Чужие игрушки. Часть 2

© Сергей Максимович Ермаков, 2020

ISBN 978-5-4485-2512-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пазл 41. Неожиданная поездка

Утро Николай встречал в служебной машине. Разбудил его звонок в дверь его квартиры. Он пошаркал к двери, вытирая из уголков глаз спячки. В проеме двери стоял Звягинцев:

– Вы готовы, Николай Федорович?

– Еще нет, извините, Виктор Петрович, забыл будильник поставить. Проходите. Сейчас чайку организую.

Он в одних трусах метнулся на кухню, поставил чайник на плиту и побежал одеваться.

Из кухни донеслось:

– Не спешите, Николай Федорович. Не на пожар, еще успеем. Хотя, я был уверен, что вы меня ждете.

Николай вошел на кухню уже одетым, набрасывая на плечи пиджак:

– Виктор Петрович, вам чай или кофе?

– Пейте сами, Николай Федорович, я уже позавтракал.

Они спускались по лестнице вместе. Николай впереди, Звягинцев следом. Николай почти в припрыжку, Виктор Петрович, чтобы случайно не оступится держался за перила. У подъезда их ждала служебная машина Звягинцева. Первые желтые листья налипли на капот служебной «Волги». Солнечные зайчики шаловливо пробивались через редкую осеннюю листву. Утренняя прохлада бодрила и легко холодила спину. Николай сел рядом с шофером, а Звягинцев, старчески вздыхая, забрался на заднее сидение. Дорога была почти пустая, автомобилисты еще не запрудили шоссе. Осенние пейзажи чередовались с видом панельных коробок маленьких городов и поселков. Комфортное место, дорожные пейзажи и скорая встреча с родителями располагали Хромова к воспоминаниям. Вспомнился вчерашний вечер. Николай не сдержал улыбки, при воспоминании о восторгах его сослуживцев по поводу шахматах. Тут же в голову снова вернулась мысль, с которой он вчера засыпал:

– Что же случилось с Витькой? Почему он сдал мой подарок в антикварный магазин? Почему сдал шахматы в магазин здесь, а не в Москве. Почему? Почему? Может потому же самому, почему я не поехал к Никитиным после армии. Значит все-таки это дело рук того кэгэбиста. Но, я-то боялся нанести вред Кларе и Александру Ивановичу. А, Витьке то чего было опасаться? Не надо Коля, не юли. Может, все-таки, ты просто за себя испугался, а не за Никитиных. Тебе ведь ясно показал этот гэбэшник, кто-есть-кто, и кто в доме хозяин. Кто ты, и кто они, и что они с тобою могут сделать. Но, они же меня не сломали. Это ты так думаешь. А они тихой самой своей цели добились. Ты к Кларе не поехал после армии, значит, как они решили, так и стало. Ну поехал бы я к ней. И что? Она замужем, муж дипломат, прекрасная перспектива работы за рубежом. И тут появляюсь я в сержантской парадной форме. Так что-ли? Клара ты меня помнишь? Тфу, как представлю, так противно становится. Стою, и пускаю слюни. Стыдно, стыдно. Пусть лучше они меня совсем не увидят, пусть запомнит нормальным парнем, чем увидят такой размазней. Значит, все-таки гэбэшник победил?! Ну, победил, а что я должен был делать? Ну, встретится как-то не так, как сейчас представил. А, как? Может через Витьку? Может он меня и презирать начал, потому что я после армии не объявился у них? Может, поэтому и шахматы продал.

Эти вопросы самому себе почему-то не кончались у Николая, а ответа на них не было. Николай обозлился на себя:

– Все точка. Сколько раз уже все это пережевывал. Надо остановиться. Витьку надо обязательно найти. Как вернемся сразу пойду в этот антикварный магазин и все выясню.

Но, обида, как иголка застряла в мыслях. За этой иглой, как ниточка, тянулись воспоминания, вытягивая один за другим болезненные эпизоды из прошлого. Мгновенно вспомнилось как Николай пришел на день рождения к Витьке.

Вспомнилось, как он почувствовал себя чужим среди его гостей. Как только он вошел, они посматривали на Николая снисходительно, как на Витькину причуду. Для этих мальчишек и девчонок он был не просто чужим, он был изгоем среди них. Витька же старался держаться для них своим и как-то отстраненно, и надменно смотрел на Николая. Тогда Николай пожалел, что вообще пришел на день рождения Виктора:

– Зачем Витька его позвал, если знал, что он будет здесь как белая ворона, среди этих райкомовских.

