Когда просыпаются орхидеи

Часть 1. Глава 1. Мертвые хранят секреты лучше живых

Это был поистине дорогой раб.

Настоящий дэв, поцелованный Солнцем до золотинки на кончиках белых крыльев. В полумраке Юдоли его светлая кожа почти сияла.

Очень невыгодный окрас в Царствии вечной ночи, отметила про себя Мэл, разглядывая диковинного раба. Окажись он здесь не пленником, а заблудившимся путником, едва ли бы выжил. Однако, судя по синякам и ссадинам на теле, дэв имел глупость оказать сопротивление верным Дома Алеанурден. Выходит, может постоять за себя. Или думает, что может.

Дуррад, командир верных, толкнул раба в спину, заставляя пасть на колени перед матриархом и ее детьми. Длинные светлые волосы закрывали изможденное лицо дэва и круглый амулет в виде солнечного диска, покоящийся на голой груди. Побрякушка, белые штаны-шаровары с золотым поясом – вот и все, что было при нем. Выставочный медведь с колокольчиком. Мэл однажды видела чучело этой наземной твари в антикварной лавке – в подгорном царстве тёмных такие звери не водились. Дэв был крупным и хорошо сложенным, но в отличие от медведя куда более гладким, куда более… красивым? Если к врагу применима такая лестная характеристика.

Госпожа-мать чуть подалась вперед, не вставая со своего царственного кресла, и приподняла голову раба рукоятью церемониальной плети – символа своей матриаршьей власти. Однажды этот атрибут появится на ее, Мэл, поясе. Наследовать – привилегия тех, кто рождается первым.

– Сигил Пастыря. – Матриарх поморщилась, разглядывая амулет на груди дэва. – Он не только помечен светлым божком, он еще и его паладин. Какой изысканный и редкий подарок. Наземник явно хочет нам угодить. Что скажешь, Малврае?

– Да, госпожа, – не сразу отозвалась Мэл. Синие глаза пленника, в этот момент глядящие на нее в упор, гипнотизировали, как дневной свет, прорвавшийся в щель в потолке пещеры. – Достойный дар.

Матриарх снисходительно усмехнулась.

– В этом вся она, моя старшая дочь. Так немногословна.

– А он красивый, госпожа! – защебетала Иллиам, вторая по старшинству, и Мэл бросила в ее сторону недовольный взгляд.

Дерзкая девчонка! В присутствии матриарха можно говорить лишь когда разрешит сама матриарх. Остальные дети их госпожи-матери благоразумно молчали, изучая лиловыми глазами белокрылого пленника.

– Надеюсь, вас никто не видел? – обратилась матушка к Дурраду – он был среди тех, кому матриарх доверила встретить сей ценный груз и без лишнего шума привести его в особняк Алеанурден.

Командир поклонился.

– Никто, госпожа, с благословения Богини. Шли тайными тропами.

– Что стало с теми, кто сопровождал его до Юдоли?

– Убиты, госпожа.

– Славно. Будем надеяться, наш наземный друг не останется в обиде. Мертвые хранят секреты лучше живых.

Дэв приглушенно взвыл, когда на его лбу вдруг прорезалась магическая руна. Руна вести, узнала Малврае.

– Наземник оставил нам сообщение прямо на его плоти. – Матриарх небрежно отбросила волосы с лица пленника рукоятью все той же плети. – Как предусмотрительно. Пергаменту нынче веры нет. Говори.

Она коснулась руны затянутым в перчатку пальцем, и та вспыхнула красным, словно тлеющий уголек, тронутый порывом ветра. Глаза дэва из синих стали золотыми, и он заговорил неестественным рваным тоном:

– Досточтимая госпожа матриарх славного Дома Алеанурден! Со всем смирением выражаю надежду, что мой скромный дар придется вам по вкусу. Примите мои извинения, о величайшая из темных, за небольшую задержку в нашем с вами деле. Даю слово, что в ближайшее же время первая партия автоматонов будет доставлена в оговоренное место. В свою очередь надеюсь, что в том же оговоренном месте встречу обещанную мне деву Дома Алеанурден. Со всем смирением, ваш добрый друг.

