Леонид Зорин являлся, вероятно, их неформальным лидером; как это будет показано ниже, практически ни одно решение не принималось без его участия. По поручению Зорина Рудзянко подручными средствами и из подручного материала вырезал печать довоенного 3-го отделения милиции города Минска и заполнил бланки паспортов на первую группу готовившихся к побегу пленных. (Паспортов на всех не хватило, поэтому исчезновение из госпиталя планировалось в два этапа: первыми, как только будут обеспечены гражданской одеждой, покинут лазарет доктор Писаренко, Зорин, Истомин, Гребенников и Блажнов, позже, после обеспечения их документами – Левит и не вполне еще выздоровевшие Рудзянко и Бурцев.)
Вскоре Ольга Щербацевич передала в лазарет штатскую одежду. На этом подготовка была закончена. Все было готово к побегу. Но, как утверждает Рудзянко, результат получился вовсе не таким, как они ожидали. Едва не погубил всех врач из числа военнопленных, Рудзянко не вспомнил его фамилии, но предполагал, что это мог быть доктор Макаренко (вероятно, все же, Писаренко). Накануне назначенного для побега дня Зорин сообщил, что тот, получив паспорт, ушел один в неизвестном направлении[37 - Младшая сестра Ольги Щербацевич в опубликованных в 1970 году воспоминаниях говорит о том, что доктор Писаренко в середине августа привел на ее квартиру бежавших из лазарета военнопленных – см. подробнее: Е. Михневич. Мои сестры. / Сквозь огонь и смерть. Составитель В. Карпов./ Мн.: «Беларусь», 1970, с. 33]. Этот демарш врача (в случае, если он имел место) вполне мог помешать беглецам, так как немцы в связи с его исчезновением безусловно должны были провести расследование и усилить охрану. Выход нашел Зорин. Работая в регистратуре, он имел доступ к книгам прибывающих в лазарет и убывающих пленных. Это позволило списать бежавшего доктора как убывшего и его исчезновение осталось незамеченным. Эту же операцию Зорин проделал и для всей группы, то есть, всех бегущих он выписал как выбывших в лагерь военнопленных. Оградив себя от поисков хотя бы на первых после побега порах, группа Зорина (Истомин, Гребенников, Блажнов и, собственно, он, Зорин) покинула госпиталь. Рудзянко, Левит и Бурцев остались, как это было показано выше, им не хватило паспортов. Перед уходом из госпиталя Зорин обещал, что после того, как группа устроится в городе, он вернется в лазарет и заберет оставшихся. Позже он передал Рудзянко оформленный в Барановичской области паспорт на имя некоего Аблажай Бориса Ивановича. Рудзянко исправил эту фамилию на Обломов (имя и отчество оставил прежние) и вклеил в паспорт свою фотокарточку. Обеспечил ли Зорин Левита с Бурцевым подобного рода документами Борис Рудзянко не сообщает[38 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 12 – Л. 13].
Недели через две в лазарет проник Николай Гребенников и передал ему и Левиту повязки санитаров. С этим прикрытием они вышли за территорию госпиталя под видом работников лазарета, якобы отправленных за одеждой для военнопленных, переведенных из первой Советской больницы. Бурцев еще не мог самостоятельно передвигаться и отказался от побега.
Они вышли на Пушкинскую улицу и двинулись к центру города. В квартале от лазарета, уже, вероятно, на Советской, их встретил Гребенников и проводил к Ольге Щербацевич. Ее квартира находилась в доме, который стоял с тыловой части здания штаба ВВС довоенной поры (современным ориентиром может служить Дворец профсоюзов на Октябрьской площади). Дом был кирпичный, двухэтажный. Квартира Ольги Щербацевич была на втором этаже.
