Александр Скок
Последняя пьеса Земли
Глава 1
Денис Терещенко отпахал дневную смену, сдал троллейбус и по обыкновению расписался в путевом листе. Подвинул его в окошко диспетчеру. Когда он вышел из здания, поздоровался с механиками, которые смолили сигареты. Прыгнул в стоявшую неподалеку «Ниву», вырулил из троллейбусного депо и помчал по улице.
Солнце жгло нещадно. В Армавире настала июльская духота. Казалось, что достаточно чиркнуть спичкой, чтобы все взлетело на воздух.
Остаток дня Денис намеревался провести в гараже. Гараж у него был обустроен по уму: кальян, диван, кондиционер и музыка. Там его дожидалась раритетная «Волга», которую он купил у коллекционера за полцены. Надо было довести до ума двигатель. Как раз запчасти по почте подоспели. А потом он намеревался сделать жене сюрприз – сегодня была годовщина свадьбы. Они уже восемнадцать лет вместе, хотя Денис всегда шутил, что тридцать шесть: ему год за два шел. Анютка на такой юмор не обижалась.
Заехал в пивной ларек и попросил сделать ему две полторашки. Продавщица подошла к кассе, постучала по клавишам.
– Рыба, чипсы? – между делом спросила она.
– Нет, спасибо. И так хорошо заходит.
– Нашей бонусной картой пользуетесь?
– Не-а. Плачу картой.
Приложил пластик к аппарату, и в этот момент на улице раздался визг шин, потом хлопок и перезвон стекла. Терещенко бросил взгляд в окно.
Поперек дороги стояло разбитое такси, из-под капота струился сизый дымок. Рядом – грузовик.
– Ой, мамочки! – выдохнула продавщица, смотря на машины. – Как же это они так?
– Видимо, водитель мусоровоза плохо спал, раз не пропустил. А вот водителю такси и пассажирам, видимо, кирдык.
– Ужас-то какой, – девушка захлопала накладными ресницами.
Продавщица сложила полторашки в пакет, и Денис двинул на выход.
Когда добрался до дома, то водрузил бутылки на кухонный стол, скрутил крышку полторашки. Подошел к окну, посмотрел на игровую площадку – как там его младший сын Алеша? Он держался особняком от своих сверстников, играл с пластилиновым самолетиком. Такое поведение в социуме было для Алешки нормой. Парень тихий, и интересы у него совсем другие, нежели у его друзей. Гонять голубей, играть в войнушку и рассекать на велосипеде – не для него. Ему больше нравилось собирать пазлы и часами лепить из пластилина. Денис и Анюта помнили себя в детстве другими. Сначала Денис думал, что его сын такой из-за болезни. У паренька врожденный сахарный диабет. Но док заверил, что недуг ни при чем. Просто все дело в характере.
Терещенко глотнул пива и подумал, что пора купить Алешке набор для склейки модели самолета и был готов оплатить его своей золотой кредиткой.
Старший сын Юра был недалеко – сидел со сверстниками на лавке, присматривал за братом. Лонгборды пирамидкой были приставлены к лавке. Рядом сидели двое парней и две девчонки. На лавке – полторашка ситро. Денис заметил, что уж больно ситро пенилось, когда подростки прикладывались к горлышку и ставили бутылку на лавку. Он подозревал, что лишь по этикетке это было ситро, а внутри – пиво. Такие посиделки сына ему не нравились, хотя он понимал, что возраст у него такой – скоро восемнадцать. Сам Денис в его возрасте был не лучше и хорошо усек, что, запрети он сыну пить пиво, это лишь раззадорит его, ведь запретный плод сладок. Терещенко предпочитал проводить поучительные беседы о вреде алкоголя, о его влиянии на здоровье и о том, какие плохие поступки можно совершить на пьяную голову. Юра заверял его, что имеет голову на плечах и вообще из всей компании он самый здравомыслящий в любой ситуации.
Иногда Денис ловил себя на мысли – и она его не на шутку пугала – что сын пьет пиво не в силу возраста, а из-за своей генетики. Денис и Анюта усыновили его, когда ему было четыре. Терещенко знал, что его настоящий отец любил прикладываться к бутылке, что и сгубило его.
При мысли, что мальчик может стать копией настоящего отца, Денис всегда старался рассуждать здраво: воспитание, которое дает Анюта со своей заботой и любовью, не даст пойти по стопам биологического отца.
Сделав глоток, Денис убрал полторашку в пакет и отправился в гараж.
***
Вернулся в квартиру поздно вечером.
– Я дома, – сказал он с порога и стал снимать кроссовки.