Витькины гости откровенно посмеивались над чужаком. На улице все они были тихонями, которые боялись мальчишек из рабочих окраин и кварталов. Они обходили стороной не только Кольку, но любого мальчишку из их дома. Им бы из Колиных друзей никто не спустил обиды. Здесь они чувствовали свою безнаказанность, чувствовали защиту стен райкомовского дома.

От растерянности, Николай развернул свой подарок прямо в коридоре квартиры Никитиных. Подарок был завернут в синюю плотную бумагу, в которую в магазине фасовали кусковой сахар. Один и мальчишек надменно спросил:

– Где ты украл-то свой подарок?

Колька не сдержался:

– Сам ты украл! Маменькин сыночек!

– Разрядила обстановку Елизавета Дмитриевна:

– Коля, наконец-то. А, то мы без тебя не начинаем. Ждем тебя.

Но, обида уже кипела в Николае. Правда, обижать Елизавету Дмитриевну он себе позволить не мог:

– Да, я на минутку, только подарок передать. Дома дел много.

– Коля, какие дела? Никаких дел, идем к столу, иначе я обижусь.

Тут она увидела шахматы:

– Какая прелесть. Это что, Виктору подарок? Это же немыслимо сколько стоит.

Колька смущенно прошептал:

– Нет, это нисколько не стоит. Это я сам сделал.

– Ты сам? Не может быть! Да ты настоящий мастер Коля! Просто художник!

Сбоку снова раздался ломающийся мальчишеский голос:

– Да, врет он все. Украл где-то.

Елизавета Дмитриевна повернулась к говорившему:

– Дмитрий, как ты можешь, такое говорить? Это нехорошо! Тебе бы приятно было, если бы о тебе такое сказали?

– А, на меня никто даже не подумает.

– А, почему ты на Колю такое подумал?

– А, они все там такие, казармовские. Им украсть, как высморкаться.

Елизавета Дмитриевна взорвалась:

– Перестань, перестань немедленно. Как ты можешь? Какие у тебя черные мысли.

Мальчишка шмыгнул носом и потупился. Николай почувствовал маленькие пальцы у себя на локте. Рядом стояла Клара. Как она пробралась к нему Коля не заметил. Наверное, не заметил потому, что она была на голову ниже присутствовавших ребят. Чтобы слышали все Клара громко и с презрением произнесла:

– Пойдем Коля, сядешь рядом со мной. Злые они все тут и невоспитанные индюки. Думают, что они вундеркинды, а сами дерьмо собачье.

Елизавета Дмитриевна огорченно возмутилась:

– Клара, Клара! Что за жаргон. Ты где таких выражений нахваталась?

Возмутился и Виктор:

– Кларка, это между прочим мои гости и мой день рождения. Так что попридержи язык за зубами.

Теперь уже Елизавета Дмитриевна пыталась приструнить Витьку:

– Виктор, Виктор, как так можно? Это твоя сестра!

– А, чего она здесь растявкалась?

– Где? Где вы набрались оба этой бескультурщины и вульгарщины?

Раздался веселый голос Александра Ивановича:

– Что за шум а драки нету?

– Он открыто улыбнулся:

– А, вот и Коля. Николай, проходи, мы тут тебя все заждались. Не правда ли Витя?

Витя обиженно молчал. Подала голос Клара:

– Папа, посмотри, какой подарок Коля принес Витьке.

Александр Иванович, осторожно, словно боялся разбить, взял в руки сцепленные между собой шахматные фигурки:

– Это откуда-же такое чудо?

За Колю ответила Клара:

– Это Коля сам сделал. Правда красиво?

– Это не просто красиво, это изумительно! Это чудо! Коля я знал, что у тебя золотые руки, но чтобы до такой степени, даже не подозревал.

Гости Вити, видимо хорошо были осведомлены о суровом нраве Александра Ивановича и держали язык за зубами. Александр Иванович победно посмотрел на мальчишек:

– Кто еще такое сможет сделать? Поднимите руку.

Казалось то, что Николай это чудо сделал сам, не вызывало у Александра Ивановича ни малейшего сомнения ни на секунду. Мальчишки смущенно потупились. А Клара продолжила:

– А, Витьке не понравилось.

Александр Иванович растерянно посмотрел на Виктора. Витька, оправдываясь, закричал фальцетом:

– Чего ты все выдумываешь? Понравились мне шахматы, очень понравились.

– А, сам даже спасибо не сказал.

– Клара в упор смотрела Витьке в глаза.

