Жена морского дьявола

Пролог

– …С моря на город наползет туман, застелется по улочкам, подбираясь к жертве.

В сизой густоте скрывается тот, о ком поют в легенде.

Черны глаза дьявола, полны блеска алого, а душа мертва.

Ты, дитя, беги! Береги своё сердце от зла.

Дар крови проклятье снимет. Силу твою отнимет, Его – спасёт.

Но если любовь истинная настигнет… погибель твоя придёт.

– Беги, Ника!..

Хрипящий голос старухи преследовал многогранным эхом, толкал в спину, ставил подножки, заставляя спотыкаться на ровном месте и путаться в прозрачных юбках белого платья.

Подвенечного…

Эриника стремглав неслась по извилистым улочкам родного Порт-Ниасля, в данные минуты город казался ей совершено чужим. Вроде обычный вечер, народ должен выползать из домов на прогулку после тяжелого рабочего дня, но нет, все жители куда-то запропастились.

…Вместо них в провалах домов зияли тёмные дыры, а из подворотен выглядывали пугающие, раскачивающиеся туда-сюда тени и в унисон повторяли:

– Не сбежать тебе от уготованной судьбы, носящая в сердце Дар!..

Сколько так уже бежит и почему, Ника не знала. Интуиция гнала и гнала невидимым, но довольно ощутимым кнутом вперёд. От страха подгибались колени, от промозглого холода стучали зубы, лёгкие горели, а дыхание срывалось от бега, но она не сдавалась.

Кожу спины между лопаток резало, жгло тяжёлым взглядом, но сколько Ника ни озиралась, никого в тумане разглядеть не смогла.

Кто же гонится за ней?! Почему так страшно остановиться?

Внезапно за спиной прогремели глухие пушечные выстрелы. Эриника обернулась и закричала в ужасе: из тумана на неё уставились огромные алые глазищи…

Нечеловеческие. И так близко!

У людей не может быть таких жутких глаз. Через них словно сам дьявол наблюдает. Дышит ей в затылок, шевелит холодным воздухом волосы у шеи.

Угли глазниц моргнули и двинулись на жертву.

Испуганно заверещав, Ника бросилась прочь, но вдруг зацепилась носком туфли за край пробоины в плиточной дороге и упала на колени. Короткая вспышка боли, и кожа в местах ушиба сразу засаднила. Оцарапанные ладони кровоточили.

Часть выбившихся из некогда красивой причёски темно-русых волос занавесила взор, на глаза навернулись слёзы. Закусив губу, чтобы окончательно не разреветься, Ника собралась подняться на ноги и бежать дальше от нависшей опасности, как вдруг прямо перед ней мелькнули чьи-то кожаные сапоги.

Кто-то стоял совсем близко! Сердце ухнуло и провалилось в пятки.

Задрожав от страха, она медленно подняла голову и наткнулась на высокую… нет, огромную широкоплечую фигуру в плаще. Из тёмного провала капюшона некто смотрел на Нику красными, как сама кровь, глазами.

– Наконец я нашёл тебя… Айлирэ, – послышался низкий раскатистый голос незнакомца.

В последнем странном слове звучала обречённость вперемешку с ненавистью и каплей надежды. Но разве возможно сочетать столько чувств сразу?

Ника не успела даже задуматься, кто такая эта… Айлирэ, как мужские руки в чёрных перчатках с обрезанными пальцами потянулись к ней, и хрупкое девичье тело пронзила дрожь.

– А-а-а!

Глава 1

Опять этот сон. Ника каждый раз просыпалась в холодном поту и с колотящимся от липкого ужаса сердцем. В последние месяцы сон повторялся часто.

Особенно ярко и правдоподобно чувствовалось всё в полнолуние.

Прабабкина страшилка всегда оставляла малоприятную ледяную дрожь на коже, стоило Нике лишь услышать пугающий шепот полоумной, как считала вся родня, старухи. А теперь ещё эта страшилка оживала в красочных подробностях во снах.

