Центральный Зомбиленд

Глава 1

В прошедшую субботу зомби Кирилл потерял где-то свою левую руку. Больше всего его расстраивало то, что он, как ни старался, не мог вспомнить, где именно это произошло. Следовательно, найти пропажу не было никакой возможности.

Кирилл вообще помнил тот день крайне смутно. Как, впрочем, и все предыдущие дни. Однако в памяти всплывало то очевидное обстоятельство, что утром в субботу рука еще была на месте. А вот когда он в воскресенье очнулся после периода бессознания, то нащупал слева только шероховатую неровность.

Не то чтобы потерянная рука всегда была его рукой. Лет десять назад ею заменили другую испорченную руку, которая тоже была не его собственной. Кирилл в принципе знал, что у большинства его знакомых зомби руки портятся и меняются гораздо чаще. Даже его правая рука больше трех лет ему не служила. Это было ему известно точно, так как на каждой руке под локтем присутствовала маркировка с датой выдачи. С левой же рукой ему повезло. Она уже десять лет не ломалась, не темнела и вообще не доставляла ему никакого беспокойства.

Кирилл открыл для себя сие загадочное несоответствие как-то совершенно случайно. В одно забытое уже им утро, после реализации инстинкта очищения, он вытирался полотенцем и увидел в зеркале, что маркировка на локте левой руки почти стерлась. Почему-то это привлекло его внимание и даже смогло удержать таковое более, чем на десять минут. Благодаря этому Кирилл успел изучить дату на маркировке и сравнить ее с датой на правой руке, замененной за год до того.

Поначалу столь выпирающее расхождение дат просто заинтересовало Кирилла. Потом смутило его. Потом он забыл об этом на неделю. Обычно все, что он забывал на неделю, не возвращалось в его память уже никогда. Однако странная левая рука вновь завладела его вниманием, когда очередной ночью, после реализации инстинкта близости со своей постоянной подругой Полиной, он почему-то начал изучать штампы на ее локтях. Обе руки у нее были новенькие. Одной – чуть больше года, второй – около месяца. Тогда-то Кирилл и вспомнил, вопреки обыкновению вспомнил четко и ярко, затершийся девятилетний штамп на своей собственной конечности.

На всякий случай Кирилл попросил подругу проверить дату на своей маркировке. Лина дату прочитала, откровенно зевнула и предложила ему самому съездить в Центр замены левых рук. Тот факт, что рука, несмотря на крайне длительный срок использования, до сих пор исправно служила ее постдругу, не произвел на молодую зомби-девушку никакого впечатления. И она вскоре заснула.

Сам Кирилл в ту ночь не спал вовсе. Предложение поехать и добровольно отдать свою старую левую руку в обмен на новую звучало более чем правильно. Однако оно вызвало такое отторжение внутри него, что при одной мысли об этом его передергивало. Кирилла будто попытались незаконно лишить чего-то. И это что-то было очень ценным и очень ему нужным. Всю оставшуюся ночь он ворочался и пытался подумать над этой странной реакцией. Получалось не очень.

Утром он встал засветло, когда инстинкт пробуждения еще не сработал. Как обычно пошел в ванную комнату. Грязным он себя не чувствовал. Грязным он себя вообще никогда не чувствовал. Однако инстинкт очищения неумолимо тянул залезть под горячий душ, намылить мочалку и тереться ею минимум пять минут. Кирилл вошел в душевую кабинку, включил воду и начал привычными движениями смывать с себя видимую и невидимую грязь. К концу очищения он вдруг понял, что ни разу не ополоснул свою левую руку. Постояв секунду, он очень осторожно намылил ее, стараясь чтобы мыло не коснулось локтя, и быстро ополоснул водой.

С той поры левая рука заняла особое место в жизни молодого зомби. Она уже не покидала надолго его мысли и стала предметом особой заботы. Кирилл старался лишний раз не пачкать и не напрягать ее, укутывал потеплее зимой и укрывал от палящего солнца в летние месяцы. Рука превратилась для него в нечто такое, сама мысль о принадлежности которого тебе, рождает внутри ощущение чего-то теплого и очень приятного. Как это называется, Кирилл не знал, да и не хотел знать.