– Не успел я ничего сказать, ты тут такой скандал закатила. Коля, спасибо большое. Это классный подарок.

Витька покровительственно протянул Кольке руку, но в Витькиных глазах, смотревших на Николая, стояла собачья мольба о прощении. Прощении за свое поведение, за поведение своих гостей. И Николай простил. Не мог не простить. Это было все равно как, ударить провинившегося щенка, ползущего на пузе к твоим ногам. Витькины родители видимо поняли, какая пропасть лежит между Николаем и остальными гостями. Колю посадили между Елизаветой Дмитриевной и Кларой. Они обе изо всех сил старались, чтобы Коля чувствовал себя с ними как с родными.

Раздался голос Звягинцева:

– О чем задумались Николай Федорович?

С минуту Николай приходил в себя:

– Виктор Петрович мне все не дает покоя, то что вы приобрели эти шахматы, нашем городе.

– Почему?

– Не представляю, не могу понять, зачем Витька это сделал. Они вроде не бедствовали. И почему шахматы появились здесь, если они живут в Москве.

– Может их украли у вашего друга?

– Может. А давно это было? Когда вы купили шахматы.

– Лет пять-шесть тому назад. Точно не помню.

– А, где расположен это антикварный магазин?

– На улице авиаторов. Хотите навести справки, о том, кто сдал эти шахматы в антикварный магазин?

– Нет, просто интересно. Там, наверное, за это время, уже и продавцы поменялись.

– Да нет, не поменялись. Я от скуки туда время от времени захожу. Продавец, тоже ко мне привык, болтаем с ним по-товарищески.

– А, вы бы, для начала, взяли и спросили у вашего друга детства, что с ним стряслось. Может вопросы отпали сами собой. Я бы шахматы ему вернул, если их украли. Жалко конечно расставаться с такой вещью, но слово даю, что я вернул бы шахматы совершенно безвозмездно. Это же подарок.

– Да мы давно не встречались. Между прочим, его отец тоже воевал с моим. Может вы знаете? Никитин Александр Иванович?

– Никитин? Никитин. Что-то припоминаю. Вспомнил. Он, похоже, у нас в роте политруком был. Тесен мир. А, Никитин, что тоже жил с вами в одном городе.

– Жил. Потом его на повышение в Москву забрали. Мы тогда еще в их квартиру переехали, Александр Иванович нам с ордером на квартиру помог.

– Переехали Никитины в Москву, и естественно, они перестали поддерживать с вами связь. Так сказать, позарастали стежки-дорожки.

– Нет. Мы продолжали дружить, переписывались и в гости друг другу ездили. Ну потом… Витька в институт поступил, а я в армию загремел. Ну и… Да ладно, это не важно, В общем потеряли мы друг друга.

Звягинцев с печалью в голосе прокомментировал:

– Разбежались пути дорожки. Это жизнь. Никуда не денешься.

– Я тоже растерял друзей после госпиталя. Писать казалось неудобным. Они там воюют, а я в тылу дурака валяю. Неудобно, стыдно за себя как-то. Чувствуешь себя трусом и предателем. Уклонистом себя чувствовал. Потом, может пишешь человеку, а его уже нет, а ты жив-здоров. А вы, Николай Федорович, переписываетесь со своими армейскими друзьями?

– Да нет. Я, как то, не люблю писать письма. Да и армейские друзья как то не стремились переписываться.

Замолчали. Каждый думал о своем.

Когда уже были не далеко до конечной точки их маршрута, Звягинцев попросил остановить машину. Он вышел из «Волги» достал пузырек с таблетками, сыпанул их на ладонь и проглотил. Николай стоял рядом, закурил, пуская струйки дыма в небо. Звягинцев извиняюще произнес:

– Волнуюсь. Не поверите, Николай Федорович, так накатило. Так накатило. Как вспомню. Как вспомню.

– Он замотал головой.

Постояли. Звягинцев дернул за дверцу машины:

– Кажется, отпустило, ну поехали.

Пазл 42. Нежданная встреча

Звягинцев извиняюще произнес:

– Волнуюсь. Не поверите, Николай Федорович, так накатило. Так накатило. Как вспомню. Как вспомню.

– Он замотал головой.

Постояли. Звягинцев дернул за дверцу машины:

– Кажется, отпустило, ну поехали.

Дверь открыла мать Николая:

– Коля, приехал. Наконец-то. А, я как чувствовала, стол накрыла, жду. Ой, Коленька. Ну, заходи.