Но ему никто не ответил, хотя Анюта всегда отвечала. Терещенко скользнул взглядом по лонгборду, который был прислонен к стене, потом заметил, что Юриных кроссовок нет, значит, сын оставил свой лонгборд дома и пошел гулять с друзьями.
В зале бубнил телевизор. Денис прошелся по квартире – Анюты нет. Глянул на наручные часы: 22:30. Вообще пропадать по вечерам – это не про нее. За все время, что они вместе, так случалось всего несколько раз, когда она случайно встречала университетских подружек и засиживалась в гостях допоздна. Но всегда предупреждала, что задержится. Терещенко вздохнул и бросил взгляд на диван – Алешка спал на нем с пластилиновым самолетиком в руке.
Перенес сына в детскую и, вернувшись в зал, бухнулся в кресло, машинально пролистал каналы и набрал Анюту. Абонент недоступен. На миг почувствовал тревогу и не на шутку забеспокоился, в голову пришла мысль: а может, с ней что-то случилось? От этой мысли внутри стало чертовски неуютно. Будто все внутренности сковало колючим инеем. Но потом успокоил себя, решив, что жена встретила какую-нибудь давнюю подружку из университета и зависла у нее в гостях. А предупредить его, что задержится, просто-напросто забыла. Ну как оно обычно бывает: разговоры-женская трескотня, один фужер шампанского, другой – и уже середина ночи.
Он включил футбол и растекся в кресле. Прикрыл глаза и через миг погрузился в сон, совершенно не подозревая, что с завтрашнего дня его жизнь никогда не будет прежней.
***
Небо было чистым, и звезды мерцали как никогда ярко.
Терещенко сел за руль троллейбуса, когда на часах было ровно шесть утра. Обычно светало в пять, может, чуть раньше. Но почему-то сегодня все было по-другому. Денис не придал особого значения темному утру, да просто его не заметил – был увлечен бытовой суетой.
Анютка так и не пришла. Даже старший сын вернулся раньше нее, еще до полуночи. Набрал жене, как только проснулся, но абонент был до сих пор недоступен. Терещенко решил, что, когда она вернется домой, устроит ей хорошую взбучку за такой загул.
Включил освещение салона. Потом проверил, не забыл ли взять билетную ленту. Кондуктор ему в пару не полагался. Контора была на грани банкротства и сократила всех кондукторов. Теперь водители сами обилечивали пассажиров.
Точно по графику, ровно в шесть двенадцать, Терещенко выехал из депо и поехал по маршруту.
Денис остановил троллейбус на остановке «Героев-чернобыльцев» и побарабанил пальцами по рулю. Он испытывал странное чувство дискомфорта, природу которого не мог понять. Сначала он думал, что причина этого в пропавшей жене. Но потом понял, что она тут ни при чем. Нет, конечно же, ему было тревожно за жену, но суть дискомфорта крылась в чем-то другом. Он перебрал в памяти бумажки – все ли документы оформил перед выездом из депо. Все было в порядке. В какой-то момент он окинул взглядом приборную панель и задержал взгляд на тумблере освещения салона. Тумблер был в положение «вкл». Терещенко бросил взгляд на наручные часы: стрелка щелкнула на шесть сорок пять. И он спросил себя, что какого-то черта снаружи было все еще темно? Денис наконец-то понял, что темнота в такой утренний час и вызывала у него чувство дискомфорта. Терещенко прильнул к окну и поднял глаза к небу: необычно ярко мерцали звезды, не было ни малейшего намека на рассвет.
Откинувшись на спинку кресла, Денис потер щетину. С одной стороны, было забавно, что до сих пор темно, а с другой, ощущал мерзковатое предчувствие тревоги и неприятное ощущение надвигающейся беды.
В приоткрытую дверь кабины из салона заглянул дед:
– Который час? Не светает что-то.
Денис выбил сигарету из пачки:
– Шесть сорок восемь, дедуль.
Дед хмыкнул.
– Так неверно они у тебя ходят. Темно ведь еще.
– У нас с часами строго, дед. По графику работаем.
Старик пробормотал что-то себе под нос и пошаркал на свое место.
На конечной у Дениса выдалось десятиминутное окно, и он заглянул в диспетчерский домик.
У Сергеевны – диспетчерши, бубнил телевизор. Цикорий в кружке исходил паром.
– Это что творится-то, а? – начала Сергеевна своим звонким голосом, когда появился Денис.
– А что творится, Сергеевна?
– Как что? Солнце пропало!
Денис положил перед ней билетную ленту, чтобы она списала номер крайнего билета.
– Я на «Героев-чернобыльцев» это понял, что не по времени темно. Ненормальная тема какая-то.
