banner banner banner
Муки любви
Муки любви
Оценить:
 Рейтинг: 0

Муки любви

Муки любви
Берта Свон

Витор – постельный раб, из тех, что должны исполнять любую волю хозяев. Ева – свободная девушка, знающая себе цену. Они слишком разные. Ничего общего, никаких чувств. Или все же?..

Берта Свон

Муки любви

Глава 1

Длинные изящные женские руки с садистской нежностью поглаживали напряженный член, скользили острыми ноготками по вздувшимся венам, ласкали переполненные спермой яйца.

Витор сходил с ума от неутоленного желания, тихонько постанывал и выгибался. Ему дико хотелось разрядиться, почувствовать, как постоянное напряжение наконец-то покидает тело, успокоиться, кончить после длительных мучений.

Но госпожа не желала думать о нуждах своего раба. Для нее он был всего лишь постельной игрушкой, тем, кто развеет ее скуку в свободное время. А потому все, что оставалось Витору, – это стонать от желания и мысленно молить о разрядке.

Он лежал на застеленной узорчатым покрывалом кровати, полностью обнаженный, широко расставив ноги и согнув их в коленях. Под спиной – небольшая подушка, поднимавшая зад. Руки заведены наверх. На головке члена – прозрачный эластичный колпачок, мешавший кончить без позволения хозяев. Чип под кожей блокировал любую самостоятельность. Витор не имел своих желаний. Он полностью принадлежал тому, кто в очередной раз выкупил на аукционе.

В этот раз покупательницей оказалась рона[1 - Вежливое обращение к женщине от равного ей свободного человека. К мужчине – рон.] Амирана, высокая стройная блондинка, жена известного бизнесмена, приближенного к губернатору той планеты, на которую привезли Витора. Садистка со стажем, она при желании могла бы сломить за пару часов и свободного. Витора, уже появившегося на свет в статусе раба, сломали давно, еще до нее. И теперь он покорно исполнял малейшие желания своей новой хозяйки.

Сейчас она желала проявить свою власть, а потому ее длинные ухоженные пальцы исследовали тело новой постельной игрушки. Одна из рук Амираны поднялась, легла на напряженный сосок Витора и сдавила его. Вторая при этом провела ногтями по венам члена. Витора пронзила боль, смешанная с желанием. Он выгнулся, застонал.

– Тебе нравится, что я с тобой делаю? – с ленцой в голосе спросила Амирана.

– Да, госпожа, – рвано выдохнул уже ученый Витор.

Он хотел кончить. Как же сильно он этого хотел! Здесь и сейчас он готов был практически на все, лишь бы иметь возможность избавиться от этой муки.

Амирана довольно улыбнулась. Такая же обнаженная, как и Витор, она не стеснялась демонстрировать свое тело рабу. И Витор видел, что она давно готова к сексу.

Насладившись унижением раба, она низко склонилась над Витором. Ее уже набухшая от желания грудь находилась прямо над его лицом.

– Поласкай меня, – выдохнула она.

Витор прекрасно знал, что от него требовалось. Он открыл рот, поймал губами сосок и стал ласкать его языком. Желание съедало его, ему хотелось наброситься на эту любительницу мучить мужчин, уложить ее под себя, снова и снова брать, прока она не запросит пощады. Но все, что он мог, это униженно сосать ее грудь.

Возбудившись еще больше, Амирана уселась на него сверху, наклонилась, начала тереться своей грудью о его соски. Из груди Витора вырвался стон.

– Хорошая шлюшка, – довольно улыбнулась Амирана и стала елозить, вызывая еще большее желание.       Витор тяжело дышал, глаза застилали слезы. Он хотел, но не мог кончить. А Амирана ездила на нем, словно на жеребце, получая удовольствие и ни секунды не думая о рабе под ней.

Наконец, кончив, она слезла, довольная.

Ева сидела в прорезавшем пространство космическом корабле у иллюминатора и безучастно смотрела в черноту Космоса. На душе было тоскливо. Тетка, заменившая ей родителей и растившая ее с пяти лет, заявила на днях, что Ева обязана отправиться туда, где живут ее отец с матерью. Обязана. Вот так. Хочет того сама Ева или нет, никто не интересовался. Ей исполнилось двадцать – самое время для замужества. И жениха ей подберут там, на планете родителей.

Тихая домашняя девочка, скромная и замкнутая, Ева должна была прилететь на Аргалию, планету вечного разврата, как называли ее в галанете. Тетка отказалась объяснять, почему внезапно встала на сторону родителей, хотя никогда не одобряла их образ жизни. «Ты, Ева, уже взрослая, – сказала она, – тебе предстоит самой выбрать себе будущее. На заброшенной Славии сделать это невозможно. На других планетах тебя никто не ждет. А потому, детка, не упрямься. Родители любят тебя и ждут вашей встречи. Собирай вещи, но бери только то, без чего не сможешь обойтись. Все остальное тебе купят на Аргалии. И помни, что в чужом доме нельзя устанавливать свои законы».

Ева только носом хлюпнула тогда, расстроенная такими словами. Она отчаянно не хотела улетать со Славии. Маленькая планетка, на которой жили фермеры и садоводы, идеально подходила под понятие настоящего спокойного дома. У Евы здесь оставались если не друзья, то уж точно приятели, которых было жаль бросать. И она, будь ее воля, осталась бы с тетей на этой планете до конца своей жизни.