Когда сообщение закончилось, горящая руна на коже дэва потухла, как и магическое золото его глаз. Он тихо болезненно застонал, роняя голову на грудь.

– Славно, – улыбнулась матриарх, укладывая плеть себе на колени – жест, являющийся у нее выражением крайнего довольства. – Очень хорошо. Дуррад, уведи его в темницы. Распорядись, чтобы дали еды. Разберусь с ним позже.

– Слушаюсь.

Двое верных подхватили дэва под руки и потащили вслед за командиром. Когда за ними захлопнулись двери, в зале остались лишь матриарх и ее родичи. Молчаливые и покорные, они в ожидании смотрели на мать, и мать заговорила:

– Скоро мы обретем славу, прежде невиданную для отпрысков нашего Дома. Мне нужны все вы, ваш ум, ваша сила, ваша преданность. Будьте осторожны и бдительны, готовьтесь.

– Да, госпожа, – прозвучал слаженный хор голосов.

– Дозволите задержаться? – решилась Мэл.

Мать смерила ее прищуренным взглядом, а потом махнула рукой, объявляя тем самым окончание семейного совета. Братья и сестры Мэл поспешили к выходу, Иллиам покидала зал последней. Бросив на Малврае насмешливый взгляд, эта хитрая змейка изящно поклонилась матриарху, и, прежде чем затворить за собой двери, шепнула сестре:

– Сильно не дуйся, хорошо?

И о чём это она? На что бы Мэл могла дуться? Малврае Алеанурден никогда ни на что не дуется, она предпочитает сразу хвататься за свои изогнутые клинки.

– Гляди-ка, – усмехнулась матушка, потягиваясь в кресле. Расслабиться леди Бризанна позволяла себе исключительно в присутствии старшей дочери. Доверие, которое и не снилось мерзавке Иллиам. – Как расстарался «наш добрый друг» наземник. Не абы какой человечек, а самый настоящий божественный. Еще и дэв. Что мы сделаем с ним, Малврае? М-м? – Матушка поднялась и подошла к маленькому столику черного дерева, на котором стояла бутыль ночного нектара в окружении серебряных бокалов. Десять – по количеству самых приближенных членов семьи. Матриарх разлила напиток по двум. – Богине приглянулась бы такая жертва. Окропим его кровью алтарь в ближайшее празднование Дня Баладай. Что скажешь?

Что сказать? У Малврае еще не было своего раба, она понятия не имела, что матушке стоит делать с дэвом, да и, Богиня свидетельница, ей было совершенно плевать на все это! Другое дело колдун-наземник и их с матриархом договор…

– Ну давай, дитя мое, – леди Бризанна снова снисходительно усмехнулась, протягивая дочери бокал, – я слушаю. Тебе же так не терпится спросить.

Малврае сжала бокал в руке, темно-зеленое стекло под ее пальцами быстро стало влажным. Она знала, что матушка мечтает захватить власть в Юдоли. Свергнуть слабеющий и презираемый ею Дом Релинар и даровать своему Дому звание Первого. Знала, что она готова ради этого на многое. Устроить заговор. Сговориться с человеческим колдуном. Но отдать ему деву своего рода…

– Я верно поняла послание наземника – он ждёт, что за его механических воинов ты отдашь ему кого-то из нас?

Улыбка не сошла с тёмных губ матриарха. Значит, вопрос дочери ее не разозлил. Это хорошо.

– Верно. Деву Дома Алеанурден… Достойную, сильную деву-жрицу. Видишь ли, – леди Бризанна пригубила, отводя в сторону задумчивый взгляд, – наш человечий друг жаждет изучить природу сил, что дарует нам Баладай. Для этого он готов поклониться нашей Богине, дабы снискать благословение, которые имеем все мы, женщины Юдоли, по праву верной службы. Ему нужна духовная наставница и учитель.

