Облачное море луны

Аромат облаков

Поезд бесшумно катил вдаль, сквозь холодный утренний туман, разрезая его плотную ткань ровно напополам. И вскоре за запотевшими стеклами можно было разглядеть синевато-лиловую кромку моря, пирамиды темных голубых елей и пики сосен. Спелёнутое покрывало тумана отступало по мере приближения поезда к назначенной станции. Пассажиры сонной, ленивой рекой затопили платформу. Среди них одинокой фигурой выступила девушка в горчичного цвета драповом пальто, пыльно-розовом колючем на вид шарфе и высоких коричневых сапогах, похожих на те, что предназначены для верховой езды. На правом плече у неё висела сумка из мягкой кожи, из недр которой девушка достала путеводитель по городку у моря. Следовало для начала устроиться в гостинице, передохнуть с дороги, а затем можно будет выйти и осмотреть окрестности. Цель её визита заключалась в поисках некоего артефакта, если вообще можно было так назвать текущий объект, и все же именно за ним она приехала в это отдаленное, будто бы оторванное морем и горами от остального мира место.

В нескольких метрах от станции вверх по склону змеилась асфальтированная дорога. По бокам там росли низкие склоненные от непрестанно дующего бриза кустарники, местами прореженные жестяными указателями и старинными черными фонарными столбами. Несколько машин сигналили девушке по пути, но не одна не затормозила, чтобы обратиться с предложением подвезти. Примерно через полчаса прогулки легкий солоноватый бриз окончательно разогнал промозглый туман и небо засияло чистым бирюзовым океаном безбрежности. Опаловый солнечный диск то и дело возникал над верхушками сосен и елей, растущих в большом количестве на другой стороне городка. Далекий источник тепла и света играючи целился с высоты своего пьедестала увы короткими лучами. К нему присоединились рассыпавшиеся по округе, будто бусины с порванной нитки, птичьи трели. Девушка слабо улыбнулась, для верности на ходу заглянув в путеводитель с закладкой-открыткой на нужном развороте. Подъем на холмистую местность оказался утомительным, но в тоже время приятным из-за обозначившихся видов, птичьих перекличек, хрустко-прохладного воздуха и бирюзы неба, в миг ставшей по краям кружевной от наплывших облаков. На встречу ей попались пожилая женщина с весело лающим псом на поводке, молодой бегун в больших наушниках и группка школьниц в черных дутых куртках, точно стайка галок, галдящих о всяком разном, важном и не очень. Чем выше она пробиралась к местоположению гостиницы, тем удивительней ощущалась действительность, открывшаяся её пытливому взгляду. Отдышавшись девушка поправила развязавшийся шарф на шее и обнаружила прямо перед собой еще один указатель, на этот раз с названием гостиницы. Здание предстало однотипным, серо-белым бетонным прямоугольником со стеклянными раздвижными дверьми. В холле было тихо, зелено от огромных древовидных папоротников и монстер в керамических горшках. От создаваемой ими тени ощущалась щекочущая прохлада и было впечатление, будто оказался в оранжереи ботанического сада. Зарегистрировавшись и получив карточку от дверей номера, девушка решила выпить чего-нибудь горячего в кафе-ресторане на втором этаже. Это оказалось довольно небольшое, уютное место с огромными панорамными окнами с видом на морскую гладь и далекие пики гор, как будто бы взявшие её в плен. За столиками расположились постояльцы. Из динамиков лилась джазовая композиция. Перемалывались звучно зерна кофе, жужжала машинка для варки, звенела печка, выпускающая соблазнительные ароматы свежих круассанов и булочек с корицей. Девушка заказала у барной стойки кофе со сливками, дождалась когда его сделают и взяв чашку направилась к свободному месту, желательно у окна. Она чувствовала, что за поездку сюда немного промерзла, отчего пальцы на руках сильно побелели, точно мрамор.

– Летта? – позвал её кто-то по имени.

Девушка в горчичном пальто с развязанным пыльно-розовым шарфом уставилась на сидящего около окна парня. Он был одет в полосатый свитер без горла, шерстяные синие брюки и походные ботинки. Его открытое светлое лицо с карими глазами выражало потрясение, быстро сменившееся на задорное удивление и улыбку, вызванную им. Эмоции сменялись на этом красивом лице, точно страницы книги или журнала с фотосессией. Он махнул ей изящно кистью, приглашая за свой столик. Летта подошла к нему острожным шагом, натянув на лицо маску суровой богини войны.

– Привет, Ван, – всё что она сказала парню в полосатом свитере с глуповатой по её мнению улыбкой.