Борис Рудзянко также обмолвился, что жила Ольга Щербацевич по этому адресу с сыном Владимиром (15 лет) и Леонидом Зориным[39 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 13 – Л. 14]. Если это не оговор и не оговорка с его стороны, картина вырисовывается следующая: Леонид Зорин, бывая в городе, познакомился с Ольгой Щербацевич, между ними появились чувства и, как следствие этого, Ольга вызвалась помогать не только заключенным в инфекционной больнице раненым, но и группе Зорина из Политехнического института. О выведенных из инфекционной больницы военнопленных, кстати, нет никаких сведений, если не предположить таковыми двоих безымянных капитанов[40 - Доморад Константин. Подвиг и подлог. У «неизвестной» есть имя – Маша Линевич. / Уроки Холокоста: История и современность. Дело Маши Брускиной. Антология / Сост. В. Д. Селеменев, Я. З. Басин. – Минск: Ковчег, 2009, с. С. 85; Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 129] (Рудзянко называет их полковниками[41 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 15;], а Блажнов – майорами[42 - Аркадьев Лев, Дихтярь Ада. Неизвестная. Электронный ресурс. [Код доступа]: http://callofzion.ru/pages.php?id=2079 [Дата доступа]: 08.12.2023]), которые будут участвовать в выходе из города и о которых пойдет речь ниже.
ПРИМЕЧАНИЕ 2: Рудзянко не вспомнил адреса дома, но современные исследователи достоверно его установили: улица Коммунистическая (бывшая Юрьевская, по названию стоявшей на ней Георгиевской, или Юрьевской, церкви; с конца 20-х годов – Коммунистическая), дом №48. Сегодня улица не существует, часть ее заняла Центральная (ныне Октябрьская) площадь, название Коммунистическая перешло к бывшей
МОПРовской улице. Единственный из сохранившихся домов (тот, в котором располагалась квартира Щербацевичей) сегодня имеет другой адрес: дом №27-а по проспекту Независимости. Как указывает сайт Фотобилдинг, изначально дом по Коммунистической улице представлял собой два строения на двух смежных участках: трехэтажный кирпичный и двухэтажный смешанный кирпично-деревянный[43 - 21. Фотобилдинг. Архитектурная фотобаза. Электронный ресурс. [Код доступа]: https://photobuildings.com/object/279131/ Дата доступа: 10.10.2023]. Этим, вероятно, объясняется допущенная Борисом Рудзянко неточность – квартира №6, в которой жила Ольга Щербацевич с сыном находилась на третьем этаже трехэтажного кирпичного здания
по Коммунистической улице, дом №48[44 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 127].
Проспект Независимости, 27-а
Вполне очевидно, что бежавшие не могли поместиться в квартире Ольги Щербацевич в полном составе. Как вспоминал Иван Блажнов, там оставались только он с Леонидом Зориным. Левита и двух незнакомых Блажнову майоров разместили у сестры Ольги Федоровны – Надежды Янушкевич (жила на ул. Октябрьской, сейчас это лежащая между Энгельса и Янки Купалы часть Интернациональной улицы), а Истомина и Гребенникова по утверждению Блажнова – у Анны Петровны Макейчик[45 - Аркадьев Лев, Дихтярь Ада. Неизвестная. Электронный ресурс. [Код доступа]: http://callofzion.ru/pages.php?id=2079 [Дата доступа]: 08.12.2023] (это ошибка Блажнова – имя Макейчик – Евгения), которая проживала в Типографском переулке[46 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 129, с. 26].
Бориса Рудзянко Бориса Рудзянко, по утверждению того же Блажнова, Ольга поселила в квартире соседки Елены Островской[47 - Аркадьев Лев, Фрейдин Владимир. Повесть о Маше. Шесть свидетельств подвига / Уроки Холокоста: История и современность. Дело Маши Брускиной. Антология. / Сост. В. Д. Селеменев, Я. З. Басин. – Минск: Ковчег, 2009.].