– Но… разве Баладай благоволит людям? Она не разгневается на нас? – Посвятить человека, недостойного наземника, в таинство служения Немилостивой…

– Богиня благоволит тем, кто готов ради силы и власти пойти на любые меры. Богиня благоволит предприимчивым и целеустремленным, Малврае. Методы ее не волнуют. Да и, право слово, какое божество воспротивится тому, чтобы вера в него росла и ширилась? Если тень её, благодаря нам, накроет всё больше уголков мира, Богиня нас щедро одарит.

Совет матриархов Юдоли осудил бы леди Бризанну за столь прогрессивный взгляд, но кто такая Мэл, чтобы спорить с главой Дома? Тем более, ей хотелось отнюдь не этого.

– Тогда… – Малврае вздохнула, решаясь. – Я прошу вас оказать мне честь, госпожа, и избрать меня на эту роль. Никто из дочерей Алеанурден не сравнится с вашей первеницей по силе и достоинству. Я готова обучиться жречеству и отправиться на поверхность. Ради блага Дома.

Матушка молча разглядывала ее лицо, пока Мэл говорила, и еще какое-то время глядела в него, после того, как Мэл закончила. Удар был скорее унизительным, чем болезненным. Не рукой – зажатыми в ней перчатками. Прямо по щеке, хлестко. Малврае едва подавила желание злобно оскалиться.

– Ты разочаровываешь меня, дитя. – Очень спокойно проговорила леди Бризанна, и только в прищуре лиловых глаз выражалось ее глубокое недовольство. – Глупо думать, что я отдам наземнику свою наследницу, как бы сильно ей не хотелось того бравады ради. Не находишь? Ты уже давно перешла порог совершеннолетия, Малврае. Такая глупость простительна лишь неразумным детям.

Мэл досадливо сжала зубы, удерживаясь от острого желания потереть пострадавшую щёку.

– Матушка, – как бы она ни старалась скрыть свои чувства, голос всё равно предательски звенел от злости и обиды, – это… я ведь… во благо Дома!

– Каждое твоё глупое слово лишь укрепляет во мне желание повторить наказание, дитя! Замолчи.

Мэл подчинилась. Уставившись в пол, она пыталась унять частое дыхание и расслабить сведенную от злости челюсть, но удавалось только молчать и не глядеть на госпожу-мать. Как унизительно… Она готова была пойти на такую жертву! Всем известно, рожденному в благостной тьме Юдоли любой выход на поверхность – мука, как физическая, так и духовная. От солнечного света страдают привыкшие к полутьме глаза и кожа благородного серого оттенка, к тому же благословение Богини в мире наземников слабее, чем здесь, под каменными сводами подгорных пещер, усыпанных магическим сиянием самоцветов. Выйти за пределы Юдоли – это жертва, самоотверженная и благородная, особенно, когда свершается ради величия Дома.

Матушка шагнула ближе, так, что Мэл ощутила ее запах – землисто-лавандовый, прелый и такой знакомый с самого детства. То был запах и ласки, и наказания, и никогда наперед не угадаешь, что именно за ним последует. Леди Бризанна взяла в ладони ее лицо и приподняла, заставляя дочь заглянуть себе в глаза.

– Ты моё избранное дитя, Малврае. Мое блистательное продолжение. Моё благословение. Жертвовать тобой – недальновидно. Расточительно. Небезопасно для Дома. Если погибну я, ты должна занять моё место. Если погибну я, а ты тем временем будешь у наземника, что станет с Домом? Я не могу, не желаю и не имею права тобой жертвовать.

Мэл знала об этом, но как же сильно она хотела быть полезной сейчас, в этот самый момент, а не в призрачном, возможном будущем. Это и правда было глупо. Глупо и недостойно наследницы Алеанурден.

