– Доча, привет, как прошел день? – спросила мама, выйдя в коридор.
Катерина не смогла скрыть свого состояния.
– Ногу подвернула, – попыталась соврать Катя, пряча глаза.
– Да, а врать ты давно научилась, что-то ты зачастила? – произнесла мама, сверля дочь глазами.
Катя так была подавлена, что не нашлась, что соврать во второй раз, и со словами «Мамочка, прости» пошла, захлюпав носом на кухню.
Мама налила стакан воды и поставила его перед дочерью.
– Ну, что ты рыдаешь, словно похоронила кого? Что случилось-то? – снова спросила она. – Или ты мне не доверяешь? – последний вопрос числился в списках тяжелой артиллерии. Ну как хорошая дочь может не доверять маме?
– Ну что ты, мам, начинаешь сразу, не доверяешь… – возражала Катя.
– Я не сразу, но я вижу, что ты упираешься, молчишь, что прикажешь мне думать-то? Молчишь – значит не доверяешь родной матери! – резко констатировала мама.
– Мам, да перестань ты, – огрызнулась Катерина.
– Что значит перестань? Кто здесь мама? Ты почему со мной так разговариваешь? – мама начинала заводиться.
Катя прекрасно знала, что ей эта ситуация будет теперь припоминаться при каждой более или менее серьезной ссоре. Но мама есть мама. И она покаялась, что ходила на свидание и рассказала, какое предложение ей сделали. Мама сидела мрачнее тучи и слушала не перебивая. Но как только Катя закончила, ее словно бы взорвало.
– Как он мог тебя так унизить, ты это понимаешь, что он тебя как вещь в магазине выбирает? Где твоя гордость, зачем ты пошла с ним в кафе? Конечно, дала мужику слабину, а потом удивляется! – кричала мама.
– Мам, ну зачем ты так? – тихо проговорила Катя.
– Как так?! Как? Я же тебе говорила, он будет шляться с кем захочет два с лишним года, а ты после его девиц грязь собирать? – вопрошала она негодующе. – Ты этого хочешь? Я для этого тебя растила!?
Катерину как будто обдали ледяной водой. Она уже не плакала, а испуганно наблюдала за разъяренной мамой. Мама металась по кухне.
– Ну козел, яйца б ему оторвать, – ругалась она. – Это надо, удумал такое предложить! Совсем мужики распоясались. Видит – девочка приличная, с хорошим будущим, и как корову на базаре выбирает! Нет, ты подумай, условия он будет ставить! Да кому он нужен. У нас еще этих Костей вагон и маленькая тележка будет, да, Катюнь? – неожиданно смягчилась мама и приобняла дочку за плечи. – И радуйся, что сейчас все узнала! Я ж тебе говорила, что об учебе думать надо, – на этих словах Катя снова захлюпала. – Ну перестань, Кать, ты у меня умница, красавица, это пусть он сопли на кулак мотает. Ну?! – и мама снова потрепала дочку за плечи. Катя поняла, что на нее сегодня гроза больше не распространится, и действительно стала успокаиваться.
– Ну, вот дуреха, – сказала мама совсем ласково, – давай чайку и спать. А этого козла выкинь из головы. – Телефон у тебя его есть? – неожиданно для Кати задала она последний вопрос.
– Нет, – ответила Катерина и, повернувшись боком от стола к входной двери, увидела, что из коридора за ними наблюдает младшая сестренка. Младшая встряла в разговор:
– Как же нет, Кать, он вроде давал тебе на бумажке свой номер, ты же рассказывала? Но Катя не растерялась:
– Ты что думаешь, я все бумажки храню? А потом, ты же знаешь, я ему сказала, чтобы он сам звонил. Младшая промолчала.
– Ну ладно, жалко конечно, – сказала мама, – а то я бы ему объяснила, как молоденьким девочкам мозги пудрить.
Семья уселась пить чай с вареньем.
Улегшись в кровать, Катерина вновь стала перебирать в голове все обстоятельства, приведшие ее к такому плачевному результату. Мама не внесла в ее мысли ясности. Катя, как в кино, прокручивала в голове сначала их знакомство – нет, здесь ей придраться не к чему. Потом первый поход в кафе. Вдруг, все от того, что я не предложила за себя заплатить? Мало ли, вдруг, он больше бахвалился, что у него есть деньги, а это была какая-нибудь проверка? И вдруг ее осенило, что, не исключено, проверка сделанное им предложение? И она по многу раз то отвергала эту версию, то принимала, каждый раз находя для себя что-то новое в произошедшем.
За короткое время проведенное с Константином, Катерина нафантазировала себе и белое платье, и уютный дом на берегу моря… Конечно, она не собиралась замуж за первого встречного, она понимала, что человека нужно сначала узнать, подготовить какую-то материальную базу. Например, жить в коммуналке с родителями мужа или с собственной мамой она не хотела. В планах девушки замужество стояло в районе двадцати пяти лет, когда будет закончен музыкальный институт, и она выйдет на работу.