Сам Рудзянко утверждает, что Ольга поместила в своем доме – этажом ниже, в квартире, где жили две молодые девушки, их имен и фамилий тот не помнил, так как провел у них только два дня. (На первом этаже дома жила также З. П. Маркевич, однако, судя по всему, его прятали не у нее). Где были остальные, Рудзянко не знал[48 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 14].
На следующий день утром они собрались у Щербацевичей.
На этом совещании, если его так можно назвать, стоял вопрос о дальнейших планах. Вариантов было немного: уйти в партизанский отряд или пробираться за линию фронта. Возможность легализации в городе не рассматривалась. Учитывая трудности партизанской жизни в условиях приближающейся зимы и отсутствие оружия решили идти за линию фронта. К последнему склонялись и два бывших полковника (Блажнов называет их майорами, а Воронкова с Кузьменко капитанами – см. выше), они на совещании не присутствовали, но Зорин изложил их мнение.
На сборы и подготовку Зорин выделил одни сутки. За это время был разработан маршрут движения (его принесла Ольга Щербацевич) с указанием нескольких мест, куда можно было заходить в пути следования. Где его достала Ольга Щербацевич, Рудзянко в момент написания своих показаний не знал, но полагал, что составил маршрут Одинцов, в котором он подозревал немецкого агента, а предложенный им маршрут называл провокационным[49 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 14 – 15].
Со слов самого Одинцова, Зорин и Рудзянко предлагали и ему покинуть город и вместе с ними выходить за линию фронта, но он отказался, так как к тому времени уже был связан с Павлом Ляховским, Иосифом Будаевым и Арсением Калиновским[50 - Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi. – Мн.: «Беларускi кнiгазбор», 2000. – 288 с. (стар.) 46] – близкими к будущему подпольному горкому лицами. Вероятно, это и спасло ему жизнь.
Выходить из города планировали в Могилевском направлении, некоторое время двигаться параллельно Могилевскому шоссе, а потом параллельно железной дороге Минск – Орша. Леонидом Зориным был разработан порядок движения – группами на расстоянии зрительной связи одна от другой, на случай потери связи были намечены пункты сбора. Определить эти места Рудзянко к моменту написания показаний уже не мог ввиду давности происходивших событий. Состав групп получился следующим:
ПЕРВАЯ ГРУППА – Зорин, Истомин, Гребенников и Блажнов.
ВТОРАЯ ГРУППА – Левит, два полковника (у Блажнова – два майора, у Воронковой – два капитана, фамилии которых остались неизвестными[51 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 129]; возможно их вывела Ольга Щербацевич из инфекционной больницы – Е.И.), и какой-то гражданский молодой человек, имя и фамилии которых Рудзянко не были известны (профессор Литвин называет его Савицким[52 - Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi. – Мн.: «Беларускi кнiгазбор», 2000. с. 46]). При отходе Рудзянко их видел впервые.
ТРЕТЬЯ ГРУППА – Рудзянко, Щербацевич Ольга, ее сын Владимир.
Следовать группы должны были согласно нумерации – первой должна была идти группа Зорина, второй – Левита и третья – группа Рудзянко[53 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 16].
Исследовавшие тему историки Воронкова и Кузьменко, а также Константин Доморад не оспаривают озвученный Рудзянко состав групп, но не согласны с ним относительно порядка продвижения: в первую, как бы разведывательную группу, вошли Борис Рудзянко, а также Ольга и Владимир Щербацевичи. Во второй группе оказались политрук Левит, Савицкий (неопознанный Рудзянко гражданский молодой человек) и два капитана (полковника или майора). В третью группу вошли политрук Леонид Зорин, старший политрук Иван Блажнов, лейтенанты Сергей Истомин и Николай Гребенников[54 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 129; Доморад Константин. Подвиг и подлог. У «неизвестной» есть имя – Маша Линевич. / Уроки Холокоста: История и современность. Дело Маши Брускиной. Антология / Сост. В. Д. Селеменев, Я. З. Басин. – Минск: Ковчег, 2009, с. 85].