– Да… – Она неуверенно кивнула, утыкаясь подбородком в мягкость материнской ладони. Нежность, столь редкая и не принятая в семьях Юдоли вообще, и в их Доме в частности, вызывала замешательство. – Я понимаю. Прошу меня простить, госпожа.

Матушка холодно улыбнулась, отпуская ее лицо, и отошла к столику с нектаром, чтобы налить себе ещё. Стоя спиной к дочери, она сказала – спокойно и как бы походя:

– К наземнику отправится Иллиам.

Внутри всё перевернулось и обдало жаром, словно огнем свечи, слизывающим края тайного послания.

– Иллиам?!

– Моя речь недостаточно разборчива?

– Нет… ваша речь достаточно ясна, госпожа…

«Сильно не дуйся, хорошо?» – так вот, что это значило… Мерзавка Иллиам отняла ее славу! Она знала, заранее знала, значит, матушка посвятила ее в детали плана первее всех, первее даже своей наследницы! Зависть жгла ядовитым огнем изнутри. Матриарх, словно ощутив терзания Мэл, повернулась к ней с улыбкой.

– Ну-ну, дитя. Нам сейчас не нужно распрей внутри Дома. – Она задумчиво пригубила. Взгляд ее стал добрее с началом второго бокала. – Знаешь, что… Думаю, Богиня не разгневается, если белокрылый дэв достанется не ей. Я дарую мальчишку тебе. Хочешь его?

Малврае охнула от неожиданности. Хочет ли она? Это, бесспорно, приятный дар. Первый личный раб… Это был бы приятный дар, если бы не горький осадок предшествующего ему отказа.

– Я приму его с гордостью, госпожа.

Мэл постаралась изобразить радость, чтобы замаскировать досаду и злость, но лицедействовать лучше всего в их семье умела Иллиам.

– Решено! – Матриарх залпом осушила бокал. – Он – твой. Проведём ритуал клеймения в ближайшую мессу. Ну что за лицо, дитя? Возрадуйся, это ведь твой первый раб!

Улыбка далась Мэл с трудом.

***

Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк…

Малврае без конца щёлкала пальцами, заставляя магическую свечу то вспыхивать, то гаснуть. Бесполезная трата энергии, но так ей проще было думать. Великий поход леди Бризанны вот-вот начнётся. Переворот. Падение старого, торжество нового. В семье все были преисполнены веры в победу, и Малврае тоже, но иногда… иногда мысли приходили к ней в голову подобно непрошенным гостям в масках, тёмных плащах и с кинжалами. Мысли с привкусом горечи.

Что, если им не удастся свергнуть Релинаров? Что, если матушка погибнет в битве? Что, если колдун их подведёт?

Темные вели довольно закрытый образ жизни и редко сотрудничали с наземниками. На памяти Мэл это первый раз, когда их Дом сговаривался с человеком, а, быть может, то был первый раз, о котором она узнала. Леди Бризанна хитра, иначе бы Дом Алеанурден не выстоял столько лет в пучине интриг Юдоли. Наверняка, она посвящала даже самых близких не во все свои дела.

Полно, Малврае, полно сомневаться, сказала она себе, водружая свечу обратно на постамент семейного алтаря Богини. Матушка еще ни разу не подводила Дом. Если она решила, что наземник достоин оказанного доверия, значит, так и есть.