Денис подошел к кулеру и налил стаканчик холодной воды:
– Что по ящику говорят?
Сергеевна переписала номер билета и стянула с носа очки для чтения:
– А ничего не говорят. Сижу, жду вот, как на посту. Сам-то что думаешь?
Денис осушил стаканчик и довольно выдохнул:
– Все будет пучком. По ящику скажут, что все хорошо.
– Дай бог, дай бог.
Она закусила дужку очков:
–А что будет, если так и дальше продолжится?
Денис повернулся к окну. Ответа на ее вопрос у него не было.
Авто ползли в пробке по проспекту. Терещенко пробежался глазами вдоль пробки до конца улицы и спросил:
– Где сегодня сто первый?
– Не вышел. Заболел. А зачем тебе он?
– Да так… дело есть одно.
Сто первый должен был ему пять тысяч. И Денис намеревался напомнить ему, что пришло время отдать долг.
– А кто вместо него? – спросил он.
– Света Чайка.
– Тру-ту-ту… Светик-цветик-семицветик.
Кучерявая блондинка свела с ума половину депо. И Терещенко тоже на нее иногда поглядывал.
Сергеевна вытащила из стола ящик, достала пузырек валидола. Накапала в кружку с водой:
– Сны что-то плохие в последнее время. И такая жуть, такая жуть!
Терещенко повернулся к ней, и Сергеевна продолжила:
– Снился Петька мой покойный. На вокзале был. Как будто ждал что-то. Не меня ли?
– Да брось! Тебе еще жить и жить.
– Ой, не уверена! – она прильнула к стакану.
Денис бросил взгляд на часы:
– Сообщай, если что по новостям скажут, – и пошел к троллейбусу.
11:00
Солнце не появилось. И Терещенко все больше начинал нервничать и чаще барабанить пальцами по рулю. Половина пачки уже скурил. Мысль, что все обойдется, что все наладится и начнет светать, почти умерла. Денис уже окончательно понял: происходило что-то плохое.
Но хуже этого было то, что жена так и не включила телефон. И Денис стал все чаще подумывать, не случилось ли с ней беда?
Остановил троллейбус на светофоре, закурил, и в этот момент зазвонил телефон. Экран показывал, что звонил старший сын Юра. Денис затянулся и принял звонок:
– Да, слушаю. Что у тебя там?
В трубке была тишина.
– Алле, – громко сказал Денис.
– Пап, почему на улице темно? – спросил Алешка и всхлипнул. Он почему-то говорила шепотом.
– А, это ты. Сам бы хотел знать. Ты там как? Почему говоришь шепотом?
– Мне страшно. Я спрятался в шкаф. Ты можешь приехать?
– Ну вот еще чего! Я на работе.
– Я хочу к маме!
– Мама скоро приедет. Подожди чуть-чуть. И вылезь из шкафа. Окей?
– А что если она умерла?
– С чего ты взял? Она скоро придет.
– Просто мне страшно.
Денис вздохнул. Затянулся и взял телефон другой рукой:
– Брат далеко? Можешь дать трубку?
В динамике послышалась возня. И когда младший передала трубку Юре, Денис спросил:
– Ну что там у вас? Все нормально?
– Вроде, – ответил Юра.
– Из квартиры ни ногой, понял?
– Ладно. А что происходит?
– Не знаю. Просто почему-то солнца нет. В общем, ты присматривай за братом. И как мать придет, пусть мне позвонит.
Денису загорелся зеленый свет.
– Все, давай, ехать пора, – и он сбросил вызов.
На следующем светофоре Денис встал в пробке в левом ряду. Всем здесь нужно было налево: улица уходила на мост и вела в центр города. По закону подлости правый ряд двигался чуть быстрее. Впереди, через несколько машин, стоял желто-красный сто двадцатый троллейбус с рекламой M&M’s на боках. На сто двадцатом сегодня работал Леха Демидов.
Терещенко отправил ему голосовое сообщение: «Привет. Что там впереди?»
«Два придурка догнали друг друга».
«Теперь график к черту летит».
«Есть такое дело».
Терещенко побарабанил пальцами по рулю и окинул взгляд пробку. Встречка двигалась в плотном потоке, что для нее нехарактерно в утренний час. Обычно утром все люди спешили в центр, а вот в обратную сторону всегда было мало машин. И Денис подумал, что встречка вела на выезд из города. Это навело его на мысль: а не сматывались ли все эти люди из города? Может, они знают что-то такое о происходящем, о чем Денис не в курсе?
«Куда делось солнце, как думаешь? Может, все эти люди валят из города?» – Денис отправил голосовое.