Сделав запас продуктов, они разошлись по своим квартирам, а наутро поодиночке стали выходить из города. Впереди шла сестра Ольги – Надежда Янушкевич, незнакомые с городом беглецы ориентировались на нее. На окраине она с ними распрощалась и вернулась назад. Шли медленно, так как группу Зорина тормозил не вполне оправившийся от ранения Блажнов, а Рудзянко тормозил свою группу. Километрах в семи от города в кустарнике они остановились, обсуждали складывавшуюся ситуацию, но, вероятно, не пришли к единому мнению. Продолжив движение, группы вскоре потеряли из виду одна другую. За целый день группа Рудзянко отошла от Минска всего километров на 15 и заночевала в какой-то деревне в районе Волмы[55 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 16 – 17].
Утром Рудзянко едва смог стать на ноги. Держась за стены, он выбрался из хаты, на дворе немного размялся, но дальнейшее продвижение за линию фронта вряд ли было возможным. Оставаться на месте, однако, они тоже не могли и вышли на окраину деревни. Местные жители предупредили их о подстерегающей впереди опасности – там полицейские задерживают идущих без пропусков.
Решили отправить Щербацевич Ольгу на разведку. Рудзянко с Володей укрылись на опушке леса. Ольгу ждали до полудня, но она не возвращалась. Тогда, по инициативе Рудзянко они с Володей пошли назад. Возвращаться в Минск, однако, ему не хотелось и Рудзянко, не доходя до города, свернул на Слуцкое шоссе, а Владимира Щербацевича отправил домой.
Рудзянко решил уйти к родственникам своей жены, которые проживали в деревне Летинец Старобинского района. Существовала также некоторая вероятность, что он мог застать там и жену. С началом войны у них было уговорено, что она попытается эвакуироваться из Бельска на родину. На Слуцкое шоссе он вышел в километрах 7 – 10 от Минска, но вскоре был задержан немецкой полицией, как шедший без пропуска («Пасиршайн» – для передвижения за городом). Поздно ночью его доставили в Минск в полевую жандармерию[56 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 16 – 18].
Иван Никитович Блажнов иначе, туманно и сбивчиво рассказал о событиях того дня. Утром группы подошли к развилке дорог неподалеку от местечка Драчково в Смолевичском районе. «Внизу – речка и мост, по мосту тащится подвода, на ней – вооруженные солдаты. Мы рассредоточились: две группы пошли вправо, а мы – Истомин с Гребенниковым, Зорин и я – прямо. Долго плутали, а на второй день вернулись в Минск, к Дине – так почему-то называли Надежду Федоровну Енушкевич» (так в тексте, правильно Янушкевич).
К вечеру возвратилась и Ольга Щербацевич. Блажнов следующим образом передает ее рассказ о случившемся: «Когда я вошла в Драчково, услышала шум, окрики, обернулась и увидела полицейских. Они задержали Володю и Рудзянко. И тут же ведут Левита и двух его товарищей. Обыскивают. Обнаруживают у них топографическую карту, компас, у Рудзянко – наган, который Володя достал. Группу Левита расстреливают на месте. Володю и Рудзянко уводят под конвоем. Меня не видели – я успела убежать, скрыться»[57 - Аркадьев Лев, Дихтярь Ада. Неизвестная. Электронный ресурс. [Код доступа]: http://callofzion.ru/pages.php?id=2079 [Дата доступа]: 08.12.2023].
Как видно из сказанного, интерпретация произошедшего от Рудзянко и от Блажнова имеет весьма существенные расхождения, основным из которых является трактовка обстоятельств, места и времени ареста Бориса Рудзянко и Владлена Щербацевича. Большинство исследователей строят свои версии исходя из рассказа Ивана Блажнова[58 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 130; Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi. – Мн.: «Беларускi кнiгазбор», 2000. с. 46], несмотря на имеющееся в нем довольно существенное противоречие: найденный при обыске наган делал Бориса Рудзянко не меньшим кандидатом на расстрел, чем еврея Левита, неизвестного Савицкого и двух неопознанных капитанов (полковников или майоров).
