Камнеломка. Рассказы и повесть

Рыбацкий нож

Четыре ярких красно-коричневых домика вынырнули из-за поворота, словно из ниоткуда. Словно на детском рисунке: серое сентябрьское небо, серое море, серый край берега – и яркие домики с белыми рамами, будто нависшие над водой. У развилки на столбе был приколочен неровно обрезанный кусок фанеры с надписью, тоже яркой и красной: «Добро пожаловать на нашу рыболовную базу! Уютные коттеджи в аренду, лодки и снасти напрокат. Мы вам рады! Гуннар и Лили Юхансен».

Ивар свернул к домикам, машина мягко просела, съехав с асфальта на размытую постоянными ливнями грунтовку. Он как раз собирался провести ближайшие два дня в каком-нибудь глухом месте, не бронируя ничего заранее, а вот так вот, наскоком, – почему бы и не спросить здешних хозяев? Вроде не пик сезона, может, и найдется свободный домик. А если здесь все занято – наверняка хозяева знают все места для ночевки в округе.

Чуть в стороне от домиков стояла небольшая деревянная постройка, выкрашенная, как и все тут, в красный с коричневым оттенком. Ивар притормозил возле нее и не ошибся: дверь, несмотря на дождь, была приоткрыта, внутри горел свет.

Он остановился на пороге. Изнутри пахло свежеструганными досками и краской, чуть в стороне от входа была сколочена почти настоящая гостиничная стойка, а у окна на стремянке стояла женщина с маленьким ведерком и кисточкой и подкрашивала оконную раму, тихонько напевая.

У нее был негромкий слабенький голос, но удивительно чистый слух.

– Эй, привет, – окликнул ее Ивар. – А есть ли у вас свободный домик на пару дней?

– Целых два, – отозвалась женщина и, обернувшись к нему, легко спрыгнула со стремянки. – Привет. Смотри, свободен один домик с двумя спальнями, и один – с одной. Вас сколько всего?

– Я один.

– Постельное белье нужно? Лодка, завтрак? – она проскользнула за стойку и, быстро наклонившись, достала откуда-то снизу толстую потрепанную тетрадь. – И, кстати, если будешь брать лодку и уйдешь в море – оставь мне имя, фамилию и номер телефона.

– Ивар Хольман. Телефон запишешь?

– Да, конечно. А я – Лили, – она раскрыла тетрадь, взяла карандаш и что-то быстро записала. Ивар заметил краем глаза, что правая рука у нее почти не гнется, но это ничуть не мешало хозяйке базы делать пометки в толстой тетради.

– Так что с бельем и завтраком? И лодкой?

– Все надо, да. Завтрак ты здесь накрываешь?

– Да, внизу, – Лили снова быстро черкнула что-то в тетрадке. – А снасти?

– Снасти не нужны.

– Хорошо. Получается так: двое суток, домик с одной спальней, белье на одного, завтраки, лодка? Три тысячи шестьсот девяносто крон. У тебя карта или наличные? Бензин отдельно, заплатишь, когда будешь уезжать. Пойдем, покажу тебе дом, – она сняла со стены ключи и, выпорхнув из-за стойки, направилась к двери.

Ивар двинулся следом.

– Вон тот домик, у самой пристани. Вот, – связка ключей тихо звякнула в руках хозяйки. – Свет здесь включается. В гостиной – камин, дрова внизу, под крыльцом. Бери сколько хочешь. Немного сыроваты, будут трещать, но уж какие есть. В спальне – электрическая батарея. В ванной – теплый пол, включается здесь же, у входа. Ключ я оставлю на столе, белье сейчас принесу, забыла сразу взять. Машину можешь сюда подогнать, а можешь оставить, как есть.

– Спасибо. Завтрак во сколько?

– Ты шутишь, что ли? – удивилась Лили. Она качнула головой, легкие темные пряди у лица всколыхнулись. – У нас не отель, слава богу. Когда проснешься – тогда и приходи, я накрою. Лодку тебе завтра Гуннар даст – он почти все время торчит в сарае у пристани.