– Привет. Не ожидал встретить тебя здесь. Присаживайся скорее.

Летта тяжко вздохнула, явно будучи не в столь живом восторге от встречи, как Ван. Он смущенно откашлялся, поерзал на стуле и отпил из чашки китайский зеленый чай. Рядом стояла опустевшая тарелка с хлебными крошками.

– Давно не виделись, – отойдя от шока, продолжил Ван. – Ты всё также занимаешься фотографией как?..

– Да, – не дав ему договорить, вставила Летта, сдунув сбившуюся плотную челку со лба. – А ты пишешь для журналов фэнтези?

Она нахмурилась, быстро добавив:

– Не мой жанр.

Ван опустил голову, коротко отсмеявшись, затем резко посмотрел на Летту. Оба испытывали неловкость, уязвимость друг перед другом. Летта чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего пила мелкими торопливыми, словно птичка, глоточками кофе. От тепла и уюта кафе-ресторана девушка немного расслабилась, сняла шарф и пальто, повесив их на спинку алюминиевого стула.

– Пишу, – наконец ответил Ван, вновь стараясь привлечь её внимание. – Не только фэнтези, иногда приходится строчить грошовые ужастики и мистические новеллки на заказ. Сейчас я вроде как числюсь в отпуске, но честно скажу, отпуск или отдых для меня это в первую очередь смена деятельности. Сбор материала проще говоря.

Летта делала вид, что её нисколько не интересует жизнь и работа Вана. Случай из-за которого они прекратили общение всё еще властвовал над сознанием девушки и она старалась отрешиться от малейшего упоминания связей с ним.

– А ты какими судьбами в этом краю? Говорят, в елово-сосновых борах можно наткнуться на присутствие потусторонней силы. Призраки, духи, даже элементали… Видишь ли, ель сама по себе древний символ – храбрости, смелости (до дерзости, безрассудства), приподнятого состояния духа, верности, бессмертия, долголетия, надменности, царских достоинств, – он окинул внимательным, цепким взглядом писателя отрешенную Летту. – Многие народы садили ель на кладбищах и во дворах храмов предков – это должно было предохранить тела усопших от гниения и разложения, а живым принести счастье и удачу. Такое утверждение обусловлено тем, что ель связанна с миром умерших, также ель – дерево иного мира, оно связано с культом предков.

Последнее предложение явно возымело положительный эффект на девушку. Она поставила медленно на блюдце чашку, склонила голову набок, обратив куда более осмысленный взгляд на Вана.

– Тебе бы лекции читать, – уколола она его. – Однако, спасибо.

Ван недоуменно приподнял бровь.

– Хочешь сказать, что из-за этих баек ты здесь?

– Встречный вопрос к тебе, Ван. Хотя, ты уже ответил на него неосознанно, когда выпалил со знанием профессора о елях и призраках. Уму непостижимо…

– Постой-постой, – шутливо подняв руки вверх, отозвался парень. – Неужели, ты решила продолжить начатое Нилом?

Летта поджала губы, отвела потускневший взгляд к окну. Второй этаж гостиницы – не так уж высоко, в отличие от того здания, откуда сбросился Нил. Дотянуться до облаков, ощутить их аромат… Безумие, почти утопия со своими чудесами…

– Я хочу закончить его проект, – сухо ответила в итоге Летта, допив кофе.

***

В номере царил порядок, минимализм и запах холодного ладана с лилией. Летта сразу расслабилась, повесила пальто и шарф на вешалку, прошлась в ванную, вымыла руки и ополоснула серьезное лицо. Присутствие Вана несколько выбило её из колеи, но когда она обращалась мысленно к захваченной с собой незаконченной фотокниге Нила, то сразу забывала о назойливости, с которой Ван вел беседу. В прошлом они учились вместе в колледже, затем между закадычными друзьями Нилом и Ваном произошел раскол. Летта не спрашивала, являлась ли она причиной разлада. Её занимала фотография, процесс создания коллажей, декорации для фотосессий, поиск необычных локаций, освещение, экспозиция… Она не замечала взглядов Вана, так как была околдована способностями Нила, его жаждой запечатлеть на снимках невиданное ранее. У них нашлось общее дело, общие устремления, общие темы для разговоров, общая страсть к друг другу в том числе. Эти отношения стали центром во вселенной. Ван при своей привлекательной и явно модельной внешности ненавидел фотографироваться, участвовать в постановках, не разбирался в освещении и выборе цвета для фона. Он вечно следил за понравившимися ему людьми, шуршал, как мышь, ручкой в блокноте, именуемом «бортовой журнал», или стучал по клавиатуре нетбука с сосредоточенностью маньяка. Многих забавляла эта его манера поведения. Ван хотел быть эксцентричным, он и становился, обрастая легендами в биографии. Несколько его рассказов о фейри, саламандрах, полтергейстах и драконьем жемчуге, тритонах, влюбленных в рыбачек-ныряльщиц уже тогда публиковались малыми тиражами на серой, газетной бумаге с сюрреалистическими обложками, больше подходящими для комиксов. Популярность набирала головокружительные обороты, время отсчитывалось отныне по километрам на спидометре и количеством выпитых стаканов коктейлей со специфическими названиями и таким же эффектом. Ван выхватывал удочкой детали, черточки своей главной музы, позже пытался отыскать, как тот самый драконий жемчуг, похожее в стайках скучных Галатей. Нил отвешивал ему поклон, но лицо его оставалось замкнутым, взгляд отстраненным, душа замерзшей…