Мэл поднялась из молитвенной позы и склонила голову перед миниатюрной статуей Богини – то была высокая женщина, внешне подобная своим темным дочерям. Аспидно-серая кожа, остроконечные уши, гибкое тело, застывшее в позе изящного танца. В руках по паре чащ – традиционно с ядом и молоком, символизирующими опасную и в то же время материнскую природу Баладай. Танец, что исполняет она в тенях мироздания, всегда точен и выверен, дабы не пролилась ни одна капля. Считается, что чашу с ядом Богиня опорожнит только тогда, когда начнется великая война Подземья и Наземья, а чашу с молоком, когда придет победа Юдоли и время мира для вскармливания нового потомства темных детей. Складки на ее легком одеянии были столь искусно выточены в камне, что, казалось, если их потрогать, то ощутишь под пальцами тонкий шифон и переливчатый шелк. В скорлупки глазниц были вставлены аметисты, что под лиловым светом магических свечей становились почти живыми. Вкрадчивая сила. Красота. Коварство. Мягкость материнской руки и острота отравленного кинжала. Образец для каждой темной дочери.

Уподобься же Богине и смири гнев, уговаривала себя Малврае на пути к покоям. Чуткие ко времени черные орхидеи в нишах особняка уже раскрывали свои лепестки, знаменуя приход в Юдоль ночи. Когда бодрствуют орхидеи, темные отправляются спать.

Оказавшись у дверей своих покоев, Мэл поняла, что сон к ней не идёт. Тогда ноги сами повели ее к темнице, где томился передаренный раб, еще не ее личный, но уже скоро. Можно ли считать этот дар утешительным призом? Сестре досталась слава и материнское доверие, а ей, Мэл, белокожая птичка. Рабы в Юдоли слыли предметом роскоши, подобно золотому канделябру или гобелену, вышитому паучьим шёлком. Если семья могла содержать не только своих отпрысков и слуг, но и лишние рты в лице невольников, то этот Дом считался богатым. У леди Бризанны было больше десятка рабов, которых она использовала в качестве любовников, жертвенных агнцев и по другим, известным лишь ей нуждам. У Первого Дома рабов было пятикратно больше, и Малврае не хотела думать, что со всеми этими невольниками делает семейство Релинар, чей матриарх, поговаривают, давно уже отдала разум Богине.

Теперь у Мэл будет свой раб. На что он годен, кроме как греть постель и красиво стоять рядом на великосветских приемах, увешанный цепями и прочими красочными атрибутами своего положения? Безделушка, и только. Пусть и довольно крупная с виду. Хорош ли он как воин? Сможет ли стать достойным защитником своей хозяйке? Это нужно проверить. Без практической пользы, возможно, его и правда стоит отдать в жертву Богине. Уж Баладай бы порадовалась такому дару куда больше, чем Малврае. В конце концов, Пастырь, которому служил дэв и чье благословение носил в жилах, был древним врагом покровительницы Юдоли. Солнце и Луна, ночь и день, свет и тень. Силы, существующие вопреки друг другу. Звезды, не способные примириться на одном небе.

Миновав охрану и спустившись в подвал, Мэл внезапно замерла. Голос, что доносился из открытых дверей темницы, вызвал у нее приступ зубного скрежета.

– А ты хорош собой. Будто сшит из золота… Золотая птичка.

Малврае быстро прошагала поворот и вышла к открытой клетке, в центре которой прямо на полу сидел скованный по рукам и ногам дэв. Большие белые крылья были сложены и грубо стянуты друг с другом магическим кольцом. А за спиной пленника, подобно дьяволу-соблазнителю, ворковала Иллиам, кокетливо пристроившись локотками на его плече.

– О, Мэл! – радостно воскликнула мерзавка, тут же переходя на заговорщический шёпот: – Тоже захотелось его потрогать?

– Будь любезна, – проскрежетала Малврае. – Пойди прочь.

Иллиам шутливо взъерошила волосы дэва, и он отдернулся, недовольно скривив лицо.

– Какой недотрога, – промурлыкала Иллиам и снова посмотрела на сестру. – Ну что ты взъелась? Сколько раз мы по детству таскали матушкины платья и втайне примеряли ее украшения? Мне просто стало интересно поглядеть на ее новую игрушку.

Малврае гордо выпрямилась и отчеканила:

– По воле госпожи-матери, теперь он – мой.