– Мам, я не один. Это Виктор Петрович Звягинцев, мой начальник, а это Боря наш водитель, А, это моя мама, Александра Ивановна.

Александра Ивановна заговорила, в соответствии с традицией:

– Проходите, проходите, гости дорогие.

– Мам, а где папа?

– На даче он, к вечеру будет. Подождешь?

– Мам, понимаешь, Виктор Петрович вместе с папой воевал. Он собственно к нему приехал.

Виктор Петрович с тревогой в глазах поинтересовался:

– Николай Федорович, а дача у вас далеко?

Николай мотнул головой:

– Да нет, почти рядом, километров семь, автобус минут тридцать-сорок идет.

Виктор Николаевич с надеждой спросил:

– Может, мы съездим за ним? Не терпится, очень увидеть хочется.

– Давайте съездим.

Звягинцев смущенно извинялся:

– Александра Ивановна, вы извините меня, я уж и не чаял Федора Петровича и живым увидеть. Не терпится увидеть. Мы с вашего разрешения съездим за ним.

– Конечно, конечно. Коленька, а вы надолго к нам?

– Видно будет мам. Пока не знаю.

Звягинцев успокаивающе проговорил:

– Не волнуйтесь Александра Ивановна, погостит Николай у вас, погостит.

Когда они вошли за калитку приусадебного участка Хромовых, отец стоял с вилами у кучи картофельной ботвы и тяжело дышал, пытаясь унять одышку. Николай подошел к нему:

– Привет пап.

Хромов старший обернулся:

– Коля! Приехал, наконец. Ну, здравствуй сынку. Здравствуй.

– Он протянул руки для объятия.

Они неуклюже расцеловались. Сзади подходил Звягинцев, за ним шагал шофер.

Отец наклонил голову:

– Да, ты не один. Ну, знакомь со своими друзьями-товарищами.

Николай отступил в сторону. Звягинцев встал по стойке смирно:

– Здравствуйте товарищ майор. Не узнаете?

– Не припоминаю. Хотя, лицо вроде знакомое. И возраст ближе к моему. Нет, не припоминаю.

– Брянский фронт, пятидесятая армия. А раньше, у Вас была отменная память Федор Петрович. Звягинцев я. Виктор.

– Витя танкист, Ну дела. Ты как здесь?

– Да, вот мы вместе с сыном вашим работаем. А, тут выяснилось неожиданно, что Николай Федорович ваш сын. Вот и приехали. Обнимемся что ли Федор Петрович?

Они обнялись, и склонясь на плечо друг друга, некоторое время стояли. Когда снова посмотрели в глаза друг другу, в глазах обоих стояли слезы. Хромов старший спохватился:

– Что же мы тут стоим. Давайте в дом. Выпьем за встречу, чтобы как у людей все было. У меня там, где-то было. Заныкал бутылочку.

Отец посмотрел на шофера:

– А, это твой сын Виктор?

– Нет, это наш шофер, но, тоже очень хороший человек.

– Пап, может, домой махнем, мы на машине, мама нас ждет.

– А, поехали. И в правду, сядем дома как люди. Витя, такая встреча. Молодец, что приехал Кто бы мог подумать.

В машине сослуживцы сели на заднее сидение:

– Товарищ майор, Федор Петрович, я так рад. Всех наших, кого знал, либо растерял, либо схоронил.

Хромов сжал руку Звягинцева:

– Да, не майор я уже Витя. Ты ведь, тоже как и я, Петрович?

– Да, Федор Петрович, я тоже Петрович. Не майор? Подполковник? Полковник или бери выше?

– Нет, Витя, лейтенант я.

– Как лейтенант? Я думал вы тогда в гору пошли, после того рейда.

– Пошел. А, потом был Брянск. Помнишь нашего батальонного комиссара?

– Эту гниду разве забудешь.

– Удружил он мне тогда. Звания и наград снова лишили. Восстановили только в пятьдесят девятом. Давай, не будем о грустном. Ты-то как?

– Да, недолго я воевал, после того как вас в полковую разведку забрали. В танке долго не живут. Не долог век танкиста. Но, и я не подкачал. В том последнем бою пять немецких танков из капонира сжег. Потом, смотрю, насели гады на наш первый взвод, рванул им на помощь, тут мне с боку в башню снаряд и влепили. Хорошо боекомплект не рванул. Потом медсанбат госпиталь, Наградили «Красным Знаменем». Восстановили в звании. Нам тогда всем, кто в рейде был награды как манна небесная посыпались. Ребята пока в медсанбате был ко мне приходили. Пацанёнка этого, что тогда не расстреляли к медали представили. Всем окруженцам простили преступления, которые они не совершали.