Юную наследницу династии Веренборг, чьи корни уходили далеко вглубь столетий, тянуло разгадать тайну странного бормотания Дианны. Ещё с мальства Ника чувствовала, что это не просто бред выжившей из ума старухи. Однако на все расспросы седая женщина в накинутой поверх плеч дырявой, выеденной молью, но всё равно горячо любимой вязаной шали отвечала неизменное:

– Вырастешь – всё поймёшь и узнаёшь…

И снова её пра начинала мерно покачиваться в плетёном кресле у окна, смотрела усталым взглядом в закат и проговаривала вслух раз за разом таинственный набор фраз. Ника обиженно пыхтела и вздыхала, но обязательно приходила послушать старушку следующим вечером, если удавалось провести нянек и удрать от опостылевших занятий столичного этикета и танцев. Родня сослала пожилую женщину в самую отдалённую комнату поместья доживать Триединым отпущенные дни.

Мать Ники умерла, когда малышке почти исполнилось два года. Молодую женщину в самом расцвете сил поразила неизвестная болезнь, и Аурелия сгорела за три дня. Все эти сутки девочку не пускали, опасаясь, что хозяйка поместья заберет с собой в могилу и дочь. Но лекари установили, что хворь баронессы не заразна, и на смертном одре им с Никой позволили повидаться.

– Будь сильной, моя принцесса… Вырасти настоящей красавицей и умницей, – напутствовала Аурелия, слабо прижимая к себе кроху, а Ника обнимала мать в ответ и радовалась, ведь она наконец рядом.

Вымученная улыбка сгладила нездоровые черты лица женщины. Аурелия провела по волнистым, вечно непослушным русым волосам Ники, отливающим в вечерних лучах солнца розовым перламутром. Жалела, что ей так рано придется уйти.

– Надеюсь, твоя любовь не будет так же слепа, как моя. Ты сможешь прожить долгую счастливую жизнь. Я вот не смогла…

Это были последние слова матери, которые довелось услышать Нике, но она ещё не понимала их значения. Бабушка напомнит ей о них позже, когда малышка немного подрастёт. В полночь Аурелия отправилась в Незримый мир духов, болезнь до дна высосала колодец её дара.

Воспитывал Нику отец. Но барон уделял мало времени дочери, вынужденный вести управленческие дела, в основном она находилась на попечительстве нянечек. Как только отошёл годовой траур, в дом вошла новая хозяйка. Мегера, каких ещё поискать.

С Никой у них не заладилось с первых дней. Леди Карнель, едва переступив порог поместья, сморщила милое личико и окинула вышедшую поприветствовать её падчерицу презрительным взглядом.

– Дорогой Чарльз, а это что ещё за приживалка?

– …Кара, это моя дочь. Наследница династии. Прошу относиться к ней с должным уважением, – сделал замечание на выходку новоиспеченной супруги отец.

Барон любил дочь, она была похожа на первую жену как две капли воды. Но из чувства вины перед Аурелией барон уделял мало времени дочери, отмахиваясь кучей неотложных дел и забот. Через год после женитьбы у Чарльза родилась Лиана. Барон с трепетом ожидал рождения наследника, а на свет появилась ещё одна дочь.

При отце Карнель вела себя с Никой тише мыши, разговаривала уважительно и даже чуточку ласково, но, как только супруг удалялся по делам, мачеха превращалась в шипящую змеюку.

Постоянно ругала, отчитывала: то она одета не так, то причёска не подходит, то дергала её по различным поручениям, словно девочка не законнорождённая дочь барона, а бастард. Или вовсе прислуга здесь. Подросшая Ника даже думала, что мачеха приворожила отца и теперь вертит им как пожелает. Девочка не жаловалась, если вовремя замечали, её защищали нянечки.

Когда Ника из угловатого подростка превратилась в красавицу, округлилась фигурка в нужных местах и появилась миловидность в чертах лица, то придирки мачехи обострились. Младшую дочь барон слишком любил и баловал, и за проступки Лианы всегда доставалось старшей.

– Эриника, ты прямая наследница рода Веренборг. Ты обязана с гордостью носить великое имя предков, быть умной, рассудительной и целомудренной. И не уходить от ответственности, отвечать за свои проступки.

– Отец, но я… – поначалу она ещё пыталась возражать на несправедливые обвинения, но барон хмуро выслушивал объяснения и делал строгое лицо, грозил указательным пальцем и отрезал:

– Напакостила – будь добра держать ответ!

В такие мгновения Ника поджимала губы от несправедливости. Сдерживая слёзы, с достоинством выдерживала наказания, а затем убегала к Дианне, где уже позволяла себе выплакать на коленях старушки скопившуюся горечь обиды. Пожилая женщина утешительно гладила правнучку по голове, шептала ласковые слова, перебирая в пальцах русые косы.

