Хеб успел вернуться в рубку перед самым началом экстренного торможения. Пристегнувшись в кресле, он стойко перенес неимоверные перегрузки, совершенно не слушая продолжающиеся доклады компьютера. Самые оптимистические мысли приходили ему в голову, согревая своей сладостью и помогая преодолеть трудности.
«Спасен! И не просто спасен, а остался самым богатым человеком во Вселенной! Вот теперь я заживу! Теперь я напомню о себе всяким титулованным хамам и высокомерным выскочкам! Да так напомню, что другие вздрагивать будут при моем имени! Главное сейчас осмотреться после посадки. Затем отладить внешний обзор, сориентироваться, куда дальше лететь, и все! Начинаю новую жизнь! А кстати, интересно, есть на этой планете нечто достойное моего внимания? Если здесь есть дикари или первобытные племена, то неплохо бы объявить себя богом и зафиксировать свои права на владение их системой. Лишние подданные мне не помешают! С моим вооружением я их буду строить, как мне заблагорассудится. А если воспротивятся, то живо переполовиню их количество! Ведь богу можно все! Самое главное, что ни один контейнер с капотралусом не лопнул. И вещество не попало в атмосферу. Как ни велика планета, для всего ее населения хватит даже четверти одной-единственной емкости. И не важно, какие формы они имеют и какие размеры тела ограничивают их скудные мозги. Дикари бы вдыхали распыленный в атмосфере капотралус и через одно, два поколения совершили бы небывалый подъем в своем развитии. Ведь даже животные умнеют при вдыхании этих испарений. Тогда ими уже не покомандуешь. Даже не подступишься. Но этого не случилось, мнимая свобода моим подданным не грозит. Зато мои прямые потомки все станут богами! Все до единого! А я стану богом самым первым! Самым великим!»
Дюзы издали последнее напряженное рычание, и звездолет замер. Затем стал понемногу клониться в сторону и как бы сползать. Но вот и это движение прекратилось. Тот час раздался голос из динамиков:
– Посадка произведена успешно. Наличествует небольшое сползание грунта, состоящего из крупных кристаллических образований. Для последующего за восстановительными работами старта это не будет помехой. Берутся забортные пробы для полного анализа окружающего пространства. Сила тяжести в два с половиной раза больше нормативного. Шлюзовая камера с большими повреждениями, но открыть ее удалось. Снаружи уже самомонтируется робот-вездепроходец. Через две минуты он будет готов для транспортировки и наружных работ. По предварительным расчетам старт и дальнейшее перемещение в космосе возможны через четыреста тридцать пять минут.
Владелец корабля и будущий бог не стал слушать дальнейшие сообщения, а направился к выходу. Сила тяжести была выше обычной, но Хеб себя прекрасно чувствовал и при пятикратной тяжести. «Ведь это даже здорово, что есть еще столько времени. Можно прекрасно осмотреться, произвести разведку окружающей местности и решить участь этой планеты». На ходу он проверил исправность универсального переговорного устройства. Прибор позволял понимать речь любого разумного существа, в каких бы звуках та ни выражалась. Хоть сразу наткнуться на разумную жизнь было бы настоящей удачей, но Хеб не исключал этого. Раз уж ему стало везти, то удача будет преследовать его и дальше. До конца жизни.
За покореженным люком шлюза виднелся склон холма, состоящего из огромных кристаллических глыб почти одинакового размера. Они были желтоватого цвета и немного просвечивались. Хеб не стал спускаться на грунт, а дал команду подойти к шлюзу роботу-вездепроходцу. Тот находился рядом и, сделав всего пару шагов своими десятью многоступенчатыми ногами, подставил капсулу вплотную к люку. Подобные роботы считались самыми удобными и незаменимыми. Скупиться на приобретение такого помощника всегда было очень неразумно. И владелец корабля это понимал и никогда не скаредничал. Усевшись в кресло, он тронул рычаги управления, и вездепроходец плавно понесся по склону наверх. И сразу глазам Хеба открылась впечатляющая картина. Прямо перед ним весь горизонт закрывала огромная и высокая стена. Она уходила вправо и влево и там перпендикулярно смыкалась с двумя другими стенами. А те, в свою очередь, далеко сзади упирались в еще одну стену. То есть это был огромный квадрат. И квадрат явно рукотворный! Хеб прямо-таки затрясся от возбуждения и, не раздумывая, погнал робота к ближайшей стене. Ведь тому совсем не составит труда взобраться наверх. А уж оттуда можно отлично осмотреться!
Неожиданно свет сверху померк. Подняв голову, Хеб с ужасом увидел опускающуюся на него гигантскую летающую платформу. Она стремительно упала вниз и с хрустом вдавила вездепроходец в кристаллические глыбы. И все замерло.