Наконец Катерина себя убедила, проверял он ее или не проверял, ей все равно. Зависеть от мужа она никогда не планировала. Мама научила ее, что всегда нужно иметь тыл или запасной аэродром, чтобы в случае предательства козла, за которого Катя выйдет замуж, было на что и куда с достоинством ретироваться. Итак, раз она замуж не собирается, то зачем ей Константин с его дурацкими условиями?! Ей казалось, что с Константином покончено.
Может, он не хуже?
В следующее воскресенье Катерина, вернувшись с занятий, одновременно и ждала, и боялась Костиного звонка. А вдруг у нее не получится достойно ему ответить? В его умении внушать и объяснять она не сомневалась. Она решила не надеяться на заученную речь и попросила снимать трубку сестренку. В случае Костиного звонка отвечать надлежало, что она на занятиях. Константин позвонил, и сестренка ответила, как ее просили. Через час он позвонил снова, тогда сестренка прямо сказала, чтобы он сюда больше не набирал.
Младшая сестра видела состояние Катерины и жалела ее. Она всячески пыталась ее ободрить, и в числе прочих ей в голову пришла мысль, показавшаяся интересной. Не зря же мама столько раз говорила, что клин клином вышибают. И она искренне предложила, чем сидеть и вздрагивать в ожидании «чуда», лучше взять и самим набрать их общему телефонному знакомому.
– А чего? Вдруг, он не хуже? И ездить никуда не надо? Ну посмотреть-то на него интересно? – тарахтела сестренка. – И ты этих Костей-Шмостей выкинешь из головы. – Давай, – веселилась она, – не боись, он нас не съест!
Пока Катерина отнекивалась, что неудобно да некрасиво, чтобы девушки сами звонили парням, младшая, назвав, ее отсталой занудой, уже набирала номер. В трубке прозвучало бархатное:
– Алло? Говорите? Я слушаю, алло?
– Ну? – вскричала сестренка, тыкая трубкой в Катино ухо. – Давай говори что-нибудь!
Катерина вся красная, с вытаращенными от растерянности глазами шикала на сестру:
– Ты что, сдурела! Кто тебя просил?! – и пыталась вырвать трубку, чтобы положить ее на место и прервать связь. – Ну ты совсем больная на голову!
– Кать, а там все слышно, и как ты меня обзываешь, – улыбнувшись, сказала сестра.
Катерина замерла, борьба между девчонками прекратилась и, посмотрев друг на друга, они рассмеялись. Из трубки послышался смешливый вопрос:
– Ну что, девчонки, разговаривать-то будем? Или так разбежимся?
Было понятно, что их узнали, и Катерина решилась:
– Привет, – смеясь произнесла она.
– Привет, – весело произнес Владимир, – а я уж подумал, милицию вызывать, пока вы друг дружку не покалечили. – И сам предложил: – Девчонки, а чего мы все по телефону да по телефону? Сегодня воскресенье, давайте встретимся где-то недалеко и посмотрим друг на друга?
Катерине импонировало, что он не стал сразу звать ее на свидание, а приглашал их обеих всего лишь познакомиться. Она согласилась.
История Владимира
Владимиру шел двадцать четвертый год. Он взрослел без матери, она умерла от рака, когда ему должно было исполниться двенадцать. И отец, и мать Владимира приехали, как и у подавляющего большинства его приятелей, из деревни и, попав в Москву по лимиту, всю жизнь добросовестно проработали на заводе. Отец был человеком замкнутым, уважаемым коллегами, пил по меркам того времени умеренно: по пятницам, в дни выдачи заработной платы и праздничным дням. У него имелась близкая женщина, но в квартиру отец приводил ее только иногда и обычно только на выходные. В жизнь Владимира ни он, ни она не лезли и никак в ней не участвовали, кроме тех случаев, когда отец вплоть до наступления шестнадцатилетия лупил сына ремнем. Но всегда за дело: либо за вызов отца к директору школы, либо за вызов в милицию. Все его воспитание ограничивалось этими внушениями и параллельным проживанием с сыном в одной квартире. Отец резонно считал, что для воспитания есть учителя и школа, а для чего другого сын туда ходит? Владимир еле-еле закончил восьмилетку, пошел в профтехучилище и, не успев закончить его, на два года ушел служить в армию. А когда вернулся, то около года, что называется, приходил в себя, ничего не делая, привыкая к гражданской жизни. В конце концов отец взбунтовался и сказал, что больше не даст ему ни копейки, пусть идет работать. На работу без диплома и специальности устроиться почти не реально. Пришлось Владимиру восстановиться в ПТУ, закончить его, и наконец он пошел работать на пару с другом в государственный троллейбусный парк.