Первое время Кирилл старался проверить, насколько его рука действительно необычна. Для этого он при любой возможности пытался прочитать маркировку на руках окружающих его зомби. К счастью, было лето, и многие зомби одевались в одежду с короткими рукавами. Цифры Кирилл запоминал плохо, поэтому точные даты на штампах отфиксировать даже не пытался. Его целью было найти такую же старую руку, как и у него. Однако самой старой руке, которую он встретил, было чуть больше четырех лет. Она принадлежала его другу-коллеге из соседнего отдела и выглядела очень подержанной. Скорее всего, это именно она отвалилась во время дружеской игры в электронный футбол месяц спустя, чем сильно повеселила игроков. Хотя Кирилл не был в этом до конца уверен.

Убедившись окончательно в необычности своей левой руки, Кирилл еще раз попытался обсудить ее с Полиной, но та только захлопала ресницами и снова вспомнила про Центр замены левых рук в Химках. После этого разговора она почти минуту смотрела на него таким взглядом, будто считала его чуть-чуть неадекватным зомби. Удовольствия это ему совсем не принесло, поэтому больше про руку он с постподругой не заговаривал. Хорошо еще, что Лина теряла события в памяти раз в пять быстрее, чем он сам.

Постподруга у Кирилла была в понимании любого адекватного зомби очень даже симпатичной. Стройная, с длинными красивыми ногами и высокой упругой грудью, с большими зелеными глазами и пухлыми губками. Таких зомби-девушек часто показывали по зомби-панели и называли сексуальными. При этом говорили, что зомби-парни, заимевшие такую зомби-девушку в постподруги, должны считать себя счастливыми. Кирилл так и считал. А еще он так говорил, когда друзья-коллеги мужского пола при реализации инстинкта общения искренне сообщали ему, что завидуют и мечтают о такой же постподруге или времподруге, как у него. Реализация инстинкта общения всегда требовала много времени и использования бессмысленных старинных слов, вроде «зависть» и «мечты». Хотя слов этих Кирилл не понимал, но ему было приятно применение их по отношению к нему в подобных разговорах.

Так что Линой он дорожил. Конечно, дорожил не так сильно, как своей внезапно открытой сверхкачественной левой рукой, но в достаточной мере. Даже реализовывать инстинкт общения с Линой было ему в большинстве случаев приятно. Она всегда внимательно слушала его рассуждения и восхищенно хлопала ресницами. Единственные неприятные ощущения, относящиеся к его постподруге, возникали у него при разговорах с зомби-родителями Лины, на которых даже инстинкт общения у Кирилла почти не срабатывал.

Поймав себя на мысли о том, что даже общение с его зомби-девушкой по поводу руки оказалось неприятным, Кирилл больше ни с кем обсуждать ценную руку не захотел. Вскоре он понял, что сохранение его открытия в состоянии незнания для всех остальных зомби, приносит ему еще более приятные моменты, чем сам факт открытия.

В таком состоянии Кирилл просуществовал почти целый год. Никогда до этого за ходом времени он особо не следил и даже не мог сказать, какое сейчас число и какой год, не сверившись предварительно с экраном наручного зомбифона. Кстати, если зомбифон попросить, то он проецировал голограмму очень милой и приятной для любого адекватного зомби девушки, которая подсказывала не только время, но и любую другую информацию. Впрочем, вопросов о чем-то другом у большинства зомби почти не возникало, поэтому за девушкой оставили только время, прогноз погоды и анализ пробок на дорогах. Как-то Кирилл решился и спросил ее про свою руку. Девушка ненадолго зависла, а затем, очаровательно улыбаясь, сообщила, что построить маршрут до Внуково невозможно из-за технического сбоя.

Вопреки столь наплевательскому восприятию времени, прошедший год помнился Кириллу более ясно, чем все предшествующие. Мысль об уникальной левой руке возникала в его голове постоянно, иногда даже при реализации инстинктов близости и общения и, что уж совсем кощунственно, при реализации инстинкта познания во время ежевечернего трехчасового просмотра зомби-панели.

