Сампо
Юлия Григорьевна Рубинштейн
Когда инженер-изобретатель Алексей Горюнов видит, что нельзя создать ничего нового в системе, занятой сверху донизу расстановкой галочек в бизнес-приложениях Windows, находит единомышленников по неприязни к майкрософтовской продукции и порывает с фирмой – тогда оказывается, что даже такое ничтожное возмущение может дать начало лавине. Пронесясь, она оставляет после себя руины старого порядка, а на орбите вырастают из изобретения Алексея целые города…
Юлия Рубинштейн
Сампо
Приложить пропуск с чипом, потом левую ладонь, потом снова пропуск – к другому считывателю. Пауза десять секунд. На сличение данных человеком, сидящим за пуленепробиваемым стеклом. По традиции сидящим, с прошлого века, компьютер службы безопасности сличает быстрее. Загорается зелёный. Турникет проворачивается. Направо по узкому коридору, первая дверь. Приложить пропуск там. В окошко выскочит ключ. Расписаться в книге, прикреплённой толстой плетёнкой – экраном от провода – к маленькому столику рядом. Указать время до минуты. И можно к себе, на минус третий этаж, зажигая по пути свет, если ещё никто не зажёг.
Компьютер. «Windows». Корпоративная сеть грузится сама, автозапуск. Минут с десяток на всё это надо. Почтовый клиент тут как тут. Сколько сообщений? Шесть просроченных событий системы «Тезис», три возвращённых извещения на изменение конструкторской документации, одна служебная записка, две объяснительных, семь – «вам назначена роль Согласующий» по системе «Windchill». Срок рассмотрения каждого – один рабочий день.
На часах семь сорок одна. Горюнов специально пришёл ощутимо раньше начала рабдня. В семь пятьдесят снятие образцов со стенда в испытательной. Так что шалишь. Да, появятся ещё просроченные события. И хрен с ними, так и так найдут, за что депремировать. Премий у отдела не было крайние полтора года.
Крайние, а не последние. Те, кто связан с космосом, иначе не говорят. Насчёт последних скажут на похоронах.
Испытательная – ещё этажом ниже. Удобно: и экранирование, и термостатирование.
Серёга на месте. Ночь отдежурил, но носом не клюёт.
– А, Лёха! – листает журнал, потом такой же журнал на экране. – Ты у нас с пятьдесят первого бюро, так? Ага… Семь-писят конец режима? Ща.
Руки уже на пульте управления камерами. Пресс. Испытательный, позволяющий давить образцы по заданной эпюре. Вот и они, по конвейеру ползут.
– Тю! Не ронять! – руки у Горюнова сами дёрнулись. Подхватить. Нельзя: только на лопатку, на поднос какой-нибудь, специально с собой захватил крышку от посылочного ящика. И – под микроскоп. Руками можно будет потом.
– Ленту надо? – и регочет Серёга белозубо, всеми румяными щеками лыбится, откидывая льняной чуб. Нипочём ему подземелье. Небо в глазах весеннее.
– Сунь в карман, руки заняты.
Суёт копии лент самописцев. Карман халата-спецовки оттопыривается: моток солидный. Хлопает Серёга по спине на прощанье, на удачу.
– Давай, хоть ты шо-то делаешь, а то заколебали эти события, тезисы-шмезисы…
– Отсмотрю, а там следующий этап.
Не сглазить бы. До микроскопа.
В пятьдесят первом бюро уже оживлённо. Жужжат, грузятся компы, ворчит чайник.
– Лё-о-ша, зрасстуй…
– Привет, Свет.
Дениска, второй сосиделец, только кивнул молча. Видно, как ожесточённо тыркает мышью. Расправляется с просроченными событиями.
– Ща рычать буду! – бросил Горюнов и включил станочек. Тот – жжжь!
Распилил четыре образца. Образцы были похожи на разъёмы-байонеты, такими испокон веку подключаются осциллографы и прочая радиотехника. Самые близкие по конструкции к разрабатываемому стыковочному узлу для новой космической станции. Из партии числом в тридцать пять, определённым по критерию достоверности хи-квадрат, полагалось распилить не менее четырёх.
Под микроскопом были хорошо видны узлы кристаллической решётки керамики, которую в институте назвали «циолковит». Сохранившейся, без дефектов и дислокаций. После многократных переходов «альфа-циста-дельта». Изготовление изделия из материала в альфа-состоянии, прессование в таблетку меньше исходного изделия по объёму раз в двадцать – в цисту – и затем преобразование к исходному виду, дельта-переход под воздействием давления менее одной десятой атмосферы. Эпюры работы испытательной камеры были на ленте в кармане спецовки. И в серёгином компе, то есть в корпоративной сети.
