вас обоих достаточно быстро заживают все раны.

– Я полагала, что это лишь хороший иммунитет и такая же регенерация. Согласись, пап, что это звучит более правдоподобно, чем твоя версия?

Родитель встал и отошел, вернувшись через десять минут с тонкой папкой в руках.

Он отдал её мне в руки и сказал почитать, что там написано. Доусон тут же придвинулся ко мне, и мы вместе стали изучать информацию.

– Это всё ещё выглядит, как плохая шутка, – спустя время, сказала я, – плохая.

– Это правда, Леонора. Вы не можете умереть от болезни или старости, но вас можно убить, взорвав, выстрелив или перерезав горло, вы можете умереть и от потери крови, но не того, что я сказал ранее.

– Остальные такие же? – спросил Доусон.

– Да. Все вы часть того самого эксперимента, – ответила мама, а я взглянула на них с отвращением, какое прежде не испытывала.

Если предположить, просто предположить на секунду, что весь тот бред, который они говорят, правда, то какими родителями нужно быть, чтобы всё это сделать с собственными детьми?

– Не смотри так, Нора, – мама покачала головой, – будто мы сделали что-то плохое.

– А разве не так? Вы отдали своих детей в руки неизвестным людям, которые ввели нам какую-то хрень.

– Не выражайся. И это называется не так, как ты сказала, а специальный препарат. Мы подарили вам возможность на вечную жизнь, Нора, то, что недоступно обычным людям.

– Бедным ты хотела сказать? – исправила её, приподняв правую бровь.

– Не только. Для этого эксперимента было недостаточно родиться богатым, но было и множество других факторов. Ваша кровь, днк, родословная, всё это играло немаловажную роль. Вы должны были быть подходящими вариантами по всем критериям, и нам повезло, что вы оба получили такую возможность. Потому что когда нас не станет, вы всё ещё будете друг у друга.

Боковым зрением, я ощутила, что Доусон взглянул на меня, но сдержала порыв посмотреть на него.

– А может, мы вообще не ваши дети тогда? Потому что у тебя, мама, материнский инстинкт напрочь отсутствует.

– Что ты такое говоришь? Конечно, наши.

Да, я знаю, что она права, но сейчас очень зла, чтобы сказать нечто другое. Только слепой не увидит, что я и Доусон внешние копии наших родителей. Только если я больше пошла в отца, оттенок глаз достался именно его, то брат, наоборот пошел в маму.

– Я родила вас обоих, но после вас на некоторое время, год, если быть точной забрали, чтобы всё проходило под контролем. Мы продолжали вас видеть и то, как вы росли.

– Да, перед этим были соблюдены все условия. Мы не могли рассказать вам всего до тех пор, пока вас не заберут в специальную школу, и вы не вернетесь оттуда через три года.

– Почему именно три? – задал вопрос брат.

– Это нам неизвестно.

– В чем заключается этот эксперимент? – тошно от этого слова. – Ну наделили нас «бессмертием», для чего? – я задала эти вопросы, потому что мне ещё с трудом верится.

Представьте, что вам будут говорить о том, что земля всё-таки плоская, хотя вы уверены в обратном. И знаете, что правы. Также и с бессмертием.

– Дальше, всё как говорила миссис Леклер. Когда каждый из вас отучится, то все вы будете разбросаны по разным точкам мира и будете занимать сначала более низкую позицию в правительстве, начинающую, после всё выше и выше, как наберетесь опыта. Кому-то даже удастся стать во главе стран.

Смеяться всё хочется меньше.

Двадцать лет назад в нашем мире стран стало в разы меньше, чем было до этого. Если быть точной, то их осталось двадцать семь. Большие поглотили более маленькие, кто-то сам решил присоединиться к кому-то. Сделалось это для того, что в основном более маленькие и так зависели от больших. Тем более, так легче управлять.

– Сейчас ещё возможны войны, так как правители меняются – они умирают, а на их место становятся новые люди, опытные или не такие опытные. От них никогда не знаешь, чего ожидать, поэтому и было найдено такое решение на общем совете всех стран.

– То есть в курсе и другие? – уточнила я.

– Да, – мама выдала кивок. – Вы специально обучаетесь всем нужным наукам, позже у вас будет достаточное количество времени, чтобы изнутри понять всю систему. Не стоит переживать, что вы заболеете и умрете или… случится что-то подобное. Тем более, когда во главе находится только один человек, который не меняется, то это благотворно на всех сказывается.