Дошло до того, что в мыслях он начал проигрывать сценки, как будет себя вести, когда все узнают об его уникальной левой руке. Сценки эти были смутными и незавершенными, но по телу при этом пробегала такая приятная дрожь, какой ни разу не было даже при реализации инстинкта близости. Ни с Полиной, ни с бывшей до нее времподругой. Или подругами… Он не помнил ни их количество, ни внешний вид…

По ночам, перед тем как заснуть, он старался прокрутить в памяти всю историю открытия левой руки. Делать это молча было очень тяжело. Слова в голове расползались, как старые тряпки, наотрез отказывались складываться в осмысленные фразы и предложения. Вот почему вначале он мог что-то придумать, только проговаривая шепотом нужные мысли. Для этого приходилось надолго уединяться в туалете и на вопросы Лины о причинах уединения издавать невнятное бормотание.

Несмотря на все эти сложности и запутанности, доводившие его порой почти до головной боли, Кириллу нравилась эта жизнь, свернувшаяся в какую-то немыслимую спираль вокруг его левой руки. Приподнятое настроение, вообще не связанное с инстинктом радости, практически не покидало его круглые сутки. Даже засыпая и просыпаясь, он ловил себя на том, что улыбается. Иногда, правда очень-очень редко, ему даже казалось, что после выхода из бессознания какое-то яркое воспоминание стремительно растворяется в его голове. И он тогда думал, что вдруг это СОН, который он видел ночью. Хотя, конечно, это был полный неадекват для зомби – видеть по ночам сны.

Самое главное внутри у Кирилла сложилось и окончательно закрепилось ощущение того, что такая особенная жизнь была у него всегда. И самое интересное – что она просто не может закончиться. И вот сейчас он стоял перед зеркалом, неловко ощупывал неровные бугры на месте предплечья и думал только об одном…

– Левая рука пропала…

Мысль эта толстой назойливой мухой носилась и жужжала в голове Кирилла. Она ожесточенно препятствовала возникновению какой-либо другой мысли. Губы его шевелились и без конца повторяли эти слова вслух, однако сознание не фиксировалось на них. Неизвестно, сколько продолжалось бы подобное стояние, если бы в ванную комнату не вошла Лина в шелковой пижамке салатового цвета и с заспанными еще ресницами. Пижамка была приталена и ненавязчиво подчеркивала все достоинства зомби-девушки. Не обращая внимания на бормотание своего постдруга, Лина втиснулась между ним и раковиной и умылась. Затем она скинула ночную одежду, обнажив бледно-матовую кожу, и забралась в душ. Инстинкт очищения был одним из самых сильных и отлаженных ее инстинктов.

Шум звенящей воды наполнил ванную комнату. Своей резкостью и какой-то непреложной обыденностью он мгновенно вывел Кира из полуобморочного состояния. Еще несколько секунд он простоял, разглядывая свое несимметричное отражение в запотевшем зеркале, затем вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Шум хлопающих дверей раздражал его, кажется, с детства. Возможно, именно поэтому он так редко ссорился с Линой. Просто он не хотел, чтобы она хлопала дверью. И это несмотря на то, что инстинкт общения требовал громкого выплеска эмоций хотя бы раз в месяц.

Кирилл прошел в спальню. Кровать уже была убрана, и он растянулся на ней прямо поверх покрывала. Невероятная неправильность и неадекватность этой картины перехватила дыхание его постподруги, вернувшейся вскоре из душа с тюрбаном из пушистого полотенца на голове.

– Есть же кресло и… диван… – скорее с обидой, чем со злостью выпалила она.

– Извини, зайка, – миролюбиво ответил Кирилл, но с места не сдвинулся. Он молча лежал и смотрел в белый крашеный потолок спальни. Посреди потолка одиноко и напыщенно торчала люстра вся в крашеных жестяных розочках. Мысль, что надо встать и по возможности избежать надвигающейся ссоры, как-то не пришла во внезапно опустевшее сознание. Лина, впрочем, тоже решила не развивать поднятую тему. В четверг она громко поскандалила с соседкой с верхнего этажа, и инстинкт общения пока не побуждал ее к новым крикам.