– Ага, спасибо.

Ивар вышел из домика и, подогнав машину к самому крыльцу, направился к морю. У причала было пусто. Вдали, в море, не светилось ни единого огонька, был виден только едва заметный маяк чуть в стороне. На берегу тоже было темно, горели лишь окна в хозяйской постройке и в двух занятых рыбацких домиках.

Как раз то, что надо.

Непослушные звуки, несколько дней преследовавшие его, наконец сложились в чистую и четкую мелодию. У Ивара не было привычки все время таскать с собой нотную тетрадь, можно было бы напеть мелодию в диктофон, но мобильный вместе с ключами остался на столе в домике, и возвращаться совершенно не хотелось, да и не надо было – он знал, что не забудет. Потом, когда руки дойдут, запишет. Никуда эта музыка от него не денется.

Ивару казалось, что седьмой час утра – слишком рано, но Лили с тряпкой в руках уже, напевая, надраивала крыльцо.

– Привет, – окликнул он хозяйку.

– Привет, – она обернулась, заулыбалась в ответ. – Сейчас, полминутки, хорошо?

– Конечно. Я пока дойду до пристани.

У лодочного причала было шумно – если, конечно, в этом месте вообще могло быть шумно. Рыбаки из двух соседних домиков отправлялись в море. Между собой они говорили по-немецки, а с хозяином – высоченным рыжим бородачом, удившим с причала – по-английски. Ивар присмотрелся к плечистому великану. Два с лишним метра, никак не меньше. Интересно, как смотрится рядом с ним невысокая хрупкая Лили?

– Лодку? – через плечо, не оборачиваясь к нему, откликнулся бородач. – Сейчас… сейчас…

Он увлеченно накручивал катушку, вытягивая леску.

– Рыба! Рыба, мать ее! – воскликнул хозяин, взмахивая спиннингом. Леска взметнулась вверх, в воздухе блеснул серебристый бок, и крупная рыбина плюхнулась на камни, под ноги бородачу.

– Макрель! – провозгласил рыжий.

Наклонившись, он взял рыбацкий нож, лежавший тут же, на камнях, и одним взмахом почти отсек трепещущей макрели голову.

– Отличный нож, – прокомментировал рыжий великан. – Лили подарила. Вот тут, на клинке, даже гравировка – Гуннару. Гуннар – это я, – представился он, обернувшись наконец к гостю. – Тебе лодку?

– Да.

– Снасти, костюм?

– Нет, не надо, спасибо.

– А как ты рыбачить собираешься? – удивился Гуннар.

– А никак, я просто в море.

– Зачем? – хозяин недоверчиво покосился. – Ладно, твое дело. Вон, видишь, лодка с номером четыре причалена? Возьмешь ее. Бак полный, будешь уезжать – доплатишь.

– Хорошо, – Ивар снова направился к хозяйскому дому. Дверь была распахнута, он уже понял, что в теплую погоду здесь, похоже, ее не запирают. Лили накрывала на стол, мурлыча себе под нос, но, услышав его шаги, замолчала, словно смутившись.

– Садись, – улыбнулась она. – Чай, кофе, что тебе?

– Кофе.

– Сладкий и с молоком?

– Да. А ты откуда знаешь?

– Не знаю, – засмеялась она. – Нет, ну ты шутишь, что ли? Ну не черный же тебе, ну?

Жаль, что у него не было чуть больше времени. Только эти два дня. Ранняя осень, его любимая погода – еще теплая, но уже по-осеннему тревожная, – серое небо, серое море, лодка, напрочь забытый в домике мобильный. Час на машине до ближайшего города. В четверг он доедет до порта, поставит машину на паром – и еще три дня будет плыть и ни о чем не думать. А пока – осенний ветер, сладкий кофе с молоком и забытые богом рыбацкие коттеджи, хозяин – рыжеволосый викинг, хозяйка с легкой лучистой улыбкой.