***
В здании фельдкомендатуры, где располагалась полевая жандармерия (ул. Маркса, до войны в нем находился Минский горсовет, после войны – партшкола, а сейчас – филфак БГУ), Рудзянко увидел несколько человек, среди них был и Владимир Щербацевич. Им не удалось пообщаться, разговоры были запрещены. Под утро задержанных перевели в тюрьму на Володарскую ул., дом 2. Посадили в 92 камеру на четвертом этаже. Там они просидели одни сутки и сумели переговорить. Володя Щербацевич рассказал, что его задержали при входе в город. Они условились, что на допросах будут отрицать знакомство друг с другом и, естественно, не станут говорить о причинах нахождения за городом.
Через сутки их разлучили, Рудзянко перевели в 75 камеру[59 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 18].
Красное здание у еврейского кладбища. Слева в верху – башни тюремного замка на Володарской улице. (Яндекс карты)
О своем первом допросе он поведал подробно. Утром на третий день пребывания в тюрьме его под конвоем отправили в расположенное около еврейского кладбища рядом с гетто красное двухэтажное здание (улицу Рудзянко не вспомнил, но предполагал, что до войны там находились детские ясли; вероятнее всего, этот дом сохранился по адресу ул. Коллекторная, 3 – двухэтажное красного кирпича здание 1898 года постройки).
Когда его привели в комнату, откуда задержанных забирали на допрос, там уже было несколько человек мужчин и женщин. Среди них был и Владимир Щербацевич. Было видно, что его уже допрашивали, так как он был сильно избит.
На следующий день был новый допрос. В комнате «ожидания» опять были люди, среди незнакомых – Владимир Щербацевич, его мать Ольга Щербацевич и сестра Ольги Надежда Янушкевич[60 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 19 – 20].
Итак, Ольгу с сестрой арестовали после первого допроса Бориса Рудзянко. В этой связи, вероятно, с подачи Ивана Блажнова, среди исследователей установилось и поддерживается мнение, что Рудзянко «… струсил на первом же допросе и, спасая свою шкуру, выдал Щербацевичей, нас и вообще выболтал все, что знал»[61 - Аркадьев Лев, Дихтярь Ада. Неизвестная. Электронный ресурс. [Код доступа]: http://callofzion.ru/pages.php?id=2079 [Дата доступа]: 08.12.2023].
Как нам кажется, однако, это несколько упрощенный взгляд на происходящее. Пришла пора разобраться с датами. Рассмотрим хронологию событий.
Евгения Михневич, младшая сестра Ольги Щербацевич, уже после войны сообщала, что доктор Писаренко очередную группу сбежавших из лазарета военнопленных привел на квартиру к Ольге в середине августа[62 - Как видим, вопреки утверждению Бориса Рудзянко, доктор (если это был Писаренко), получив паспорт, не бросил своих товарищей и не ушел тайком из лазарета, а вывел беглецов из лазарета. О дальнейшей его судьбе Евгения Михневич не упоминает).]. (Как видим, вопреки утверждению Бориса Рудзянко, доктор (если это был Писаренко), получив паспорт, не бросил своих товарищей и не ушел тайком, а вывел беглецов из лазарета. О дальнейшей его судьбе Евгения Михневич не упоминает. Также она не разделяет беглецов на группы, называя среди них не только Зорина и Блажнова, но и Левита с Рудзянко[63 - Евгения Михневич. Мои сестры/Сборник «Сквозь огонь и смерть». Составитель В. Карпов. Минск, «Беларусь», 1970. С. 33]). Историки в основном согласны с такой датировкой – бегство из лазарета состоялось в середине августа[64 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 128]. Имеются однако некоторые разногласия относительно времени выхода беглецов из города. Например, еще в 1968 году