– А тот мальчишка которого в рейде ранили?

– Про того ничего не знаю. В госпиталь его увезли.

Я после госпиталя хотел вернуться в строй. Такой боевой опыт. И на своих танках, и на немецких повоевал. Врачи ни в какую. Не годен к строевой. У меня после контузии жуткий тремор был. Голова и правая рука дергались как у припадочного. Потом я все пытался вспомнить, как я из танка тогда выбрался. Не представляю. Это сейчас по мне не видно, а тогда огонь меня здорово попортил. Предложили перейти в интенданты. А, куда деваться – пошел. Потом тремор прошел. Я потом, уже после войны с врачами разговаривал, говорят из-за двигательной естественной терапии. Ходить пришлось много. Служил, ну, не совсем на передовой. Но, в боях поучаствовать довелось. Правда уже не танкистом, а снова в пехоте. Снова ранили. Пока в госпитале валялся, наши уже к Берлину подошли. Потом закончил Академию тыла. Дослужился до подполковника.

– Молодец Виктор Петрович.

Николай радостно сообщил:

– Ну вот и домой приехали.

Посидели за столом. Были тосты за встречу, за детей и родителей. Однополчане, извинившись, уединились в комнате Федора Петровича. За столом остались Николай, мать и шофер. Мать о чем-то в полголоса расспрашивала шофера. Николай, рассеянно рассматривая кухню. Он случайно увидел за батареей отопления кусочек старых обоев, которые были еще у Никитиных.

Пазл 43. Детские хитрости Клары

Николай, рассеянно рассматривая кухню. Он случайно увидел за батареей отопления кусочек старых обоев, которые были еще у Никитиных. Он вдруг явственно ощутил во рту вкус пирогов Елизаветы Дмитриевны.

Тогда охлаждение в отношениях Николая и Вити переломила Клара. Нет. Дружить Николай с Витькой не перестали. Но, натянутость после Витькиного дня рождения осталась.

Произошло это так. Клара выбирала себе мороженое в уличном ларьке. В руках она держала школьный портфель. Портфель она задумчиво легонько пинала коленками. Цигейковая шубка и меховая шапка ничем не выделяли ее среди других девочек города. Её отец, Александр Иванович категорически возражал, когда Елизавета Дмитриевна хотела купить Кларе шубку из песца:

– Лиза, ты пойми если мы будем шиковать, то так и останемся в этом городишке, а мне уже сообщили о новом назначении.

– Саша, тебе о новом назначении, на моей памяти, сообщают уже в который раз, за последние пять лет.

– Лиза, надо потерпеть, чтобы добиться большего.

– Саша, а жизнь то идет, годы уходят, дети растут, пусть хоть они поживут нормальной жизнью.

– Лиза, нужно потерпеть еще немного.

Но, в том, что она одевалась как девочки, из не очень зажиточных семей, были свои плюсы. Она не оказалась в числе изгоев среди ровесниц, как другие девочки из их райкомовского дома. Круг подруг, ну, если не подруг, то круг тех, кто ее считал своей, у нее был значительно больше, чем у этих девчонок. При этом, и райкомовские девчонки ее считали своей, из-за высокого положения отца. Она могла появляться в любых районах города, не вызывая неприязни у сверстников. Вот и сейчас она стояла и не как могла решить каким из своих желаний готова пожертвовать. Дилемма была простая и одновременно сложная. Тридцать копеек. Двадцать две стоит «Ленинградское», одиннадцать – «Эскимо», десять – пойти в кино. Она размышляла:

– Да, кино то так себе. Я его уже видела. Но, девчонки идут, да и мороженное есть, сидя в кино приятней, чем на ходу, или дома. Дома отец с матерью, если приду с мороженым, опять будут читать лекции:

– Ты не знаешь меры. У тебя снова заболит горло.

Можно конечно, взять «Эскимо» и фруктовое за семь копеек, тогда и на кино хватит. Но, тогда придется фруктовое Люське отдать. А, она все равно скажет, что я жадина. Придется брать два сливочных по десять. Не хочу сливочное. Хочется «Ленинградское» или «Эскимо». Два «Эскимо» и ну его это кино.