Вчерашняя тема вдруг, словно сама по себе, обросла аранжировкой, и Ивар знал, что именно так – единственно верно и правильно. Иногда он изводился, находил несколько вариантов, которые то казались жутко бездарными, то вдруг начинали ему нравиться, и он никак не мог выбрать, и знал – если никак не выбрать, значит, правильного варианта нет. А иногда, как сейчас, с ходу чувствовал, что должно быть именно так. Жаль, что такое вот «с ходу» бывало крайне редко, – ну что ж, тем интереснее.

Лили, не спрашивая, подлила еще кофе и чуть подвинула ему большую банку с вареньем – он как раз собирался об этом попросить. Повернулся поблагодарить, хоть кивком, но она уже отпорхнула в сторону и зазвенела ножами и вилками, загружая посудомойку, и Ивар не стал ее окликать.

Он двинулся к пристани и, отвязав лодку, направился в сторону от берега, к небольшому островку, таявшему на самом горизонте. Мелькнула мысль, что надо бы все-таки взять с собой телефон, но он ее отогнал, возвращаться совсем не хотелось, да и что может случиться рядом с берегом? Он было развернул лодку, все-таки правила есть правила, но потом, плюнув, снова направился к острову – иногда он сам себя не понимал, хотя кто вообще его понимал? Ивар усмехнулся, вспарывая волну носом лодки. Родители? Это да, почти всегда и безоговорочно. Друзья? Время от времени, чаще – наверное, нет. Студентка казанского музыкального училища Лейлагуль Алымова, сыгравшая лет двадцать назад на одном из конкурсов его сонату так, что у него мурашки шли по спине, когда он слушал запись, и становилось даже неловко, откуда она это про него может знать? Он даже пытался разыскать эту студентку, но не получилось – да и как найти в закрытой от всего мира стране, да еще когда не было интернета? А потом, много лет спустя, пару раз заводил в поисковик ее имя. Безрезультатно.

Кто еще всегда был на его стороне? Музыка? Вот музыка да, всегда понимала. Не всегда шла в руки, иногда капризничала, дразнила, ускользала, – но в конце концов всегда сдавалась. Ну, почти всегда.

Он разогнал моторку, насколько хватило мощности, и несколько раз вильнул из стороны в сторону, грубо, рискованно, на грани переворота. Ледяная вода плеснула в лицо. Отлично. Можно возвращаться.

– Ты в своем уме? – из телефонной трубки голос Гуннара Юхансена звучал даже жестче обычного. – У нас тут конец ноября.

– У нас тут тоже, – усмехнулся Ивар.

– Дождь, шторм, темнота, – продолжал Гуннар. – Ветер. Нет, не просто ветер, а наш северный ветер. Погода такая, что не факт, что получится выйти в море.

– Ничего, на пристани постою.

– Ты вообще откуда звонишь?

– Из Осло.

– Выйди на Акер-Брюгге и стой, сколько влезет. Ладно, я предупредил, чтоб потом без претензий. У нас все дома свободны, выбирай любой. Шестьсот крон за ночь, это с бельем и завтраком. Практически даром. Мне проще закрыть эту чертову базу к едрене фене.

– Отлично. Две ночи, начиная с завтрашней. И я без машины, заберешь меня в аэропорту? Рейс я скажу.

– Можно подумать, к нам из Осло куча рейсов летает, – хмыкнул Гуннар на другом конце провода. – Он один и есть, и то не каждый день. Завтра встречу, хорошо. Еще тысяча сто. В одну сторону.

Рыжий Гуннар всю дорогу молчал, зато Лили – та встретила, как обычно. Вышла на порог дома, заслышав машину, кивнула Гуннару – возле него она казалась фарфоровой статуэткой – и засветилась, заулыбалась.