Девушка скинула халат и, повернувшись к Кириллу спиной, демонстративно стала надевать черные атласные трусики. В воскресное утро это почти всегда приводило к реализации инстинкта близости. Реализацию данного инстинкта Лина считала почти такой же важной, как и реализацию инстинкта очищения. Однако этот день стал исключением. Кирилл смотрел на свою обнаженную подругу и привычно ждал, когда сработает инстинкт и предсказуемо притянет его организм к аппетитным формам постподруги. Минута шла за минутой, но ожидаемое приятное напряжение все не накатывало. В голове крутились какие-то совершенно бессвязные фразы и образы. Время от времени среди них жирным расплывшимся пятном проступала его оторванная рука. Подобная мешанина в конце концов совершенно увела его от предвкушения близости.

Это было очень странно. Никогда ранее никакие мысли, события и даже реальные препятствия не могли предотвратить или хотя бы затормозить включение одного из основных зомби-инстинктов. Только реализация другого включенного инстинкта была способна остановить близость. Впрочем, думать об этом именно сейчас Кирилл был совершенно не готов. Он продолжал смотреть на постподругу, пока ему не начало казаться, что он видит не ее, а свою потерянную левую руку. Тогда он закрыл глаза и начал слушать свое дыхание.

Не дождавшись прикосновений, Лина повернулась к своему зомби-парню и обиженно надула нижнюю губку. Когда и этот маневр не сработал, она закончила свой туалет и села на кресло рядом с кроватью.

– Что с тобой? – ее голос снова выражал обиду.

Вернее сказать, должен был выражать обиду, так как любая адекватная зомби-девушка в такой ситуации должна говорить обиженно. В этом убеждали почти все сериалы, идущие по женским каналам зомби-панели. Лина часто тренировалась и повторяла за героинями таких сериалов особенно понравившиеся фразы, интонации и ужимки, поэтому нотки обиды в голосе у нее получались очень убедительно. На самом деле нельзя сказать, что она не испытывала обиду от того, что Кир не набросился на нее, как обычно, с ласками, подсмотренными им на мужском канале зомби-панели. Наверняка, то ощущение неправильности и даже дискомфорта, которое она испытала, как раз и было обидой, о которой твердили в сериалах. А значит, и реагировать на него нужно было именно так, как реагировали актрисы.

– Что с тобой? – повторила Лина несколько громче.

Кирилл вопрос услышал и в первый раз, но отвечать не хотел. И неожиданно для себя понял, что может не отвечать! Невероятно! У любого зомби, услышавшего вопрос, всегда включался инстинкт общения. Просто всегда… Инстинкт общения перебивал даже реализацию инстинктов близости и познания. То, что он может не ответить на вопрос, то, что изнутри него не рвутся наружу хоть какие-нибудь слова, заставило Кирилла по-настоящему испугаться.

Скорее от испуга, почти через силу заставляя себя открывать рот, он все же ответил:

– Ничего страшного… Чем-то отравился… вчера… наверное…

Лина, испытывавшая почти такие же неприятные ощущения от повисшего молчания, радостно выдохнула и защебетала:

– Я так и знала! Наверняка вы вчера опять были в этой забегаловке на набережной. И сто процентов заказывали креветки с пивом. Вы там ни разу не выпили пива, не отравившись. Сейчас принесу таблетку…

Она исчезла и через пару мгновений уже действительно запихивала ему в рот розовую желудочную капсулу. Инстинкт самосохранения не сработал, так что вряд ли лекарство было опасно для его здорового организма.

Оглядев друга с торжествующим осознанием выполненного долга, Лина наконец обратила внимание на необычную пустоту слева.

– Ой, у нас ручка отвалилась, – довела она до всего мира свое открытие с тем же радостно-воодушевленным выражением в голосе, с каким мамочки в сериалах говорят: «Ой, у нашего малыша выпал первый зубик!..»

Никогда раньше Кирилла не раздражал до такой степени мелодичный голос его постподруги, как в этот момент. Впрочем, общаться, а тем более ссориться по-прежнему не хотелось, и он позорно сбежал с кровати обратно в ванную. Оттуда Кирилл крикнул, что ему надо помыться, запер дверь и включил душ. Шум воды позволил вновь остаться наедине с той полной неразберихой, которую породило сегодняшнее утро в его несчастном разуме. В том, что разум его был несчастен, Кирилл был абсолютно уверен.

