Глашка, заметив ведьму, правда, в странном одеянии, замолчала и больше не материлась. Корова продолжала мычать.
– И давно она у вас так?.. – задумчиво поинтересовалась я, разглядывая мученицу.
– Дык уже часа четыре, матушка ведьма, – угодливо отозвалась Глашка.
– Теленок-то живой?
– Живой, матушка. Но вылезть не может.
Не может, угу, вижу. Надо было принимать решение. И все, что я могла в данный момент, – это воздействовать на животное своей не совсем нормальной магией. Я посмотрела на Ваську.
– Вась, а Вась, отойди подальше, не стой рядом. Задавит тебя Зорька, кого я сметаной кормить буду?
Васька прошипел недовольно что-то о дурных ведьмах и под взглядом ошарашенной Глашки отбежал поближе к стене дома.
Я же принялась колдовать.
Глава 8
Магия моя не подчинялась местным законам. Гришка уверял, что так получилось из-за того, что я долго прожила в немагическом мире. Я отмахивалась и утверждала, что как раз моя-то магия нормальная. А вот местная…
В любом случае далеко не каждое колдовство мне удавалось. Вот и здесь что-то где-то пошло не так. Теленок довольно бодро вылез из коровы… И мы с Глашкой выругались, одновременно, с одинаковой экспрессией. Шесть ног, пушистый хвост и зачатки крылышек на спине явно в комплект не входили.
– Мя-а-а-ау-у-у-у! – выдало нечто, что должно было бы в теории быть теленком.
От этого звука шарахнулись не только мы с Глашкой, но и несчастная измученная Зорька. Вряд ли она ожидала заполучить такое странное потомство. Заднее копыто попало в корыто с водой, раздался всплеск. Зорька надоедливо махнула хвостом, далеко не таким пушистым, как было видно при свете полной луны, и начала отступать активней.
– Это что, матушка ведьма? – ошалело спросила Глашка, неприлично тыча указательным пальцем в мяукавшего теленка.
– То, что ты и хотела, теленок, только с новыми способностями, – импровизировала я на ходу, справедливо боясь, как бы Глашка не забыла о моем неприкосновенном статусе да не взялась за вилы. – Ты его месяца два-три не трогай, пусть растет себе. Потом увидишь – начнет удачу приносить.
В свете тускло горевшего фонаря, висевшего над дверью хлева, я увидела сомнение на лице Глашки. Увидела и порадовалась, что сейчас поздний вечер, и разглядеть что-то у меня на лице почти невозможно, А потому…
К ступе мы с Васькой шли быстро, вздрагивая от каждого шороха за спиной и непроизвольно прибавляя шаг. Да, боялись. Особенно я. Васька – кот мелкий, затеряется в любом уголке, попробуй его ночью найди. А утром сам домой прибежит. А вот я… Заори Глашка, подними соседей на ноги, и быть мне очередной ведьмой, поднятой на вилы. Потом, конечно, крестьяне раскаялись бы, ожидая кары небесной, постарались задобрить духов. Вот только меня было бы не вернуть…
Очередной ор в ступе, и мы наконец-то летим.
Я выдохнула с облегчением. Вырвались.
– Ну ты, Маринка, – проворчал Васька, – и дура.
– Молчал бы уж, – огрызнулась я. – Кто ж знал, что у него крылья появятся и хвост меховым станет?
– Не меховым, а пушистым!
– Да один фиг. Ненормальным! Не коровьим!
– А мяукал он какого лешего?
– Вот у него и спроси. Вернись и спроси. Потом ответ передашь.
Вот так, лениво переругиваясь, мы и долетели до родной избы.
Я ввалилась в дом, закрыла за собой дверь за защелку и только потом выдохнула с облегчением.
– И где вы оба шлялись все это время? – ворчливо поинтересовался Гришка с лавки.
– Телят на этот свет вытаскивали, – выдала я.
– Угу, с крылышками и шестью копытами, – поддел меня Васька.
Предатель.
При свете магического шара над головой я увидела всю гамму чувств на лице Гришки. И главная там была: за что?!
И я могла его понять. Спокойной, правильный домовой внезапно оказался в услужении дурной ведьмы-попаданки, которая понятия не имеет, как жить в этом мире, действует наобум и старательно напоминает каждый раз о том, что ее надо кормить, и повкусней!
Кстати о домовом и готовке!
– Гриш, а Гриш, – протянула я, плюхаясь на скамью, – сегодня одна ведьма на меня косилась странно, когда узнала, что ты готовишь и убираешь. Смотрела так, будто я ересь какую произнесла. Еще и не поверила, поди. Не знаешь, почему?
– Потому что у нормальных ведьм все делает магия. Или они сами, – отрезал Гришка. – Но я еще жить хочу, и желательно не в подпространстве.
Ах, так вот в чем дело.
– Гриш, ты ж меня покормишь, да? – просительно посмотрела я на домового, еще и ресничками на всякий случай взмахнула.
Гришка скуксился, пробормотал что-то о прожорливой хозяйке, но с лавки встал и отправился к печи.
Минут через пять мы с Васькой уминали рассыпчатую гречневую кашу с молоком и сахаром. Я еще и морсом запивала.
В общем, жизнь вернула свои краски и уже не казалась отвратной.
В таком настроении я и легла спать. Здесь, в новом мире, мне обычно ничего не снилось. Изредка появлялась во сне какая-то галиматья типа лабиринтов, в которых я вот-вот заблужусь, или старых темных чердаков. Но это было только из-за моей отзывчивости. Гришка утверждал, что мне надо меньше дурью маяться и принимать близко к сердцу чужие проблемы. Не сказать, чтобы я действительно остро реагировала на все, однако разреветься из-за тяжелобольного ребенка вполне могла.
Сегодня я спала без снов, проснулась бодрая и первым делом вскочила со своего спального места, чтобы сбегать по делам на двор.
Ну и как выскочила, так и заскочила обратно. С визгом.
Васька с Гришкой, сонные и оттого злые, показали взглядами, что хотят со мной сделать. Судя по ощерившемуся Ваське, ничего хорошего. А вот не надо было на лавке спать, тогда и не слетел бы с нее под мой ор.
– И что опять? – зевая, спросил Гришка.
– Там пауки. Много. Весь двор в пауках!
Гришка покрутил пальцем у виска, подошел к двери. Открыл ее. Закрыл. Посмотрел на меня и спросил:
– Кому ты успела досадить на шабаше?