– Херр Хольман, – хозяйка опустила голову, пряча улыбку, но черные глаза все равно искрились. – Привет.

– Ивар, – поправил он ее. – Еще не хватало! Привет.

– Так вот для кого ты просил протопить крайний дом, – она повернулась к Гуннару. – Хоть бы сказал! – бросила она и тут же, смутившись, добавила: – Постоянным гостям мы всегда рады.

– Дешевле все-таки закрыться на зиму, – Гуннар кинул на стол ключи от машины и направился к выходу.

– Не обращай внимания, – Лили попыталась как-то сгладить слова мужа, но у нее это не получилось. – Кстати, я считала, нам ничуть не дешевле закрыться. По большому счету, один черт. Но если до весны совсем никто не будет приезжать – я скисну, а Гуннар одичает, – она положила на стойку ключ и пакет с постельным бельем. – Помнишь свой домик?

– Конечно.

– Тогда держи, – Лили пододвинула ему пакет. – Доброй ночи!

– Доброй ночи.

Домик действительно был заранее протоплен. Ивар кинул сверток с бельем на постель. Не разбирая, затолкал в холодильник пакет с купленными по пути продуктами и вышел на улицу. Холодный рваный ветер с моря, непроглядная темнота, светящиеся за его спиной окна хозяйского дома, тусклый огонек маяка впереди. Можно было бесконечно стоять у пристани и просто смотреть на все это, ни о чем не думая. Он так и стоял, сам уже не знал, сколько, пока не начал совсем леденеть. Все-таки его привычная осенняя куртка мало подходила для семидесятого градуса северной широты. Уходить не хотелось, от этого моря и тусклого маяка вдали невозможно было оторваться. Он поднял воротник куртки, застегнул молнию до самого верха и обернулся на еле слышный звук сзади – но за спиной никого не оказалось, только рядом, на камне, лежал большой светлый предмет, которого здесь не было еще минуту назад. Ивар шагнул чуть ближе, предмет оказался свернутой оленьей шкурой. Он закутался в шкуру, набросив ее прямо поверх куртки. Мягкий олений мех легко скользнул по щеке. Удивительное здесь все-таки место, завораживающее. Он бы долго смеялся, если б ему сказали про вдохновение – чушь собачья это вдохновение, поди его поймай. Вот сейчас ведь, казалось бы, он стоит в дивном романтичном месте – а двух нот связать не может. А где-нибудь потом – отзовется и накроет ни с того ни с сего. Так почти всегда и случалось. Нет, конечно, он мог написать что-нибудь в любой момент, – как всякий человек, хоть сколько-нибудь знакомый с гармонией и композицией, он мог придумать вагон, три вагона вполне связной музыки, вполне удобоваримой качественной мелодичной ерунды, – точно так же, как любой поэт всегда в состоянии срифмовать все что угодно на заданную тему. И не каждый еще поймет, что получившееся – не поэзия и не музыка.

Утром он отнес шкуру в хозяйский дом. Ивар, постучавшись, приоткрыл дверь – и тут же почувствовал ставшую уже знакомой атмосферу: пахло только что вынутым из духовки грибным пирогом, и Лили, напевая, нарезала его на куски.

– Привет, – Ивар опустил сложенную шкуру на деревянную лавку. – Спасибо.

– Доброе утро, – заулыбалась в ответ Лили. – Видел, какой шторм?

– Слышал.

– Жаль, в море не выйти. А завтра ты уже уедешь.

– Ну, вернусь же.

– Да? – хозяйка снова засверкала и снова, словно спохватившись, смутилась и замолчала почти на полуслове – Ивар понял, что она хотела спросить, когда он вернется, но застеснялась.

– Вернусь, конечно, – повторил он. – Только не скоро, наверное. Я сейчас на черт знает сколько времени в Америку.

Лили вопросительно взглянула на него.

– Работа?

– Ага, – кивнул Ивар.

