– С чего ты взял?
– Так ведь полдня на юте провел! А чего высматривал? Вот! Явно своих коллег из военной армады высматривает. Собирается определенный знак подать! Военные фрегаты хоть и разогнали по всему морю, но ближе к Морскому королевству, поговаривают, до сих пор сражения продолжаются.
– Тут ты перебрал, – капитан оглянулся на дверь. – Мир давно. Какие могут быть сражения! А вот если военные корабли оттянулись к нашим портам, то наверняка перед ними новые задачи поставили. А какие? Да только одни: таких, как мы, вылавливать.
– Вот и я о том же! – шипел помощник. – А эти двое наверняка все давно высмотрели и специально вчера на другой корабль не подались. Погрузку видели, а скорей всего и за повозками из самого города проследили. Вот так!
– Э-эх! – в отчаянии застонал капитан. – Неужели погорим?
Его помощник тоже воровато оглянулся на дверь и зашептал:
– Придется перестраховаться…
После выхода из кают-компании Заринат вдруг неожиданно заупрямился и, словно капризный ребенок, потянул на свое любимое место.
– Так ведь спать пора! – попытался напомнить Уракбай, но и сам поддался очарованию ночного моря. Обе луны как раз светили в полную силу, и по всему ночному небосклону протянулись три огромные разноцветные радуги. Пожалуй, в такую ночь можно и в самом деле в полной мере насладиться созерцанием теплого и ласкового моря.
Тем более что и бывший десятник с детской непосредственностью твердил одно и тоже:
– Море! Там море!
– Ладно, посидим, – вздохнул опекун, поддаваясь настойчивой, но весьма деликатной тяге за руку. Хотя понимал, что при желании подопечный его вообще утянет куда угодно играючи. – Но только недолго, ты понял? Недолго!
– Да, да, да! – еще больше обрадовался Заринат.
Они уселись прямо на палубу, свесив ноги под леерное ограждение, и замерли в завораживающем созерцании. Больших волн не было, но иногда морская зыбь довольно высоко приподнимала нос корабля, а потом пугающей неотвратимостью приближала к серебрящейся отражениями радуг воде. Но все равно, ни разу теплая волна не достала ног расслабившихся пассажиров. Один из них усиленно пытался рассмотреть бессмысленные, смазанные картинки в бредовых воспоминаниях, а второй радовался воистину волшебным минутам покоя, выпавшим на их долю
Вот только неосторожный скрежет металла за спиной сразу вывел из радостной неги. Уракбай вскочил с максимальным проворством, своим действием заставив застыть приближающуюся по юту группу матросов, которые ощетинились длинными копьями и увесистыми алебардами. Тут же за их спинами запоздало зашипел помощник капитана:
– Тише!.. – но, осознав запоздалость своего шипения, перешел на нормальный голос: – Ну что, так и не дождались своих компаньонов? – с издевкой обратился он к пассажирам. – И все-то вам «надзирать» не терпится!
– Вы нас явно не за тех принимаете! – воскликнул Дельфин, лихорадочно просчитывая создавшуюся обстановку и свои шансы остаться в живых. – Кажется, вы не совсем верно истолковали наши честные и откровенные рассказы. Я вам могу прямо сейчас показать наши документы и продуктовые аттестаты. Вы ведь знаете, что они выдаются только действительно пострадавшим в сражениях воинам.
– Ну да, чего вам стоит написать мешок таких бумажек! Да по вашим любопытным мордам без всякого документа все сразу ясно становится.
– Поверьте, мы вообще не заинтересованы в какой-либо конфронтации, – с отчаянием применял свои умения убеждать Уракбай. – Я ведь тоже довольно знаменитый в Эмране человек и полтора года назад просто из-за необходимости избежать виселицы подался в рекруты. За меня кто угодно может поручиться…
– Ага! Так теперь уже не притворяешься очевидцем гибели Титана? Теперь ты нам про тюрьмы Эмрана расскажешь?
– Запросто…
– Вот тут ты и попался второй, да нет, пятый раз! – со злорадством восторжествовал помощник. – Кто, кроме дознавателей, так хорошо тюрьмы знает?
– Да меня лично сам Шырь Одноглазый знает с пеленок!
Последний аргумент о знакомстве с наибольшим криминальным авторитетом Эмрана вообще рассмешил атакующих:
– Ну вот, даже Одноглазым со страха решили прикрыться! А ведь его уже три месяца как повесили!!!
Это был конец. О каком-то удачном сопротивлении не могло быть и речи. Дюжина жестко настроенных на схватку матросов выглядела грозно и неприступно. Да и помощник капитана за их спинами потрясал заряженным арбалетом. Конечно, можно и ножи кинуть, и кинжал, и кортик, да только общего дисбаланса сил это не выравняет. Даже если пустить в бой вставшего рядом Зарината, то бывший десятник просто погибнет без малейшей пользы, пронзенный несколькими копейными наконечниками и добитый тяжелыми алебардами. Выход оставался только один: со всей возможной скоростью сигануть за борт и тем самым насколько возможно дольше оттянуть время собственной смерти. Потому как ни края земли, ни единого огонька на мачте других кораблей на горизонте не просматривалось.
Мелькнула, правда, предательская мысль прыгать за борт немедля, но совесть не позволила бросить боевого товарища на растерзание морякам. Требовалось выиграть буквально несколько мгновений, и Дельфин патетически воскликнул:
– Хорошо, мы сдаемся! Делайте с нами все, что хотите, но в Эмране я вам докажу нашу легенду.