– Терпи, моя милая, однажды ты покинешь отчий дом и столкнешься с новыми, более суровыми испытаниями. Но только от твоего выбора будет зависеть, как сложится твоя жизнь.

Говорила пра так уверенно, будто действительно знала, что случится, наперед.

– Стану ли я счастливой, как наказывала матушка? – спрашивала Ника, затаив дыхание и заглядывая в потускневшие от слепоты глаза пожилой женщины.

– Да, Ника, – отзывалась пра. – Таков удел женщин нашего рода. Вырастешь – и жрец посвятит тебя во все подробности, а пока поспи, незачем забивать прелестную головку тяготами рода.

И она засыпала под шепот прабабки о легенде дьявола из тумана.

Шли годы. Ника росла, старалась не принимать близко к сердцу изощренные нападки мачехи. С Лианой общего языка Ника так и не нашла, науськанная с детства матерью сестрица подставляла её по всем возможным фронтам.

Ника больше любила проводить время в уединении за рукоделием или музыкой. Особым местом для неё служило тихое местечко в дальнем уголке сада за поместьем, у края утёса. Из белокаменной старой беседки, обвитой диким плющом и розой, открывался потрясающий вид на просторы безмятежного моря.

Наследница могла пропадать там часами, иногда ночевала, заранее припася себе крохи ужина и воду. Вязала спицами, играла на арфе и бесконечно вглядывалась в линию горизонта, размышляя о призрачной свободе. Мечтала парить под перистыми облаками, как чайки, не привязанные к определенному месту оковами.

Привычная мерная жизнь разрушилась в один миг. Однажды Ника засиделась в беседке допоздна, и к ней прибежала запыхавшаяся Карнель.

– Вот ты где, негодница! – заворчала на подходе, изрядно перепугав задумавшуюся рукодельницу.

Придерживая юбку бархатного синего платья, чтобы, не приведи Триединый, не порвалась дорогая ткань, Карнель ковыляла по усыпанной серым камнем дорожке и огорошила «наиприятнейшим» известием:

– Отец наконец решился объявить дату твоей свадьбы! – Растрепавшиеся локоны чёрных волос, искривлённые в насмешливой ухмылке губы и подрагивающий второй подбородок делали женщину похожей на нахохленную ворону.

Ника внутренне обмерла.

– Как… свадьбы? – Спицы выпали из ослабевших рук на колени. Показалось, что она ослышалась.

– А что так удивляешься?! Давно пора. И так засиделась в девках! Девятнадцать зим скоро стукнет!

Мачеха ещё много чего говорила и расписывала в красках, а Ника сидела и молчала, оглушенная новостью. Но настоящий сюрприз ожидал впереди, когда до ушей наследницы долетело имя жениха.

– …Герцог Ридани?! – подскочила она на ровном месте, несчастные спицы и недовязанная цветастая шаль для прабабушки полетели на пол. – Но ему же, если не ошибаюсь, пятьдесят девять лет! Он стар и к тому же вдовец!

– Вот именно, ми-илая, – довольно подчеркнула мачеха. Потерев друг об друга ладони, она принялась перечислять достоинства герцога: – Форп Ридани опытен в житейских делах, состоятелен, поэтому ты будешь обеспечена до конца дней. И к тому же он маг! А маги, как ты знаешь, стареют медленнее, нарожаешь ему ещё кучу детишек и…

– Нет! Матушка, смилуйтесь! Не выдавайте меня за Ридани! – Ещё никогда Ника не позволяла себе так называть мачеху, упала перед ней на колени и обхватила руками за подол. – Прошу, за кого угодно, но не за старика!

На мгновение, всего на мгновение Нике показалось, что в карих глазах промелькнуло сочувствие, но Карнель жёстко закончила недосказанную мысль:

– …он единственный могущественный маг на континенте, с родом которого у нашей семьи заключен кровный договор. Это твой прямой долг. Встань, Ника Веренборг, и прими свою участь с честью!

Честь.

Кровный договор.

Долг.

Эти три понятия зазвенели в голове Ники набатом, перед глазами всё поплыло и закачалось, окружающие звуки стихли, слившись в жужжащий унисон. Сознание потонуло в спасительной темноте.

***

Когда она пришла в себя, за окном уже по крышам домов ползли сумерки, а макушка солнечного диска скрылась за верхушками исполинских гор. Повертев головой в стороны, Ника различила в полумраке очертания своей комнаты.