Улыбка неестественно застыла на остром личике младшей, подобно маске, за которой прятались истинные эмоции. Мэл усмехнулась. Это замешательство. Иллиам не ожидала такого исхода, и теперь судорожно обдумывает новую тактику. К несчастью, соображала сестрица быстро.

– А-а-а, – протянула она, подбоченившись. – Утешительный приз, так? Матушка кинула зверю кусок мяса, пока тот не разбушевался.

Мэл скрестила руки на груди, привалившись плечом к решетке, и улыбнулась:

– Польщена.

Иллиам выдохнула и скинула, наконец, улыбчивую маску, обнажив досаду.

– Ну вот. Как всегда, любимая старшая дочь получает самые лучшие подарки. – Она хитро усмехнулась. – Что ж, теперь у меня хотя бы есть шанс показать матушке, чего я стою.

Стерва.

Даже несмотря на то, что леди Бризанна доверила ей такое важное дело, успешное его исполнение всё равно не сравняет их с Малврае позиции. Хотя она может попытаться… Соперничество среди детей в Великих Домах Юдоли не порицалось, даже поощрялось. Считалось, что Богиня благоволит тем, кто рвётся к возвышению, тем, кто готов бороться за своё место под мрачным подземным сводом. Иногда это благородное соперничество заканчивалось чьей-то смертью, а значит – чьей-то победой, чем походило на своеобразную литанию Баладай.

Матушка всегда говорила, что Мэл – избранная, дескать сама Богиня благословила ее рождение и обрекла первеницу леди Бризанны на путь славы и силы. Вероятно, поэтому Мэл и была любимым дитя матриарха. И именно любовь матери, а также ее семейная политика, направленная на сплочённость, защищали Малврае от покушений родичей, хотя иногда ей хотелось, чтобы кто-то бросил ей вызов. Быть может поэтому дерзкие попытки Иллиам ее задеть, хоть и изрядно раздражали, но всё же нравились Мэл. Это раззадоривало и давало призрачное чувство опасности. Полезно быть немного на взводе, когда твоя семья вот-вот вступит в битву за трон. Наверное, поэтому, невзирая на колкие стычки, Мэл все же могла сказать, что по-своему любит сестру.

– Как ты узнала?

– О матушкином сговоре с наземником? – Иллиам дернула плечом. – Однажды она просто позвала меня к себе и сказала, что я должна буду сделать это ради величия Дома. И вот уже год я тайно обучаюсь жречеству. Скоро моё обучение подойдет к концу.

Год? Они скрывали это год?! Впрочем… в тенях Юдоли таятся и не такие интриги, и нередко прямо у тебя под носом.

– Нет, – Мэл раздраженно поморщилась, – как ты узнала, что я предложу себя? Ты сказала, чтоб я не дулась, как будто знала…

Сестрица звонко рассмеялась, и этот звук гулко разнесся по коридорам подвала.

– Конечно, я знала! Ты же Малврае. Малврае никогда не упустит возможности выслужиться перед госпожой-матерью.

Да уж, тут она права. Иногда Мэл очень предсказуема.

Иллиам обошла молчавшего всё это время дэва и приблизилась к старшей сестре. Смерила ее оценивающим взглядом и спросила:

– Она избрала меня вместо тебя. Это больно?

– Это злит.

– Славно! – Сестрица произнесла это слово точь-в-точь как матушка. Чертова пересмешница… – Злость – это хорошо. Это то, что разгоняет нашу темную кровь.

Мэл мрачно улыбнулась.

– О да.

– Так ты… не в обиде?

– Нет. Так решила матриарх, а мы подчиняемся.

– Да, так было всегда… однажды все мы будем так же подчиняться тебе. Не грусти, сестрица. Матушка всё равно любит тебя больше всех нас.

– Это правда. А теперь – прочь от моего раба!