Почти сразу же по стенкам сверхпрочной капсулы зазмеились трещины. Хоть и было темно, но явно ощущалось неимоверное давление. К тому же платформа не замерла, а продолжала ерзать и вздрагивать. Хеб попытался втянуть длинные ноги робота, и ему удалось их убрать. Но не все. Три так и остались не сложенными. Видимо, их поломало основательно.
«Что же дальше?! Кто это? Неужели у них такие сложные технологии, что они поднимают в воздух невесть что, а потом небрежно переставляют на иное место?!» Хеб в отчаянии пытался наладить связь с кораблем. Но в ту же секунду что-то загрохотало, и универсальный переводчик ожил:
– Ух, ты! Какой огромный молоток! Где взял?
– На балконе, под тумбочкой валялся.
– И зачем он тебе?
– Разбиваю все, что хочу! Стекло, машинки, солдатиков, даже камни.
– А железо? Смотри, здесь какая-то штуковина. Вроде из железа. Сможешь?
– Запросто!
В тот же момент Хеб услышал в наушниках голос корабельного компьютера:
– Необъяснимое перемещение корабля в пространстве, несогласованное с командиром. Какие будут ваши указания?
И только Хеб собрался спросить, кто же перемещает корабль, как раздался еще больший грохот. Словно выстрелили несколько тяжелых орудий. В наушниках послышался жуткий треск, и сквозь него прорвалось лишь три слова:
– …полная деформация! Вышли…
Залпы тяжелых орудий повторились еще несколько раз. В наушниках пропало даже шипение. Зато вновь ожил переводчик:
– Эй, чего это вы тут делаете в нашей песочнице? А ну кыш отсюда! Мелюзга зеленая! Совсем уже покурить негде!
В тот же момент гигантская платформа резко взлетела в воздух, и Хеб увидел свет через потрескавшееся покрытие капсулы. Какие-то огромные тени мелькали вокруг робота-вездепроходца, но трудно было понять, от кого они исходили. А универсальный переводчик продолжал вещать:
– Глянь, пацеки опять что-то раскурочили.
– Ага! Молотком какой-то прибор сплющили.
– Ого! Как удивительно пахнет! Волнующе…
«Капотралус!!! – в ужасе закричал Хеб. – Что-то случилось с контейнерами!»
– Действительно, приятный запах! Чуть ли не волшебный. Не то что наши вонючие сигареты. И чего мы этот никотин мерзкий вдыхаем?
– Правильно! Бросаем курить немедленно! Нам уже по двенадцать лет, а ведем себя как недоумки.
– И давай в школу поспешим, можем на математику опоздать.
– Точно… Математика – вещь полезная… О! Эврика! То решение теоремы, что учитель нам вчера показывал, – это же настоящий анахронизм! Ведь гораздо проще решение будет выглядеть так!
– Не пиши на весу. Давай лучше присядем на бортик песочницы.
Хеб, пытающийся поднять робота на уцелевшие ноги, опять успел заметить лишь глобальное затемнение и еще более огромную платформу, опустившуюся на его капсулу. Только теперь бронированная защита уже не выдержала и сплющилась, рассыпаясь полностью. Последнее, о чем успел подумать Хеб перед смертью, было:
«На эту планету моего капотралуса будет слишком много! Невероятно много…»
Раз в жизни
Виталий Пролеткин был закоренелым лентяем. Но самым странным парадоксом в его лености было отлынивание от любых дел и работ, которые его не интересовали. Если же что-то его интересовало! О-о-о! Тогда он весь преображался: кипел энергией неуемной, выдавал идеи распрекраснейшие, делал все наибыстрейше и с отменным качеством. Но лишь только интерес угасал, Виталий моментально превращался в медведя-ленивца, и его организм замирал, даже мысли отсутствовали. Лишь изредка мозг усиливал свою деятельность. Да и то только для того, чтобы умудриться избежать новой работы и придумать отговорки поубедительнее.
Как-то, в порыве вдохновения, Пролеткин попытался проанализировать свое поведение, так сказать, дойти до первоисточников, сформировавших его характер. И докопался до истины.
Его первые четкие детские воспоминания были связаны с мытьем полов. Вернее, с двумя вариантами этого обыденного (но не для ребенка) занятия. Первый: это когда мама или бабушка (а чаще общими усилиями) закрывали входную дверь на ключ, ставили ведро у порога, кидали в него тряпку и грозно командовали: «Пока не помоешь полы, гулять не пойдешь!» А гулять маленький Виталик ох как любил! Ведь это жутко интересно! И поэтому со слезами на глазах возил мокрой тряпкой по шершавым доскам, ругаясь про себя непонятными словами, подслушанными у взрослых. И вариант второй: мытье полов у соседей, живших этажом выше. Там была иная схема. Тетя-соседка показывала Виталику из окна пряник – огромный, с завитками, невероятно вкусный и спрашивала: «Хочешь?» Видя в ответ блестящие глаза и утвердительное кивание головой, добавляла: «Но ты мне поможешь убраться в доме?»