А потом произошел тот роковой случай. Вечеринка выпускников, громкая бýхающая по макушке музыка, хайболы на любой вкус, полумрак, мутная взвесь сигаретного дыма, невнятные разговоры и взрывы смеха. Летта стояла со стаканом клубничного хайбола около дверей на балкон. Там было прохладней, чем в центре или у стола с напитками и закусками. Жалюзи цвета слоновой кости разрезали свет и мрак в равной пропорции. Огромный желтый глаз луны приблизился к земле и следил за мини-вакханалией бывших студентов. Нил с кем-то спорил насчет фото-выдержки и ракурсов. Летта заскучала, глядя в центр комнаты, как будто сквозь толпу танцующих, напомнивших ей мурен, атаковавших рыбачку-ныряльщицу за драконьим жемчугом, из сказки Вана. Отрешенная от земных тягот, жаждущая отыскать заветную жемчужину рыбачка по всем чертам напоминала саму Летту, что её и возмущало, и восхищало одновременно. В тот самый момент, когда она вспомнила про отсылку из сказки, её автор появился на пороге комнаты в компании девушки с каштановой стрижкой каре, делавшей её голову круглой, словно лесной орех. Ван представил девушку как свою протеже, почитательницу и ученицу. Титулы, насколько их любил называть Ван, сыпались будто бы из рога изобилия. Безымянная девушка смотрела на автора снизу вверх с щенячьим восторгом, напоминала своим видом нимфетку, обманчиво неопытную и милую. Плюшевые собачки тоже бывают милыми… Летта скривила накрашенные лаконичной алой помадой губы в усмешке, снова поймав на себе цепкий, проницательный взгляд Вана через всю комнату. В нем были страсть, азарт, любопытство, узнавание, высокомерие, и даже хладнокровие хирурга перед операцией. Он совершал это наблюдение с заметным постоянством и она ничего не могла с этим поделать, ведь кроме как взглядом, Ван не нарушал уединение Летты, не вторгался, ничего не предъявлял. Тем не менее его взгляды были красноречивее прикосновений. Он рвал ей душу этими своими сказочками и героинями, списанными фактически с неё. Быть прототипом для его рассказов все равно что подопытным кроликом перед ученым. Запретить ему это делать Летта не посмела, ведь ей неожиданно польстили образы, которые он создал на основе своих заметок о ней. Больно было оттого, что кроме Вана никто и никогда еще не удосужился так проникновенно передать суть Летты. Даже Нил посредством фотоснимков…

И все же Летта поежилась непроизвольно от очередного направленного на неё, точно дуло пистолета, взгляда писателя, глотнула остатки хайбола, покачала стакан в руке, покачнулась на каблуках замшевых рыжих ботинок и почувствовала, что проваливается куда-то на дно. Её захлестнуло волнами отчаяния, из-за Вановой вседозволенности, из-за Ниловой эгоистичности, из-за собственной неприкаянности. Искусственное веселье било по ушам, по глазам, по макушке. Это было не в её стиле. Лучше бы она просматривала материал и сортировала испорченные кадры. Каким-то чудесным образом рядом с ней очутилась девушка-почитательница Вана, которую она про себя окрестила Каштанкой, и щебеча что-то о женской солидарности, просьбе Учителя Вана и необходимости попудрить носик в «дамской комнате», увела беспрекословную Летту прочь. Она ушла со сцены, и никто этого не заметил, пожалуй, кроме писателя с лезвийно-острым взором и такой же дежурной улыбкой. Почему он, а не Нил, который в тот вечер был так близко и так далеко, ощутил настоящее настроение Летты на безумной вечеринке?