заместитель директора Института истории партии при ЦК КП Белоруссии по партархиву Степан Почанин в адресованном Петру Машерову сообщении в этой связи указывал на сентябрь 1941 года[65 - Материалы о признании подпольной группы, действовавшей в гор. Минске под руководством Труса К. И. и Щербацевич О. Ф. НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 215, Л. 12]. Современные исследователи попытались конкретизировать названные историком сроки. Ирина Воронкова с Владимиром Кузьменко[66 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г./ Российская Академия Наук. Новая и новейшая история, 2011, №5, с. 129], а также Константин Доморад[67 - Доморад Константин. Подвиг и подлог. У «неизвестной» есть имя – Маша Линевич. / Уроки Холокоста: История и современность. Дело Маши Брускиной. Антология / Сост. В. Д. Селеменев, Я. З. Басин. – Минск: Ковчег, 2009, с. 85] полагают, что группа вышла из города 11 сентября, Александр Плавинский[68 - Плавинский А. С. Подпольщики без грифа «секретно». / А. С. Плавинский. – Минск: Ковчег, 2015, 195 страниц. с. 15.] и Давид Фабрикант[69 - Фабрикант Давид. Шаги в бессмертие. Историко-документальная повесть. / Давид Фабрикант. – Хайфа: Другое решение, 2018. 42 страницы, с. 15] называют еще более позднюю дату – 27 и 29 сентября соответственно. В материалах о признании подпольной группы Труса К. И. и Щербацевич (обращение ЦК ВЛКСМБ в ЦК КПБ от 30 мая 1968 года об увековечении памяти В. Щербацевича и М. Брускиной) датой выхода последней группы из города также значится 27 сентября[70 - Материалы о признании подпольной группы Труса К. И. и Щербацевич. Обращение ЦК ЛКСМБ в ЦК КПБ от 30 мая 1968 года об увековечении памяти В. Щербацевича и М. Брускиной. НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 215, Л. 23].
Сказанное как минимум влечет за собой следующий вопрос. Если арестованный на второй или третий день после выхода из города (то есть, не позднее самых первых чисел октября, даже если следовать предложенной Плавинским и Фабрикантом хронологии) Борис Рудзянко выдал своих товарищей и спасителей на первом же допросе (состоялся на третий день после его заключения в тюрьму на Володарской[71 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 19]), почему немецкие спецслужбы тянули с арестами? Ведь первые задержания в группе Ольги Щербацевич состоялись лишь в середине октября[72 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130]. М.І.Эпалетаy в энциклопедии «Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне» уточняет, что гитлеровцы арестовали членов группы Ольги Щербацевич 14.10.1941 года[73 - Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941 – 1945: Энцыклапедыя/Беларус. Сав. Эныкл.; Рэдкал.: І. П. Шамякiн (гал. рэд.) i iнш. – Мн.: БелСЭ, 1990, – 680 с (стар. 359)].
Интересно, что та же Энциклопедия, противореча Эполетову, в другой, анонимной статье, посвященной Ольге Щербацевич, датирует ее арест сентябрем месяцем[74 - Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941 – 1945: Энцыкл./Беларус. Сав. Энцыкл.; Рэдкал.: І. П. Шамякiн (гал. рэд.) i iнш. – Мн.: БелСЭ, 1990, с.643]. Изданная в 2003 году «Энцыклапедыя гiсторыi Беларусi» вторит этому изданию, констатируя что аресты состоялись в сентябре 1941 года[75 - Энцыклапедыя гiсторыi Беларусi: у 6 т. Т. Кн. 2: Усвея – Яшын; Дадатак / Беларус. Энцыкл.: Рэдкал. Г. П. Пашкоy (галоyны рэд.) i iнш.; Маст. Э. Э. Жакевiч. – Мн.: БелЭн., 2003, с. 139] и, таким образом, вопрос о причинах несостоявшихся сразу после предательства Рудзянко арестах эти издания оставляют открытым.