Часом позже, умытый, одевшийся и даже слегка успокоившийся, он сидел за кухонным столом и жевал порошковый омлет. Есть особенно не хотелось. Лина сидела напротив него и внимательно смотрела, как он разламывает, цепляет вилкой и кладет в рот куски омлета. Ее взор выражал бесконечную любовь и ласку. Кирилл знал это точно, так как зомби-девушка сама ему об этом сообщила в начале завтрака.

– На понедельник я записала тебя в центр замены, – с улыбкой сообщила Лина.

– Здорово, – без улыбки ответил он.

– Они работают с девяти, – не унималась зомби-девушка.

– Мм, – промычал он, делая вид, что жует.

– Ты знаешь, они сами сообщат на работу, что ты задержишься. Правда удобно?

– Правда, – искренне ответил он и выскреб себя из-за стола.

Инстинкт общения у него по-прежнему не срабатывал, и единственным желанием было остаться наедине со своими размышлениями и хоть как-то их систематизировать. Однако сделать это не удалось. Выходные дни – это время инстинкта приобретения. Ни один хоть сколько-нибудь адекватный зомби не мог и представить себе субботу и воскресенье без поездки в торговый центр. Деньги, заработанные за трудовую неделю, просто необходимо было потратить, даже если приобретаемые вещи тебе не особенно нужны, а приобретаемые продукты пропадут быстрее, чем попадут в пищевод.

Именно поэтому процесс приобретения именовался реализацией инстинкта. Инстинкт – это когда ты не можешь не сделать что-то, не можешь не подчиниться внутреннему позыву. А если случайно у тебя появляются препятствия для воплощения этого позыва, то ты ощущаешь внутри себя такую пустоту и неудовлетворенность, которые могут вызвать почти реальную боль и даже привести к неадекватному поведению. Вот почему инстинкту следует подчиняться всегда и везде.

Кирилл и сам уже начал испытывать приятное щекотание, возникающее в преддверии покупок. Оно еще не было достаточно сильным, чтобы бросить все и сорваться в пучину трат. Однако, когда, выйдя из-за стола, он привычно чмокнул в губы свою постоянную подругу и их глаза встретились, Кирилл понял, что от реализации инстинкта приобретения не отвертеться ни под каким предлогом. Во внутренней организации Полины инстинкт приобретения правил безоговорочно, заставляя все остальные инстинкты служить ему. Иногда Кирилл допускал даже крамольную мысль, что этот инстинкт у его девушки сильнее инстинкта общения. Впрочем, такого быть точно не могло.

Один мудрый зомби с его работы, как-то объяснил Кириллу, что реализация инстинкта приобретения является для женских зомби-особей обычной прелюдией для реализации инстинкта общения с другими женскими зомби-особями по поводу совершенных покупок. Потом он добавил, что инстинкт близости у них выполняет такую же роль прелюдии к воплощению инстинкта приобретения и что на самом деле близость им не так важна и приятна, как зомби-мужчинам. Кир в тот момент не очень поверил этим словам. Его девушки всегда кричали от удовольствия во время близости и потом говорили, что им было очень хорошо. Однако разговор тот почему-то остался в воспоминаниях. Может быть, оттого, что это был действительно очень умный и очень опытный зомби. Имени его Кирилл, конечно, не помнил, как и имена других ушедших зомби. Память почему-то оставила еще только одну картину: как у пожилого его собеседника прямо на рабочем месте отвалились однажды сразу обе руки, и срочно вызванная бригада робомедиков увезла его на каталке. Больше Кир его не видел, кажется…

– Собирайся же, иначе мы ничего не успеем купить! – голос Лины был нежным, но настойчивым.

Сама она уже сидела перед зеркалом и творила красоту, как она сама выражалась. Без этой красоты Лина нравилась ему больше. У девушки были от природы ярко-выраженные и в то же время очень нежные черты лица, которые ни замазывать, ни подводить не имело смысла. Косметика только портила их. Впрочем, преодолеть влияние зомби-панели, убеждающей подругу в обратном, Кирилл не мог. Да и сам он, посмотрев пару передач или фильмов, регулярно менял свою точку зрения на противоположную.

– Ну же, одевайся, – поторопила его постподруга.

Постоянные подруги вообще любят торопить своих зомби-парней. Кирилл даже как-то специально думал, почему временные подруги этого почти никогда не делают. Или хотел подумать об этом. Кажется… Откопав на своей полке в гардеробе свежие джинсы, носки и толстовку он быстро оделся.