Сползла с кровати, машинально оправила помявшееся от долгого лежания коричного цвета платье с позолоченной вышивкой и подошла к висящему на стене зеркалу рядом со шкафом из светлого дерева. Голова её раскалывалась, в ушах всё ещё стояли отголоски невыносимого звона. Ника не ожидала, что на неё так сильно повлияет новость. Из зеркального отражения на неё смотрела уставшая молодая девушка. Ника потёрла пульсирующие виски указательными пальцами, двойник повторил движение.

Свадьба. С Ридани.

Всего два слова, но они обрушились на хрупкие плечи непосильным грузом. Обычно торжество вызывает уйму положительных эмоций и впечатлений… если суженый люб. Хотя бы не стар!

Нет! Отец просто не мог так поступить, это всё проделки мачехи, жаждущей скорее от неё избавиться. Пока ещё не поздно, нужно с ним поговорить!

Обув домашние туфли, Эриника решительно вышла из комнаты и отправилась на поиски отца. Барон нашёлся у себя в кабинете, через приоткрытую дверь Ника заметила сидящую на его столе Карнель: мачеха любила совать свой напудренный нос в мужские дела.

Стиснув зубы, Ника громко постучала, чтобы её заметили. Чарльз оторвал глаза от свитка и сосредоточил внимание на дочери. Сжал губы в тонкую линию, понимая, что Ника пришла оспаривать решение о свадьбе.

– О! Очнулась наконец! Какая-то ты слабая духом. Только не грохнись в обморок на церемонии, а то такой конфуз выйдет, – смолчать мачеха, как всегда, не смогла, она не сделала попытку слезть со стола, хоть это было и неприлично в присутствии падчерицы.

– Прошу, отец, я хочу поговорить с тобой. Наедине, – добавила Ника твердо, пропустив подколку мимо ушей.

– А я чем помешаю?! Я такой же член семьи, – нахохлилась Карнель, сдвинув изящные брови к переносице, и демонстративно сложила руки под внушительной грудью.

Ника не заходила в кабинет, настаивая на своём. Чарльз устало обвёл указательным и большим пальцем веки, вздохнул и велел супруге оставить их со старшей дочерью.

– Но, дорог…

Возмущения мачехи глава семьи оборвал строгим:

– Кара!

Прошипев про себя гневные ругательства, женщина ушла, не забыв «случайно» задеть падчерицу при выходе плечом. Ника стерпела, не желая устраивать сцен. Закусив губу практически до крови, она прошла в комнату и, уперев руки в боки, заявила:

– Отец! Я не хочу за Ридани! За что ты так со мной?

Чарльз удручённо покачал головой, поднялся из бархатного кресла и, прихрамывая, направился к Нике. Увечье барон получил в бою с флибустьерами двадцать лет назад, когда они совершили набег на Порт-Ниасль, с тех пор и ходит с тростью. Положив руки дочери на плечи, Чарльз произнёс:

– Милая моя Ника… Сожалею, но другого выхода у нас нет. Форп теперь единственный наследник Ридани. И герцог вовсе не стар, как ты считаешь, его силы подпитывает магия, и он…

Ника дёрнулась, сбросив неожиданные объятия отца, подобную песнь она уже слышала от мачехи.

– Но почему именно Ридани? Неужели нет других влиятельных семей? Что ещё за брачный договор? Что за тайны о нашем роде вы все от меня скрываете?! – Она скрестила руки на груди так же, как и мачеха совсем недавно, и замерла в ожидании правды, сверля отца пытливыми глазами.

– Ника, всё не так просто… – Барон отвёл взгляд к тлеющей свече на столе.

– Так расскажи мне. Я уже достаточно взрослая, раз собираешься против воли выдать меня замуж.

– Упрямица. Что ж. – Чарльз вернулся к столу, выудил из недр потайного шкафчика небольшую шкатулку, раскрутил рукоятку своей трости в виде головы филина и достал из углубления ключ на бордовой верёвочке.

Подняв в изумлении брови, Ника с замиранием сердца наблюдала, как, порезав большой палец, отец капнул кровь на… веревочку и, впитав алую жидкость, она засветилась голубоватым свечением. Теперь понятно, почему нить бурая. За множество лет она успела вдоволь насытиться чужой кровью. Нику передёрнуло.

Меж тем мерцание перешло на сам ключ, и только после этого Чарльз вставил его в замочную скважину шкатулки. Ника обратила внимание, что на верхушке тоже вырезано изображение совы.