Но на столе лежала карта-пропуск на межпланетный космический корабль. Тетя не хотела слышать отговорок.

А потому Ева поплелась к себе – собираться.

Аргалия… Она летит на Аргалию… Жуткое место, по уверениям всех ее знакомых. Планета, на которой законодательно разрешено рабство. Планета, населенная богачами и «звездами». Планета, которой сторонились все порядочные люди.

К удивлению Евы, космический корабль, отправлявшийся на Аргалию, был битком набит. Ни одного свободного места.

«И куда ж они все летят? – с горечью подумала Ева. – Не могут же их всех вызвать родственники на той планете? И здесь лицемерие».

Она вздохнула и безуспешно попыталась разглядеть хоть что-то в космической темноте за окном.

Глава 2

Все люди всегда делились на свободных и рабов – так учили Витора его господа. Ему, как и многим другим рабам, не повезло родиться несвободным. Он, как и остальные дети-рабы, до совершеннолетия жил в резервации с другими детьми. Когда ему исполнилось восемнадцать, его перевели из одного барака в другой и стали учить угождать господам, в первую очередь в постели.

Обучение шло жестко, благо последние технологии позволяли вытаскивать раба буквально с того света и избавлять его тело от большинства последствий после наказаний. А вот душа раба была не интересна никому. Вернее, господа были уверены, что души у раба нет, что рабы – это механические игрушки для удовлетворения похоти. Вживленный под кожу чип не позволял иметь своего мнения. За непослушание наказывали, если не хозяева, то чип внутри.

Хозяин всегда прав – эту простую истину в Витора и остальных рабов вбивали с рождения. Вот и теперь он, подчинившись приказу, покорно опустился на колени перед своим господином, вытащил из его штанов наполовину возбужденный член, взял в рот и начал прилежно делать минет, лаская языком и губами член и поглаживая пальцами быстро набухавшие яйца. Хозяин сидел в гостиной один, водил пальцами по экрану галафона. Видимо, то, что там было изображено, его изрядно возбудило, потому что Витору понадобилось всего несколько движений языком, чтобы хозяйская сперма буйным потоком полилась ему в рот.

Он проглотил все до капли, потом тщательно вычистил языком член хозяина. И только после этого ему позволили подняться с колен.

– Хорошая шлюшка, – хмыкнул хозяин и, отвлекшись от галафона, провел пальцами по возбужденному члену Витора. – Очень хорошая…

Витор закусил до крови губу внутри, чтобы не показать эмоций. За такое здесь наказывали, и жестоко.

Впрочем, здесь за все наказывали.

– Надень шорты, что валяются в углу, и пойди встреть гостью у ворот, – последовал очередной приказ.

Его член отпустили. И Витор, возбужденный, но не удовлетворенный, направился в один из углов комнаты – за шортами. Подняв их, Витор понял, что его ожидают очередные мучения. Кожаные шорты были как минимум на размер меньше. Ходить в них было настоящей пыткой: член терся внутри о кожу, и раб возбуждался все сильней. Развлечение господ – наблюдать, как сгорает от неудовлетворенного желания постельная игрушка.

Восемьсот семьдесят три года назад жители планеты Земля, колыбели человечества, впервые вышли в Космос. С тех пор были открыты сотни планет, люди расселились чуть ли не повсюду, приспосабливая под свои нужды каждую из планет. Образовались несколько государств, которые потом слились в единую Космическую Конфедерацию.

Космолет оказался на орбите Аргалии через три часа. Ева успела прийти в себя и вышла по коридору к пришвартовавшемуся к космолету шаттлу с каменным лицом.

Кроме нее, на Аргалии сходили почти все пассажиры космолета, как мужчины, так и женщины

Ева отказывалась даже думать, что им всем нужно было там, на планете рабов. Впрочем, они, должно быть, тоже гадали насчет нее. От такой мысли Еву едва не передернуло.

Практически переполненный шаттл довольно скоро приземлился на космодроме.

Аргалия выгодно отличалась от многих планет Конфедерации мягким естественным климатом, хорошим освещением и, что было особенно важно для местного населения, практически полным отсутствием ночи. Темнота здесь не наступала. Сумерки – да. Но не темнота. Не было той чернильной тьмы, из-за которой не желали селиться, например, на дальней планете, Шоргартане.

Ева вышла из шаттла последней. Ноги отказывались держать свою непутевую хозяйку, и ей больше всего на свете хотелось прилечь где-нибудь, да хоть в том же шаттле, прикинуться ветошью и никогда не встречаться ни с отцом, ни с матерью, ни с навязанным женихом. Увы, приходилось идти, медленно преодолевать оставшиеся метры.

В широком крытом холле космодрома Еву встречал слуга-андроид. В руках – табличка с ее именем. Андроиды, в отличие от рабов, были широко распространены практически на всех планетах, даже на родной для Евы Славии.

Поэтому Ева, не колеблясь ни секунды, подошла к роботу, отдала ему свои вещи и направилась вместе с ним к семейному кару – именно этот транспорт, по уверению тети, должны были прислать за Евой ее родители.

Вместительный семейный кар серебристого цвета для перелетов на большие расстояния был припаркован неподалеку от входа в космопорт. Андроид сел на водительское сидение, хотя кар управлялся автоматически. Ева забралась внутрь, откинулась на спинку кресла поближе к иллюминатору, уставилась на то, что было за стеклом.