В Нью-Йорке собирались ставить его мюзикл, контракт был уже подписан, и его ждала действительно сумасшедшая работа. Впрочем, это всегда ему нравилось.

– Ты, – Лили чуть удивленно взмахнула ресницами, – ты боишься, что ли?

– Что?!. Ммммм, – смутился он, – Ну вообще-то да. Немного. Я…

– Не объясняй, не надо, – прервала она.

Ему действительно было… нет, не то что страшно, но тревожно. Ивар знал, что у него получилась хорошая, нет, отличная музыка, но выйдет или из отличной музыки удачный спектакль – это надо было еще посмотреть.

– Удачи, – Лили снова улыбнулась.

– Ага, спасибо, прорвемся!

Нью-Йорк закрутил не с первого дня, а с первой минуты, с первого шага из самолета. Он работал, казалось, больше часов, чем есть в сутках, то ругаясь с постановщиками, то соглашаясь, по сто раз перекраивал уже написанное, прослушивал кандидатов на роли, снова все перекраивал и снова то спорил, то соглашался. Любой другой не вынес бы, но Ивару это нравилось. Ему вообще нравилось делать то, что никто другой не смог бы. Вот только ощущение времени он, казалось, за последние несколько недель совсем потерял.

Звонок телефона словно привел его в чувство. Прежде чем ответить, Ивар посмотрел на лежавшую в руке трубку. Нет, все в порядке, рука уже не трясется, значит, и с голосом все будет нормально.

– Ивар? – казалось, он даже расслышал в трубке искристую улыбку. – Прости, пожалуйста, прости, что я звоню, но… да ты не помнишь, наверное… это Лили Юхансен, ну, с рыбацкой базы, с Вестеролена… ты у нас пару раз был…

– Ты шутишь, что ли? – передразнил он ее. – Как это не помню? Привет.

Он насторожился: в Нью-Йорке был вечер, значит, на Вестеролене – глубокая ночь.

– Ивар, прости… с тобой все в порядке?

Машина, уткнувшись в смятое ограждение, мигала аварийкой. Хорошо, что он вырос на горных серпантинах. Ну и американцы молодцы – крепкий отбойник.

– Да, все нормально.

– Извини, пожалуйста, что я позвонила. Просто… просто… ладно, все, извини!

Он сунул телефон в карман джинсов, еще раз обошел машину, скривился. Интересно, какой мелодией рано или поздно обернется провалившаяся педаль тормоза, пересохшее горло и прилипшая к спине рубашка? А ведь обернется, он себя знал.

Ну уж нет, вылететь с эстакады накануне премьеры – это было бы слишком.

– У нас все занято, – отрезал Гуннар. – Август. Пик сезона. Нормальные люди бронируют август за два месяца вперед.

Трубка запищала резкими короткими гудками.

Ни в какое другое место Ивар не хотел – он не знал, почему, но именно этот дальний северный архипелаг всегда помогал ему как-то сладить с усталостью. Он порылся в интернете, нашел отель в городе и заказал одноместный номер на пару ночей. На первое время хватит – а там, глядишь, и жилье на его любимой рыбацкой базе найдется.

Он прилетел под вечер, кривым рейсом с пересадкой, и, едва кинув вещи в отель, решил все же наведаться на базу – вдруг что-то изменилось. Мало ли, не приехал кто-то из гостей. Возвращаться, конечно, придется уже ночью, но и что? Паромов на пути нет, ни под какое расписание подстраиваться не надо.

Дверь в хозяйский дом была приоткрыта, внутри горел свет. Хозяйка, напевая, порхала по комнате с веником, выметая пыль из углов.

– Лили?

– Ивар? – она, как обычно, засверкала улыбкой, которую уже и не пыталась спрятать, и выпрямилась, откидывая с лица темные завитки. – Надолго? Сейчас, полминутки, домету и дам тебе ключи.

– У вас же мест нет, – удивился он. – Вообще-то хотел дней на пять, а то и больше. Обратный билет даже не брал.