Борис Рудзянко предлагает свой вариант датировки тех событий. Как это было показано выше, в показаниях 1950 года он утверждает, что произошедшее вместилось в один осенний месяц – октябрь: бегство из лазарета первой группы состоялось в начале этого месяца, его собственное бегство – две недели спустя, из города группы вышли через два дня, а еще через два продвижение групп на восток завершилось и, напомним, Рудзянко с Володей Щербацевичем были арестованы, Левит со спутниками расстреляны, а остальные (Ольга Щербацевич, Блажнов, Зорин, Истомин, Гребенников) вернулись в Минск. Первый допрос Рудзянко состоялся на третий день после его ареста.
Как это видно из сказанного, предложенная Борисом Рудзянко датировка не «вмещает» произошедшего в озвученные историками временные рамки: аресты в группе Ольги Щербацевич при таком раскладе не могли состояться в середине октября.
***
В своих показаниях (а, вероятно, и на допросах в МГБ) Борис Рудзянко пытается если и не оправдаться, то показать безысходность положения, в котором он оказался, и предлагает для этого часть своей вины переложить на Ольгу и Владлена Щербацевичей. В его изложении события развивались следующим образом.
Второй его допрос состоялся на следующий день после первого. Как это было показано выше, в преддопросной комнате Рудзянко увидел Володю и Ольгу Щербацевичей, а также ее сестру Надежду Янушкевич. Немецкого офицера и его переводчика фон Якоби интересовали те же вопросы, что и прошлый раз. Рудзянко стоял на своем, тогда в комнату ввели Владимира Щербацевича, у которого спросили, знаком ли тот с ним? К удивлению и против их договоренности юноша признал знакомство и рассказал, что он вместе с матерью выводил группу командиров Красной Армии (в их числе и Рудзянко) из города Минска – те шли за линию фронта, но не знали дороги.
Первоначально Рудзянко отрицал и их знакомство, и свою попытку выхода на советскую территорию. Он назвал себя местным, хорошо знающим дороги, и, следовательно, ему не требовался проводник даже в том случае, если бы он действительно выходил за линию фронта; к тому же, даже в случае надобности он не взял бы в проводники мальчишку. Кроме того, его задержали идущим на запад, а не на восток (в город, а не из города). Фон Якоби в ответ заявил, что им известно, чем занимался он и другие беглецы в Минске (подразумевалось, вероятно, их бегство из лазарета последовавшие вслед за тем события). После этого ему была устроена очная ставка с Ольгой Щербацевич, она подтвердила свое знакомство с Борисом Рудзянко и сказала ему, что все признала. Опасаясь очередного избиения, Рудзянко подтвердил показания Ольги и Владимира Щербацевичей и начал отвечать на вопросы фон Якоби[76 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 21].
Итак, Борис Рудзянко не отрицал того факта, что Ольга Щербацевич была арестована после первого его допроса. Одновременно с этим, однако, он утверждает, что очная ставка проводилась для его собственного разоблачения, а не для разоблачения Ольги, что, вероятно, должно было свидетельствовать о его непричастности к аресту женщины.
Задержанный одновременно или чуть раньше Бориса Рудзянко, Владимир Щербацевич на допрос попал первым: в момент их встречи в комнате «ожидания» он был сильно избит. Рудзянко прямо не обвиняет юношу в предательстве, но предложенная им очередность допросов бросает тень и на юношу – опять-таки, только в том случае, если в своих показаниях Борис Рудзянко не солгал. Впрочем, для задержания его матери достаточно было установить личность Владлена и место его проживания.
В дополнение к сказанному сделаем осторожное предположение: Борис Рудзянко не мог выдать всех (Ольгу Щербацевич, ее родственников, соседей, знакомых) по той очевидной причине, что со многими подпольщиками он не был знаком и даже не подозревал существовании некоторых из них. Сломаться на допросах мог не только Борис Рудзянко.