Чарльз достал из родового тайника пожелтевший от времени свиток и протянул дочери. Ника взяла его дрожащими руками, осторожно развернула и принялась вчитываться. Содержимое было написано на древнем языке, благо нянечки многие годы вдалбливали необходимость знаний этого языка.

В свитке значилось, что род Веренборг – потомственные носители дара Видящих. Но дар просыпается лишь в крови дев. После инициации они обретали способность выходить в астрал, принимая призрачную форму хранителя рода – птицы, и могли отыскать то, что спрятано от глаз человеческих в Незримом мире. А более сильные наследницы могли вселяться в тела настоящих птиц и управлять ими.

Многие маги желали заполучить женщину рода Веренборг, чтобы отыскать различные клады из легенд в угоду своей алчности и жажде власти. В старину из-за дев зачинались кровопролитные войны и сражения, пока это не привело к вымиранию носительниц дара Видящих, потому что не каждую магию в крови мужчин могли принимать девы Веренборг.

После долгих проб и ошибок могущественный род, наиболее подходящий по магическим потокам, такой как Ридани, стал заключать скреплённые магическими печатями брачные договоры с отцами девушек Веренборг, обязуясь беречь носительниц дара. Не использовать их способности во вред и ради корысти.

– Так… погоди, погоди! – Ника зажмурилась и выронила свиток, от обилия новой информации у неё снова разболелась голова. Переварив прочитанное в мыслях ещё раз, она спросила у отца: – Но ты ведь не рода Ридани… тогда почему мама вышла за тебя?

При упоминании первой жены барон вздрогнул и потупил взгляд. Отвернувшись от дочери, он отошёл к панорамным окнам и подставил горящее от воспоминаний лицо порывам ночного ветерка, проникающего через приоткрытые ставни. Ника ждала ответа, ничего не понимая в странном поведении отца. Вскоре Чарльз заговорил:

– Мы встретились с Аурелией случайно. Я тогда приехал в этот город по важному поручению. Твоя мать была воспитанницей Приюта Милосердия Триединого, она не знала, что принадлежит к великому роду. Во времена её рождения шла война, и много беженцев прибыло на континент. Её родители погибли, и девочку определили в приют. В тот день Аурелия налетела на меня, когда я шёл в госпиталь, я заглянул в её перепуганные зелёные глаза и… больше не смог отпустить.

– Но как вы узнали, что мама Веренборг?

– После… первой брачной ночи. Тогда под утро я услышал совиный крик и проснулся, твоя мать лежала рядом, кожа её была белее, чем снег в горах. – Барон набрался смелости и наконец обернулся, руки его были сцеплены за спиной от волнения. – Она прошла инициацию, улетела из тела духом и не понимала, как вернуться. Я слышал её плач, но ничего уже не мог исправить.

Ника едва не отшатнулась, заметив блестящую влагу в голубых глазах отца.

…Так он всё же любил маму.

– Это я виновен в том, что Аурелия так рано умерла. Наша магия не подошла друг другу, и источник твоей матери высох за два с половиной года, не подпитываемый мной. Я никак не мог ей помочь… Её магия отвергала мою и причиняла ей невыносимую боль. Прости… если когда-то сможешь.

– Папа…

Не думая ни о чём, Ника бросилась отцу на шею. Слёзы градом катились по щекам, но ни Ника, ни барон не замечали их горечи и соленого привкуса. Чарльз сильнее сжал в объятиях дочь, сожалея, что избегал её все эти годы из чувства вины и своей трусости. Он проводил ладонью по русым волосам Ники, ощущая их шелковистость, продолжая изливать наболевшую душу:

– С той роковой ночи я зарёкся когда-либо притрагиваться к ней как муж, опасаясь усугубить ситуацию. Вскоре мы узнали, что ждём тебя. Слава Триединому, ты родилась в срок и здоровой малышкой. Ника, это жуткое мучение – ждать неминуемой кончины любимого человека. Я корил себя за эту ошибку.

Барон отстранился, заглядывая дочери в глаза.

– Мы обратились к храмовникам, к главе города, они изменили запись в нашей родословной на имя Веренборг и предоставили в пожизненное пользование это поместье. А потом они к нам привезли Дианну, надеясь, что хоть она сможет помочь Аурелии. Не знаю, каким образом им удалось отыскать её родную бабушку, скорее всего в их летописях регистрируются все записи о родословной представительниц Веренборг. Но Дианна тоже не смогла облегчить участь твоей матери. Дар Дианны оказался слишком слаб из-за детской травмы.