– С чего это у нас мест нет? Как раз твой крайний домик свободен. Ну то есть да, он был забронирован, все было занято, но те гости еще в прошлом месяце написали, что не приедут, а новых заказов нет. Так я и осталась с пустующим домиком – в августе-то! Гуннар когда-нибудь прибьет меня за то, что я не беру предоплату в разгар сезона, – засмеялась Лили. – Подожди, сейчас белье достану, не могу развязать веревку, – она неловко пыталась справиться с узлом негнущейся правой рукой.

– Может, проще разрезать? Нож дать?

– Нож? – Лили подняла голову, заулыбалась, черные глаза заблестели. – Сам ты нож… острый-острый, – она наконец сладила с веревкой. – Вот, держи.

Пакет с постельным бельем скользнул на стол, сверху Лили бросила ключ.

– У меня вообще-то номер в Анденесе оплачен. А, черт бы с ним, – Ивар сгреб белье, взял ключ. – За сумкой сейчас вернусь, ладно?

– Помочь?

– Да ну, тут идти две минуты. Сейчас вернусь.

Он быстро, не особо старательно, застелил кровать, принес с улицы вязанку дров, растопил камин – и только потом, вспомнив про сумку, снова направился к хозяйскому дому. И невольно улыбнулся на пороге: окна светились, дверь была открыта, Лили молча, опустив голову, сидела в старом деревянном кресле – лицом к окну, спиной к входной двери.

– Извини, забыл сразу забрать, – Ивар ждал улыбки в ответ, но хозяйка не шелохнулась. – Лили?..

– Она не отзовется.

Гуннар спокойно шагнул ему навстречу из дальнего угла комнаты.

– Садись, – он пнул ногой стул, пододвигая Ивару, потом снова направился в дальний темный угол. Ивар услышал, как открывается ящик шкафа, и через пару мгновений хозяин вернулся к столу, держа в руках пыльную бутыль толстого стекла и две стопки.

– У тебя с ней ничего не было, – сказал Гуннар, скорее утверждая, чем спрашивая.

– Конечно, нет.

Ивар подошел к креслу. Сначала он даже не заметил крови, потом увидел несколько пятнышек на юбке Лили, и только потом понял, что у нее на груди большое пятно, из которого торчит рукоять рыбацкого ножа. Ивар вспомнил и этот нож, и гравировку на клинке.

Заглянуть Лили в лицо он побоялся.

– Ничего не было, – повторил хозяин. – Ну еще бы. Лили – гордячка, она никогда не стала бы изменять тайком. Да и тебе она на хрен не сдалась, правда же? – Гуннар наполнил обе стопки, придвинул одну себе, вторую – Ивару. – Тьфу, тебе ж за руль сейчас. А, ладно, пара стопок не скажется. Эй, ты что, драться со мной собрался? – он в упор глянул на гостя. – Это зря. Тебе со мной не сладить, только покалечу напрасно. А в полицию я и сам сдамся, сейчас спроважу тебя – и сдамся. Пей давай, – Гуннар пододвинул стопку к нему поближе. —Слушай, тут по пути к нам, если свернуть, три разных рыбацких базы и один кемпинг. Вот какого хрена ты тогда, год назад, проехал мимо них всех и зарулил к нам?

– Не помню.

– Да какая теперь разница, – Гуннар встал, покружил по комнате, не находя себе места, и снова опустился за стол. – Был сентябрь, а сейчас август. Год, почти год. Год я чуть ли не молился, чтобы с тобой ничего не случилось, – потому что если бы вдруг оказалось, что она хоть зачем-то тебе нужна, – она бы кинулась на край света.

Он снова поднялся, подошел к выходу и замер в дверном проеме.