– Лё-о-ош, обедать идё-ошь?
– Ещё три шалабушечки. Займи на меня.
Прибежал – две трети меню уже повычёркивали. Отобедавшие разбегались по рабочим местам. Ел, не замечая, что кидает в рот. И не отвечая на «приятные аппетиты». Сбывалась мечта. Давняя, институтская, пронесённая сквозь все канавы девяностых, где оказывался, сквозь все годы слесарем, монтёром, почтальоном и прочая. Сквозь нелегальную мастерскую в подвале многоквартирного дома. Сквозь морозное небо над головой. Звёздное.
Второй образец. Третий. Четвёртый. Немножко дефектов сбоку видно на принт-скрине, но макропараметры в допуске. Размеры, форма. Остальное скажут химики.
Ох ты. Оказывается, пересидел время. Кекс за пуленепробивайкой – «не имею права вас выпустить, пишите объяснительную». Выходит, начальник с нового квартала не забил в пропуск галку «разрешить сверхурочные». Тьфу. Спустился назад, настукал на компе нечто. Выпустили.
На следующий день позвонил начальник бюро-51.
– Алексей Вадимович, у вас больше всех в КБ незакрытых пунктов по системе «Windchill». В том числе просроченных. И новые появляются. Обратите внимание, пожалуйста.
– М-гу…
– Алексей Вадимович, вопрос поставлен начальником пятой темы, Небольсиным. Хотелось бы большего понимания субординации.
– Мм-гм… Да-да, Дмитрий Тихонович, понял.
– Поняли – повторите.
– Незакрытые пункты закрыть, – и ляпнул трубку на рычаг, опасаясь сорваться. Надо же! Ведь было почти счастье, в двух шагах от счастья, и испортил, дудак этакий! Руки дрожали от досады. Ничего. Взять в руки инструмент, начать макетирование – успокоятся. Начать с грубого, простого, с подготовки разъёмов и разделки кабеля.
– Свет, бери телефон, ладно? Руки заняты. Начальству отвечай, что вышел, я хоть попаяю.
Кивнула, точнее, томно опустила чернолаковые ресницы. И локоны вдоль ушей дрогнули согласно. Отхлебнула розовыми губками-бантиком чай. Кажется, взаимно нейтрализованы.
Кабель – не совсем кабель. Прототип стыковочного узла. То есть кабель, конечно. Можно использовать как сетевой, интернетный. Разъёмы-коннекторы какие надо. По контактам. Но они из циолковита. И процессура запрессована. То есть в определённых условиях, либо в случае подачи определённого сигнала, этот кабель сам подключится куда надо. Сам размотается из бухты, найдёт ответный разъём – и там. САМПО – самоподключающаяся обойма. Оставить в зоне видимости любой камеры, каких прорва по институту развешана, подать сигнал, написать служебную записку, да чтоб она попала не начальнику по режиму, а кому надо, отсмотреть видео. Удастся эксперимент на малом образце – можно масштабировать.
А то разработка за крайние года три застопорилась до полного затыка. Рабочего дня хватает ровно на закрытие пунктов, просроченные события и прочее, а на работу – фиг да ни фига.
Пару дней удалось нормально поработать. Даже с химиками пообщаться. Они тоже в очереди на хроматографию, но обнадёжили: «Ты первый». И даже в отделе режима намекнуть – «вот будет от меня записочка, это, дескать…» Но расплата подкараулила.
– Лё-ош, уже не могу-у… Он ма-атом…
– Го-ррюнов! – сотряслась трубка от начальственного рыка. – Др-рам-драбадан! У меня ваши события уже в стр-раницу не вмещаются! Я больше отср-рачивать их не могу! Кр-райний срок завтра, пр-ринимайте меры, иначе уволю по статье!
Не мелочь, не начальник бюро, не пятая тема даже. Замдиректора по направлению. Товарищ Кречет, который больше любит обращение «товарищ полковник». В отставке – добавлять строго не рекомендуется.
– Серафим Игоревич! Предварительно положительный результат по теме «Сампо»! Испытание, микроскопические исследования пока плюс! Химики вот-вот…
– Не слышишь? Дрын дубовый! Я что сказал? Не слышу ответ!
– А пошёл ты до самого БАМа! – разъярился Горюнов. И хлопнул трубку так, что она раскололась пополам.
Остервенело, раздирая по уже имевшимся дыркам, Горюнов стащил носки с ног, зашвырнул их в пространство и плюхнулся на диван, не раскладывая его, так что ступни свисали на пол.