Иллиам фыркнула, но вместо того, чтобы отойти наконец от ее собственности, наклонилась к нему поближе и задумчиво осмотрела его лицо.

– Ты заметила? Он совсем не говорит. Ни слова не сказал, пока я тут с ним любезничала. – Она выпрямилась. – Что будешь с ним делать? Я слышала, что матриарх Релинаров до того, как повредилась умом, украшала дэвами свои покои. Развешивала по стенам как гобелены, с распростертыми крыльями, подцепляя за кожу на крюки, а магия не позволяла им умереть от ран, усталости и голода. А ещё, они, кажется, по приказу хозяйки пели! Говорят, красивые были песни. Ну что, птичка? – Иллиам снова погладила дэва по перьям. – Споешь нам?

Две пары лиловых глаз выжидательно уставились на хмурое лицо пленника. Он и в этот раз промолчал.

Глава 2. Танцующий паук

– Гляди на них, дочь. Как они слабы. И как пытаются скрыть это за пышностью нарядов и блеском перстней.

Они с матушкой сидели в серебряной ложе Великого Собора Гит`Диа, не снимая с лиц праздных улыбок. Как надели при выходе из экипажа, так и оставили при себе, словно выжгли клеймом. Так было принято в высшем обществе Юдоли. Сколько бы яда не держал на себе спрятанный под юбками кинжал, улыбка должна быть благодушной и всегда на месте. С кресел серебряной ложи открывался отличный вид на чёрную ложу, отделанную редким обсидианом в виде узоров с платья самой Богини. Дорого, помпезно. Отметая любые сомнения, даёт понять, кому принадлежит эта ложа – Первому Дому Релинар.

Матушка права. Слабость их рода была не очевидна с первого взгляда, однако стоило приглядеться… Сама матриарх Мизория – исхудавшая дама в пышном жабо, которое, вероятно, должно было прибавить ей зрительного объёма, – так сдала здоровьем, что последний год перемещается исключительно на носилках. Ее старшая дочь, столь же худая, тонкокостная и невзрачная, как и родительница, при матери была чем-то вроде слуги – стирала с ее лица горячечный пот, приникала ухом к ее рту, дабы не упустить малейшего приказа, целовала перстень на костлявой руке матери чаще, чем того требовал этикет.

Единственной изюминкой Дома Релинар был, как ни странно, один из сыновей матриарха – Келтран, сидящий от матери по левую руку. Благословлённый Богиней, он носил на лице печать ее любви: три чёрных паучьих глаза вокруг правого. Поговаривают, что Мизория ритуально возлегла с демоном, дабы родить поцелованного Баладай отпрыска. Тот редкий случай, когда мужчине в Юдоли позволено стать жрецом.

Остальные дети Мизории, а также другие ее родичи, и вовсе не стоили упоминания.

– Они вырождаются, – сказала матушка, салютуя плетью матриарху Дома Релинар. – Так бывает, когда сёстры веками возлегают с братьями, чтобы сохранить чистоту крови. Поэтому я выбрала иной путь.

У матушки Мэл было много любовников, и многие из них становились отцами ее детей. Совет матриархов давно за глаза осуждает за это леди Бризанну, считая попирательницей традиций, дерзкой противницей устоев. Матушка же считала, что таким образом взрастит куда более сильных детей, чем другие Дома. Что ж, пока выходило, что так оно и есть, ведь все братья и сестры Мэл, включая ее саму, выросли здоровыми и крепкими, и ни один не скончался в младенчестве. Иногда совет намекал, что Бризанне стоит хотя бы раз ради приличия возлечь со своим братом, однако матушка не торопилась исполнять волю большинства. «Скоро, – говорила она, – скоро они будут исполнять мою волю, скоро мы перепишем законы, введем новую моду, и Юдоль окрепнет здоровыми дочерями, дабы в нужный час восстать против наземников и понести тьму Богини во все уголки мира».