– Я ходил вокруг нее кругами почти два года, она только кривилась и меняла ухажеров. С одним поехала кататься на мотоцикле. Парень – насмерть, Лили отделалась раздробленной рукой и сотрясением. После этого она позволила себя увезти. Мы прожили здесь почти двадцать лет, пока тебя не принесла нелегкая. Я знал, все это время знал, что она меня не то что не любит – а еле терпит, – хозяин снова наполнил стопки. – Ты знаешь, что такое любить женщину, которая тебя с трудом терпит? Ты к ней прикасаешься – а она сдерживается, чтоб не отшатнуться. Но она полюбила это место и эти несчастные рыбацкие сараи, которые я давно хотел снести к чертовой матери. А тебе она была совершенно не нужна, так ведь? – повторил Гуннар.

– Так. Нет, я знал, что она у меня есть. Но она никогда не давала понять…

– Потому что она тебя берегла. – Юхансен поднялся, отстранился от стола. – Ладно, все, катись.

Он дождался, когда Ивар заведет машину, тронется и вырулит на дорогу, и выудил из кармана телефон. В беззвучной ночи голос казался особенно резким.

– Да, я. Гуннар Юхансен. Да, жену, ножом. Рыбацким. Кого, ее как зовут? Звали… Ну а то ты не знаешь. Лили Юхансен. Лейлагуль, если полностью, – Гуннар еще раз, чуть ли не по буквам, повторил полицейскому непривычное для здешних мест имя. – Нет, ну куда я отсюда денусь? Приезжай давай.

Чистое северное небо было словно подсвечено изнутри мягким синим светом, и от этого на нем особенно четко вырисовывались черные листья, черные ветви деревьев. Над дорогой от столба к столбу тянулись провода.

Проводов было пять. Пять параллельных линий нотным станом пересекали небо.

Ивар с ходу набросил на этот нотный стан мелодию – она пришла сама по себе, совсем простая, ясная, горькая. Дорога стелилась навстречу, ему почему-то вдруг захотелось сделать из этой мелодии фортепианную пьесу, и обязательно – только для левой руки. Почему – он и сам не знал. Захотелось.

Впрочем, он сразу передумал. Тратить такую удивительно красивую тему на простую музыкальную безделушку было бы просто глупо.

Тень крыла

– Если что, ты всегда можешь вернуться.

За окном шел на посадку самолет. Все-таки это красиво – офис в аэропорту с видом на летное поле.

– Черт, Калинина! – вспылил вдруг начальник. Бывший начальник. – У нас, между прочим, не принято брать людей на работу второй раз. Хотя почти все ушедшие потом просятся. И ты – первый сотрудник за десять лет, кого я готов без колебаний взять обратно! А ты пялишься в окно.

– Спасибо. Отдайте мне, пожалуйста, трудовую.

Самолет за окном коснулся полосы и покатился, тень от крыла заскользила по земле, словно перечеркивая что-то.

– Да черт с тобой, держи! – трудовая книжка полетела на стол.

– Спасибо.

– Нина, точно все в порядке? Может, просто отпуск нужен? Или там… премия?

– Все в порядке, спасибо. Просто хочу сменить работу. Я могу идти?

– Да катись ты! – рыкнул в ответ уже бывший начальник, но тут же добавил, – ты меня поняла?

– Поняла. Я правда очень это ценю. Счастливо!

Добытая трудовая книжка отправилась в сумку, к паспорту и кошельку.

Если бы в начале марта кто-нибудь сказал Нине, что в последний день месяца она выйдет из офиса с трудовой книжкой в руках, уволившись по собственному желанию, – Нина покрутила бы пальцем у виска. Тогда, в начале марта, она удивлялась ранней весне – и весело шла с работы домой, радуясь пятничному вечеру и стараясь не поскользнуться на своих неизменных высоких каблуках, потому что все уже таяло, и дорога была не дорога, а сплошной каток.

– Ай, молодая-красивая, дай погадаю, всю правду скажу, – окликнула ее у метро горластая цыганка со стаканчиком мелочи в руке.