И пацан уже мчался по лестнице, хватал тряпку, мыл полы и со счастливой улыбкой ждал торжественного момента вручения вожделенного объекта кулинарного искусства.
Это уже потом, став взрослым, Пролеткин узнал, что муж соседки работал на выпечке этих самых пряников и таскал их домой в немереных количествах.
Но факт остается фактом: именно в детстве у него выработался рефлекс работать только из корыстных соображений. И не каких-либо маленьких, сиюминутных. Нет! Только больших, неадекватных, самых ощутимых и приятно-желанных. Корысть – двигатель прогресса!
Став взрослым и устроившись на работу, Виталий быстро понял: при социализме хорошо трудиться нет смысла. Уравниловка безжалостно резала зарплату. Ну разве еще из-за премий будешь лизать зад парторгам и начальству. А этого он не переваривал. Поэтому нашел золотую середину: и не работал, и на сносное существование хватало. Курсируя по поликлиникам, заигрывая с медсестрами и регулярно получая деньги по больничным листам. Еще бы чуть-чуть, и выбил для себя мнимую инвалидность. Правда, и это ему было делать лень. И часто, особенно по ночам, в его ум приходила одна идея-мечта: как бы ничего не делать вообще, а деньги получать все равно. Увы! Даже когда на него снисходило наивысшее вдохновение, не получалось придумать нечто путное для осуществления этой мечты.
Шло время. «Единая и нерушимая» лопнула, как мыльный пузырь. Больничные листы перестали приносить пользу, фабрики и заводы закрылись, кушать стало нечего. И делать тоже.
Оставалось одно (по крайней мере, так сложилось у нашего героя): ехать работать на капиталистов. И Виталий Пролеткин выехал с родины с тургруппой и возвращаться заведомо не собирался.
А на новом месте, трудоустроившись, Пролеткин с удивлением обнаружил, что чем больше стараешься, тем больше зарабатываешь! И зарабатываешь очень неплохо! За день можно было пополнить свой бюджет на 30–40 евро. Что было адекватно целому месяцу ходьбы по поликлиникам на родине.
И Виталий «закипел», став жить бурно, интенсивно и деятельно. Это очень удивляло тех, кто знал его раньше; привлекало внимание работодателей; притягивало новых друзей. На своей работе он вытворял просто чудеса умения, проворства, усердия и сообразительности. Даже придумал некое новое приспособление, ускоряющее процесс и качество одного из видов работ. Шефу это пришлось по душе. Он тут же заставил Пролеткина запатентовать свою новинку. Как говорится, для успокоения совести. А вдруг кому и пригодится?! И стал недвусмысленно намекать на весьма существенное повышение.
Пролеткина это радовало и воодушевляло. Он стал выкладываться еще больше. Правда, его организм выдерживал с трудом. Хоть и окрепшее за время работы на чужбине, тело по вечерам разламывалось от боли и усталости. Мышцы порой сводило судорогой от непомерных нагрузок, заставляя просыпаться среди ночи и спасаться самомассажем. В эти минуты Виталий проклинал все на свете. Особенно работу. И с особой остротой вспоминал о своей мечте: средства получать, но не вкалывать. Ему думалось: «И не надо много денег! Хотя бы чуть-чуть… Нет! Хотя бы столько же, сколько получаю сейчас! Вот бы я тогда зажил! Вольготно, спокойно. Без этой напряги и метаний, суетной беготни. Красота!»
И хоть мечты не уходили, утро приходило все равно. Отдохнувший Виталий схватывался с кровати и с головой окунался в уже привычный водоворот трудового дня. Разве что был выходной. Или праздник. Их он ждал всегда с нетерпением. Можно было отдохнуть, расслабиться; осушить с друзьями по паре стаканчиков.
И вот наступил Новый год. Вернее, только собирался наступить. Был последний день старого, в который шеф устроил всем выходной. Отоспавшись с утра, пройдясь в обед по магазинам, Пролеткин накрыл стол и стал тщательно одеваться к праздничному ужину. Он ждал в гости нескольких друзей. И, что самое главное, с ними должна была прийти некая красотка, увидев которую однажды, Виталий на день лишился дара речи. Впоследствии оказалось, что это сестра его товарища по работе. Приложив определенные усилия, Пролеткин уговорил этого товарища отметить вместе встречу Нового года. Естественно, при наличии его сестры, так запавшей в душу Виталия. В общем, предстоящая ночь обещала быть веселой, желанной и радостной. А возможно, даже сказочной. И Пролеткин на это надеялся.
Поэтому не сильно-то и удивился, когда, выйдя из своей спальни в новом, элегантном костюме, увидел за столом салона крепко сбитого седобородого дедугана в костюме Деда Мороза. Гость радостно заулыбался и зычным басом прогудел:
– С наступающим!