После ей сбивчиво, все еще не отойдя от шока и истерик, рассказали однокурсницы, о том как Нил с кем-то поспорил или поссорился, выбежал на балкон и кричал в сторону полнолуния о белых воронах. Якобы он запечатлел на последней из фотопленок людей, надевающих плащи с белоснежными перьями ворон и маски с клювами, тем самым они оборачиваются вестниками перемен и летят к центру луны за очищением. В её ледяное белое пламя… Все сочли это бредом пьяного, так как видели, что Нил много выпил перед спором-ссорой. Он часто ввязывался в перепалки с коллегами по фотографии и театральным постановкам. Затем он полетел, ударенный сиянием полной луны, этого гигантского желтого глаза-прожектора, смотрящего в самую его душу, куда как оказалось не смог заглянуть никто из них. Летта кое-как отыскала на краю памяти случаи, когда Нил ходил во сне. Это стало пугать и тревожить её, из-за чего она потеряла сон, вовремя останавливая парня и отводя обратно в постель. Иначе он мог навернуться с лестницы или вообще открыть створку и выйти в окно…

Выпускной был окрашен багровыми кровоподтеками трагедии, криками ужаса, онемением, отупением, белым шумом, сиренами полиции и скорой помощи. Ван вместе с Каштанкой вывели под руки потерявшую сознание за несколько минут перед самоубийством парня Летту из уборной и посадили в такси. Каштанка гладила бледные щеки Летты, напевая дурновкусную балладу собственного сочинения, а Ван боролся с приступом тошноты и с дикой, набросившейся на него внезапно мигренью. Такси проехало как раз рядом с носилками. Ван во все глаза уставился на накрытое простыней тело Нила, а потом вежливо и вместе с тем злостно потребовал от Каштанки немедленно заткнуть свой милый рот.

Летта отходила от трагедии около месяца, может немного больше. Необходимо было работать, на что-то продолжать жить, иначе бы она точно сошла с ума. Счет времени перестал для неё существовать, иметь вес и силу. Время превратилось в вялотекущую подземную реку. Каштанка оставила свои контакты в прихожей, на тумбочке, на случай моральной поддержки. Незнакомцы могут быть добры, если им что-то от вас нужно. Летта догадывалась что именно было нужно Каштанке. Материал для своего бездарного творчества. Ван пропагандировал уж слишком явно собственные взгляды на писательство.

Она выбросила листок с начертанными каллиграфическим почерком контактами в урну и сменила адрес съемного жилья. На такой поступок у неё кое-как нашлись силы. Летта стала экономить электричество, жгла запас свечей, пила кипяток, чтобы отогреть заледеневшее сердце, а также чтобы перестать дрожать от натянутых нервов, спала под двумя ватными одеялами и пледом, не пошла на похороны. Мать Нила вернулась из-за границы, звонила, чтобы узнать детали трагедии. Летта мычала что-то невразумительное, всхлипывала и вешала трубку. Мать приехала за вещами сына. Летта передала ей всё, кроме незаконченной фотокниги и клетчатой рубашки, в которой отныне спала. Удивительно, но Ван исчез из её поля зрения. Старые друзья изредка доносили до неё сырые слухи, будто Ван уехал в горы, ушел в плавание, спустился под землю с диггерами, обзавелся гаремом из почитательниц-нимф, живет со старухой-вещуньей, которая подсадила его на гашиш, стал лесником, уподобившись «зеленому человеку» из фольклора, работает на радио-станции, в полночь заводя пластинку со страшными сказками… Всё это было абсолютно неважно, потому что Ван являлся свидетелем гибели Нила и не помешал этому произойти, значит был причастен и виновен, в какой-то степени. А Летта, если бы не почувствовала себя плохо, не позволила глуповатой Каштанке увести себя с вечеринки… Что и говорить-то теперь.

Она посмотрела на собственное отражение в квадратном зеркале над раковиной, брызнула в амальгаму водой и вышла стремительно из ванной, хлопнув дверью. В номере стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Летта взяла сумку с прикроватной тумбочки, вытряхнула содержимое на кровать. Она прекрасно понимала, что гонится за химерами и ни к чему хорошему это не могло привести. Однако уже не способна была остановиться, заведя мотор и набрав бешенную скорость. Нилу было важно отыскать полярные цветы с холодящим ароматом облаков за туманной стеной, которые цвели в период между сумерками и рассветом. Он редко делился даже с ней находками, но в тот раз разоткровенничался и выложил всё как на духу. Его бурлящий словесный поток было просто не остановить. Темно-синие глаза Нила лихорадочно блестели, по виску скатилась капля пота, словно роса с листа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.