К горлу Ники подкатил тугой ком, она поспешила вывернуться из отцовских рук и стрельнула укоризненным взглядом из-под полуопущенных ресниц.

– Если… – Губы задрожали от переизбытка эмоций. Раньше она не осмеливалась заговаривать на эту тему. – Если ты так любил маму, то почему женился на Карнель практически сразу же! Да ещё и… Лиана!

Нику трясло от испытываемых чувств, смешались и обида за мать, и не утихнувшая боль утраты. Ярость кипела, ворочалась в груди ядовитой змеёй, требуя ответов.

– Эриника…

Чарльз сглотнул вязкую слюну, дыхание его застряло в лёгких. Страх быть непонятым, отвергнутым дочерью пережал горло колючей проволокой, но барон сумел выдавить из себя:

– Я обещал Аурелии, что смогу вырастить тебя обеспеченной, что ты ни в чём не будешь нуждаться…

Ника не выдержала и перебила:

– Отец! И при чем тут Карнель?!

От крика дочери Чарльз вздрогнул, словно его ощутимо хлестнули плетью по спине. В груди стало тесно от боли собственного предательства перед первой женой. Кулаки барона сжались.

– Ты не помнишь, поскольку была слишком мала, но, когда умерла Аурелия, к нам в дом заявились жрецы и потребовали, чтобы я снова женился после траура. «Не пристало наследнице великого рода расти без материнской любви и ласки», – заявили они. А как стал известен пол ребёнка, к нам наведался Верховный Апостол и потребовал заключить брачный договор с Ридани.

Ника слушала и ужасалась. Как у властителей и жрецов Триединого всё просто и быстро! Ноги ослабели, и она рухнула в кресло. Правда придавила каменной плитой.

– С Карнель у нас брак по расчету, а ребенок в течение года – одно из условий договора, иначе отец лишил бы её наследства. Не я выбрал её себе в супруги. У меня не оставалось иного выхода.

У Чарльза закололо кончики пальцев, захотелось утешить дочь, но не решился. Мог лишь стоять, сжимать и разжимать кулаки.

– Мне жаль, Ника. Твое замужество… Изначально брачный договор заключался с молодым наследником, но, к сожалению, юный господин погиб при трагических обстоятельствах пятнадцать лет назад. Теперь же… из живых Ридани остался только Форп.

Отец сокрушенно покачал головой и добавил:

– Дочка, если ты свяжешь свою жизнь с кем-то помимо Ридани, то… просто погибнешь.

Просто погибнешь.

Громкое эхо ещё долго отзывалось в пустой голове.

Глава 2

Красавец сокол поднырнул под пышное облако и спикировал вниз к беспокойному зеркалу океана. Самцу не терпелось узнать, кто такой смелый и глупый забрёл в Мёртвые воды. Затерянный лабиринт никого не щадит, останки множества кораблей и моряков, а также их краденое золото с другими сокровищами покоятся на морском дне.

Черный, как камень оникс, огромный корабль безжалостно рассекает волны, ведомый капитаном, за которым стелется шлейф грозной славы и холодного расчёта. Поверженные волны тихонько стенали и бились о борт корабля, играли лазоревыми бликами в лучах полуденного солнца.

Сокол пустился в вираж, снизился и стремительно пронёсся над палубой мимо сонных, но знающих своё дело матросов, взмыл вверх и вцепился острыми когтями в мачту, желая немного понаблюдать за непрошеным гостем. Скосил глаза-бусинки для наилучшего ракурса, однако пируэты не могли быть не замечены хозяином судна. Не успела птица просидеть и полминуты, как её согнала арбалетная стрела.

– Лети прочь и предупреди ведьму о моем визите.

Низкий грубый голос сопровождается испуганным соколиным криком, а спустя пару мгновений с бордовых парусов под ноги пирата приземлились выпавшие коричневые перья. Мужчина насмешливо хмыкнул и наступил на них носком кожаного сапога.

– Трусливая птица. – Из провала капюшона лицо не разглядеть, но смельчакам обычно хватает поймать злой алый взгляд и уяснить, что связываться с этим человеком лучше не стоит.

Мужчина в плаще прошёл и встал за штурвал, собираясь лично повести корабль – своё детище – через опасные скалистые участки, чтобы наконец добраться до искомого затерянного острова.