– У тебя там бардак, если хочешь знать мое мнение, – сообщила зомби-девушка, подводя брови.

Кирилл этого вроде бы не хотел знать, поэтому промычал что-то неопределенное.

– Главное, я неделю назад все ровно разложила по полочкам. И когда ты только успел смешать все в кучу?! – огорченно заметила Лина, вытворяя что-то таинственное с помощью пинцета.

Риторические вопросы никогда не пробуждали инстинкт общения и ответа не требовали. Кроме того, Кирилл совсем не думал, что это – главное. Полностью одетый он поудобнее расположился в кресле и приготовился ждать свою постоянную подругу. Время от времени его правая рука самопроизвольно ощупывала пустой рукав слева, и тогда ему становилось некомфортно. Глупые и, как он подозревал, неадекватные мысли тотчас же заползали ему в голову. Однако непрекращающаяся болтовня Лины, успевавшей одновременно краситься, мерить джинсы, гладить блузки, отвечать на змс-ки подруг и рассказывать ему, что у этих подруг и, главное, их парней происходит, спасительным ветром выносила из головы все ненужное и печальное. Кирилла всегда удивляло, как может делать столько дел одновременно зомби, не способная, дочитав до конца предложение, связно пересказать его начало. Единственным объяснением были ее инстинкты, видимо, сверхразвитые, хотя как-то слишком выборочно сверхразвитые.

Сборы в этот раз отняли у Полины чуть меньше часа. Хотя почему отняли? Судя по ее радостному настроению, скорее добавили. Столь короткое время означало одно – инстинкт приобретения уже заполнил ее сознание до краев. Каким-то необъяснимым образом Кирилл понимал, что в такой ситуации лучше не вставать на пути у его зомби-девушки. Поэтому, как только Лина облегченно вздохнула, напялив очередной несуразный шарфик, призванный стать завершающим штрихом к ее наряду… Как только получила в семнадцатый раз его полное одобрение этого наряда… Как только, наконец, сама, судя по всему, согласилась с этим одобрением и потянулась за сумочкой… В тот же миг Кир вылетел из кресла и устремился к двери. Подойдя к выходу из квартиры, он понял, что совершенно не знает, где лежат ключи от их зомбимобиля. Обычно ключи лежали на тумбе в прихожей. Адекватные зомби всегда выбирают для своих вещей постоянные места хранения и записывают их на подкорку. В противном случае пришлось бы большую часть времени проводить в попытках вспомнить, куда ты положил нужную в этот момент вещь. А вспоминать у адекватных зомби получалось не очень хорошо.

Однако сейчас, именно сейчас, когда сзади гремело дыхание подруги, возбужденное самым охотничьим из инстинктов, ключей на месте не оказалось! Кирилл понял, что громкого разговора все-таки не избежать. Он обреченно плюхнулся на стул и склонил голову в ожидании реализации самой неприятной формы инстинкта общения.

– Милый, что с тобой? – кажется, этот вопрос он сегодня уже слышал.

– Зайчонок, видимо я потерял ключи от машины, – Кирилл постарался, чтобы его голос выражал максимальную степень раскаяния.

Глаза поднять он не решился. Его постоянная подруга была в полтора раза ниже и легче него, но иногда при спорах с ней он испытывал не то что страх, зомби не испытывают страх, а скорее какое-то неосознанное предчувствие, что еще мгновение − и ему исцарапают все лицо. Правда до реального ущерба у них ни разу дело не доходило. Лина была очень спокойной зомби-девушкой и старалась невротические выплески реализовывать вне отношений с постдругом.

Зомби, как высшая форма разумных существ, в отличие от своих человеческих предков инстинктивно управляли своим психическим здоровьем. Главным образом это делалось через инстинкт общения. Для зомби не были свойственны комплексы и психические патологии. Нервные импульсы бежали по их нейронам четким и уверенным потоком, никуда не сворачивая. Однако для снятия статического напряжения, возникающего в таком потоке и регулярно накапливающемся, зомби необходимо было выплескивать его минимум раз в месяц вовне. Такой выплеск инстинктивно реализовывался как раз через громкое или неоправданно напряженное общение.