– Да? Ну ладно! Так бы и сразу! – вкрадчиво заговорил помощник. Кажется, ему не хотелось рисковать ранениями, а то и жизнями матросов, и он решил добиться победы без кровавого столкновения. Хотя и так было понятно, что пассажиров немедленно «выпотрошат» и все равно прибьют перед тем, как бросить за борт. – Тогда бросайте свое оружие нам под ноги, а сами ложитесь на палубу. И учтите, если мы у вас отыщем хотя бы иголку, все кости переломаем. И побыстрей! Нечего там переговариваться!
Пока он так выкрикивал, Уракбай полуобернулся к своему подопечному и громко зашептал:
– Зар! Сейчас будем купаться!
– Да, да! – сразу обрадованно залопотал довольный Заринат.
– Прыгай вместе со мной и постарайся высидеть на глубине дольше меня. Ты ведь сильный?
– Да! Очень сильный!
– Прыгаем!
Кажется, последнее восклицание насторожило матросов, и они решили ринуться вперед. Да только Уракбай не пожалел своего изысканного кортика, красиво им размахнулся и швырнул в приближающуюся стенку. Одновременно скидывая с кисти левой руки свою дорогостоящую Живую удавку. Все нападающие непроизвольно замерли, отстраняясь чуть назад, один из них захрипел, хватаясь за горло, второй вскрикнул от боли, и этого момента Дельфину вполне хватило, чтобы поднырнуть под леер и прыгнуть в воду. Чуть раньше в белеющих брызгах скрылся нырнувший в море Заринат, который даже не подумал засомневаться в приказе своего опекуна. Следом с палубы послышался разочарованный рев, как самого помощника капитана, так и всех оставшихся на ногах матросов. Потом по поверхности воды что-то пару раз шлепнуло. Видимо, разрядили арбалет и бросили несколько копий, пытаясь настичь беглецов.
Но те вообще не спешили выныривать, пытаясь как можно глубже погрузиться в чернильную синь ночного моря. Соревноваться так соревноваться! Да и была вполне обоснованная надежда, что экипаж корабля не станет в авральном режиме работать с парусами и совершать галсовые маневры, возвращаясь к месту побега ушлых пассажиров.
Так и произошло. Когда отчаянно нуждающийся в воздухе Дельфин вынырнул очень осторожно на поверхность, возвышающаяся корма торгового корабля уже была от него на расстоянии метров двадцати. И с мерной скоростью продолжала удаляться. В соревновании победил Заринат, который вынырнул на добрую минуту позже. Сразу несколькими мощными гребками приблизился к своему опекуну и радостно воскликнул:
– Победа! Зар – самый сильный!
Его совсем не интересовало, где и почему уплывает вдаль спасительный корабль, зато важна была игра и следующая за ней похвала. Чего сразу и дождался от сослуживца:
– Конечно! Зар – молодец! Зар – победитель!
Тогда как к тому времени Уракбай пытался как можно быстрее избавиться от разбухающей и сковывающей движения одежды. Морская вода держит хорошо, да только лучше при этом находиться максимально облегченным. И не стоит долго раздумывать, когда тебя тянут на дно несколько килограмм дополнительного железного лома. Первыми ушли ко дну инкрустированные, но теперь совершенно бесполезные ножны кортика. Потом кинжал и метательные ножи, потом сапоги и почти вся одежда. Самым последним мелькнул в воде тяжеленный пояс с золотыми монетами. Все-таки прекрасную жизнь знаменитый вор и аферист любил гораздо больше, чем презренный, пусть и такой желанный металл.
К тому времени уже и двужильный Заринат стал захлебываться. И опекун стал облегчать своего подопечного.
– Зар, надо раздеться и все с себя сбросить! Мы будем плавать очень долго и очень далеко.
Пока разделись и сбросили все лишнее, совсем вымотались. Хотя бывший десятник и порывался куда-то плыть, неосознанно вспоминая команду «далеко». Пришлось перестраивать слова убеждения прямо на месте:
– Нет, мы никуда пока не плывем. Просто ложимся на спину и отдыхаем. Слышишь? Отдыхаем и наслаждаемся теплой водичкой.
И действительно, что им еще оставалось делать? Только наслаждаться полученной от смерти отсрочкой в несколько часов, да дико надеяться на желанное и великое чудо. Часы шли, одна луна зашла за горизонт, и колдовская радуга уменьшилась вдвое. Словно из-за недостатка освещения вода стала холодней, и поднялся более сильный, студеный ветер. Потерявшимся в воде путешественникам пришлось время от времени делать интенсивные, согревающие заплывы. Но с каждым разом сил на это оставалось все меньше и меньше. Тем не менее, оба сослуживца продержались на плаву целую ночь, и когда небо на востоке стало светлеть, Уракбай задеревеневшими губами прошептал:
– Зар! Мы должны продержаться до восхода Занваля. Слышишь? Должны!
А про себя мысленно добавил:
«Под лучами нашего светила и помирать не страшно. В сто раз лучше, чем под ножами этих трусливых и лживых контрабандистов! Да и вообще, видимо, мой злой рок довлеет над судьбой: один раз удалось избежать виселицы и встать на путь честной жизни, так чего я вновь решил вернуться на эту ухабистую стезю? Еще и обездоленного раненого товарища за собой поволок. Вот судьба меня и наказала! И ничего изменить нельзя…» – тело конвульсивно сжалось от переохлаждения, и только чудом Уракбай не захлебнулся. Пока отфыркивался и судорожными движениями пытался разогнать застывшую кровь, не заметил, как стало совсем светло.