К этому времени страну уже сильно лихорадило. С полок магазинов начали пропадать самые обычные продукты, по телевидению заговорили о каком-то «диком рынке», заработную плату повсеместно начали задерживать. Что предпринимать и предпринимать ли что-то в данной ситуации, Владимир не знал. Кто-то из его друзей кинулся продавать из-под полы товары с охраняемого им же склада. Кто-то начал фарцевать, стоял на рынке и перепродавал в три цены одежду сомнительного качества, которую зачастую шили в подвалах этого же самого рынка. Были и такие, из физически развитых парней, в основном бывшие спортсмены или отслужившие в горячих точках, кто пошел в расплодившиеся бандитские группировки. Эти богатели стремительно и считались чуть ли не самыми желанными женихами в среде Катиных сверстниц. Но многие из мужчин, не вписавшись в новые реалии жизни, ушли в запой.
Владимир предпочитал не делать резких движений и продолжал работать в государственном троллейбусном парке на минимальной зарплате. Ему ее тоже задерживали на месяц-другой, но все же в итоге покамест выплачивали в полном объеме. Его все вполне устраивало. Он непритязателен и неприхотлив в своих желаниях, легко довольствовался малым и крайне тяжело воспринимал все новое. Ему нечего терять и неоткуда падать, и поэтому он практически не ощутил всеобщего кризиса. Он так же, как это делал его отец, собирался с друзьями каждую пятницу попить пива. И пока были друзья и пиво, его сложно было чем-то расстроить.
Обычно друзья брали три ящика пива на троих, включали телевизор и под телевизор и сигаретный дым обсуждали недельные новости или шли в «колхоз» расписать партеечку. На то время главное развлечение в жизни Владимира. Он мог курить, а мог и не курить. Мог пить, а мог не пить. Он, в отличие от своих, друзей по общагам не лазил, услугами Подстилки не пользовался: не на помойке он себя нашел – так Владимир объяснял свое решение. В его представлениях его девушка должна потерять невинность именно с ним. Но среди знакомых ему сверстниц таковых давно не было. А с новыми девушками он знакомился с трудом, так как обделенный материнской любовью не умел проявлять свои чувства. Конечно, он не был закомплексованным девственником, но на двадцать четвертом году его жизни девчонки-подруги в их компании имелись, а постоянной девушки именно у него так ни разу и не было. На районе Владимир слыл добряком, таким деревенским увальнем, который, если его не злить, и мухи не обидит. Но если кто-то намеренно задевал его или его друзей, тогда Владимир становился непримирим. За что его уважали.
Хулиганский звонок двух маленьких девочек странным образом задел его чувства. Катерина не такая, как все его знакомые, он это почувствовал. Если бы его попросили точно определить, что значит «не такая», то он вряд ли бы смог внятно сформулировать свою мысль. Его привлекло то, что все получилось, как бы само собой и не требовало от него дополнительных усилий. Пятнадцатилетняя девушка по-взрослому, серьезно с ним разговаривала, не хихикала, не заигрывала и обращалась на «вы». Он вообще-то за все свои двадцать три года не мог вспомнить, чтобы с ним хоть кто-то говорил на «вы». В тот момент он не задумывался глубоко, зачем ему это общение. Владимир в принципе никогда глубоко не задумывался. Ему стало любопытно, и достаточно. Странная девушка телефона не оставила. Но у нее есть его телефон. И Владимир надеялся, что она позвонит, но, если и не позвонит, значит не позвонит, особо сильно он не расстроится.
А вдруг!
В пять часов вечера они вчетвером – Катерина, ее младшая сестра и подруга сестры, та с которой они нашли телефонный номер, а также приятельница Катерины, жившая в соседнем подъезде девушка по имени Татьяна, – стояли на улице в оговоренном месте и ждали, когда к ним подойдет со своим другом Владимир. Татьяна была почти на два года старше Кати, ей шел восемнадцатый год. На встречу она пришла при полном параде, накрашенная, завитая и на каблуках. Катерина позвала ее на знакомство, как говорится, для «поддержки штанов». Ну и, чтобы уравновесить присутствие младшей сестры. И вообще, ты выглядишь более представительно, когда с тобой рядом более взрослая, а значит, умудренная опытом подруга. Во-первых, Владимиру было, как Катерина уже знала, двадцать три года в противовес ее пятнадцати, а во-вторых, он из местных, и пойди что-то не так, история могла молниеносно распространиться по району. Все-таки это свидание вслепую казалось авантюрным, одно дело телефон, а другое – лицом к лицу, а вдруг он какой-нибудь маньяк? А Татьяна – девушка видная и на районе уважаемая – всегда сможет подтвердить Катины слова, что дело происходило так-то и так-то. Да и Владимир придет не один, а с другом.