Боковое зрение постучало как дятел в сознание и заставило повернуть голову. Сердце екнуло и упало куда-то вниз. По тротуару не торопясь шел Коля Хромов. Он ее еще не видел. Клара отошла за угол и изо всех сил рванула ручку портфеля. Удача. Ручка с одной стороны оторвалась и повисла ненужным хвостиком. Клара замерла:

– Все! Все нормально! Теперь только не улыбаться как идиотка. У меня горе. У меня горе, оторвалась ручка у портфеля.

Она вышла из-за ларька. Коля уже был рядом. На его лице было спокойствие. Клара позвала:

– Коля, здравствуй, ты мне не поможешь?

Спокойствие сползло с лица Николая:

– Что случилось?

– Вот.

– Клара продемонстрировала свой портфель.

– Ручка оторвалась. Что делать?

Хромов взял в руки ее портфель и задумчиво почесал висок:

– Тут на ходу не отремонтируешь, инструмент нужен.

– А как я его понесу? Он тяжелый.

– Да, ладно. Донесу его до твоего дома, там что-нибудь придумаем.

Они двинулись дальше вместе, Коля с портфелем, а Клара рядом.

Клара, уже не скрывала радости, легонько подпрыгивая, двигалась рядом с Николаем:

– Как хорошо, что я тебя встретила. Как бы я его сейчас несла. Представляешь! Ручка, раз, и оторвалась.

Она искоса поглядывала на своего кавалера. Коля был невозмутим и молча вышагивал рядом с Кларой. В ее голове пронеслось:

– Может сделать вид, что я ногу подвернула. А, он бы понес меня на руках, а я бы обхватила его за шею. Нет, это перебор. Это надо было с самого начала придумать, теперь поздно. Да, он бы точно, меня понес бы не домой, а в поликлинику. А, поликлиника в двух шагах от ларька с мороженым. А, там бы меня враз раскололи. Ладно, пусть пока будет портфель. А чего он все молчит. Так не интересно. Надо его о чем-нибудь спросить. О чем?

Вопрос сорвался с ее языка раньше, чем она его придумала:

– Коля, а у вас в классе девочки есть?

Николай опешил и округлил глаза:

– Конечно, есть.

Второй вопрос тоже слетел у нее с языка неожиданно для нее самой:

– А они красивые?

Николай не задумываясь ответил:

– Не знаю.

А, любопытство уже несло Клару по волнам:

– Ну, тебе кто-нибудь из них нравится? Ты с какой-нибудь девочкой дружишь?

Николай опешил:

– Зачем? Я мальчишками дружу.

В сердце Клары расплылось тепло надежды. Необъяснимое, непонятное, неосознанное. И она подытожила:

– Я, тоже, только с девчонками дружу. Мы в кино вместе ходим.

Она хотела добавить, что они вместе обсуждают мальчишек, и чуть не выпалила:

– А мальчишки, что не обсуждают девчонок?

Но, вовремя остановилась, и решила зайти с другого конца:

– А, вы сейчас по математике чего проходите?

– По алгебре квадратные и кубические уравнения. Теорему Виета. По геометрии многоугольники. А что?

– Нет, просто интересно. Мы этого еще не проходим. У меня математика хромает, как-то не идет.

– Так попроси Витьку, он тебе поможет. Он же отличник.

– Витька такой зануда. Он объяснять не умеет. Все время говорит мне, что я дура. А, я не дура.

– У тебя с английским как?

Колька поморщился:

– Никак. У нас учительницы уже полгода по английскому нет.

– А, я могу тебе по английскому помочь. Мне родители купили книжки с рассказами на английском, я их читаю, и учебник специальный, продвинутый.

Коля недоверчиво посмотрел на Клару:

– И как ты мне будешь помогать по английскому? Не понимаю.

– Знаешь Коля, а ведь у меня мама закончила иняз, и специальные курсы военных переводчиков. Она может с нами заниматься.

Колька недовольно ляпнул:

– А, чего она в школе не работает? Шла бы к нам английский преподавать.

Он представил Елизавету Дмитриевну у классной доски, с указкой. Тут уже в Колином сознании проплыла обаятельность Елизаветы Дмитриевны. Ее красота, непосредственность и дружелюбие, которые смутили его еще при первом посещении квартиры Никитиных. Его тянуло к ней какая-то необъяснимая, еще неведомая ему целомудренная сила. И одновременно, до дрожи в кончиках пальцев, пугало и несло от Елизаветы Дмитриевны подальше. В ее присутствии он чувствовал себя неуклюжим остолопом. Он почти реально чувствовал себя рядом с ней глупой дворняжкой рядом с породистым пуделем.