«Думаю, что всем до лампочки, что солнца нет. Им главное, чтобы интернет был. Если в кармане есть интернет, значит, все идет по плану».
«Сам-то что думаешь обо всем этом?»
«Не нравится мне все это, Денчик. Если бы не смена, свалил бы на дачу с семьей».
«Думаешь, уже стоит валить?»
«Однозначно. Если солнца нет, тут два варианта: либо Земля больше не вращается, либо что-то с солнцем».
«Может, затмение?»
– Может, и затмение. Но чтобы на несколько часов… не припомню, чтобы так когда-то было… сегодня в двенадцать будет обращение президента. Может, он все прояснит?».
Терещенко потер щетину и еще раз окинул взглядом пробку. Он мог вырулить в правый ряд и поехать мимо пробки прямо по улице – в депо. Все равно у него уже настал полуторачасовой перерыв. Такой долгий перерыв – обычное дело в жаркую погоду, ведь в кабине троллейбуса не было кондиционера. И поймать тепловой удар было проще простого.
Зазвонил телефон. На экране высветился незнакомый номер и цифры были совсем не привычные. Денис сдвинул зеленую трубку:
– Слушаю.
– Денис Евгеньевич?
– Да.
В ответ собеседник пробормотал:
–Следователь следственного отдела старший лейтенант полиции Винокуров Игорь. Кем вы приходитесь Анне Викторовне Терещенко?
– Муж.
– Она погибла в ДТП. Вчера. Соболезную.
Денис нервно хохотнул, а потом умолк и уставился в пустоту. В груди расползался холодный и колючий иней.
– Нужно, чтобы вы приехали на опознание в центральный морг. К двенадцати сможете?
В пробке раздался гудок черного джипа, водила был какой-то нервный тип, видимо, куда-то спешил, и Денис вышел из ступора:
– А почему только сейчас мне сообщили?
– У вашей супруги документов при себе не было. Пока установили личность, сами понимаете, дело не быстрое.
– Как она… погибла?
– Такси не успело затормозить и… в общем, в грузовик. Ну так что, сможете к двенадцати?
Следователю явно было не до объяснений. У него таких как Терещенко – вагон. И с каждым беседы вести нет времени. Да и пофиг было следователю и на Анютку и на Дениса, не чувствовал чужого горя, потому что зачерствел. Работа такая, всем соболезновать не получится. С катушек слетишь.
– Да, думаю, да. А где это произошло?
– На улице Ленина. Напротив «Пивстопа». Док сказал, что она не сразу… если бы кто-то вовремя зажал артерию, то бы, наверное, был бы шанс… но сами знаете, как у нас бывает… все просто смотрели, никто не подошел.
Денис закрыл глаза, поняв, что он видел, как Анютка погибла. Он был там. Был. СУКА!
– Хорошо. Жду, – ответил следователь.
Следователь отключился. Терещенко сунул телефон в карман, потянулся за пачкой сигарет, которая лежала на приборной панели. Закурил, а потом тихо заплакал. Он все видел, ВСЕ ВИДЕЛ! И не пришел на помощь. Может если бы он тогда оказал ей первую помощь, может она была бы жива? Вот дерьмо! ДЕРЬМО! ДЕРЬМО!
Покурил, и вроде стало легче. Вывернул руль, вклинился в правый ряд и поехал прямо. Миновал перекресток и остановил троллейбус на остановке. Открыл все двери. Сообщил в громкоговоритель, что по техническим причинам троллейбус дальше не следует.
«Что сделано, то сделано», – успокаивал себя Денис, подъезжая к депо. За то, что он свалил с линии, его могут и премии лишить, и даже уволить. Но ему сейчас было все равно.
Когда он заехал в депо, припарковал троллейбус возле забора. Выключил свет, опустил «рога». Тенью прошел мимо окна диспетчерской. Внутри стоял бубнеж голосов. Видимо, в диспетчерской разгорелись нехилые дебаты насчет того, куда могло деться солнце. Закрыть путевку Денис решил завтра, поэтому на ходу сложил ее в квадратик и сунул в карман.
Терещенко прыгнул в «Ниву», крутанул зажигание и под покровом темноты прокрался до ворот. Вырулил на улицу. В зеркало он увидел, как ему махал в след сторож и что-то отчаянно кричал. Но Денису было не до него.
До самого конца Денис надеялся, что произошла какая-то ошибка. Что Анюта жива.
Но в морге была она. Опознал. Бледная, глаза приоткрыты и как у куклы. Анюта почему-то лежала на каталке в коридоре. Работник морга сказал, что холодильник под завязку. Какое-то ОРВИ косит всех без разбору. Остались места только для VIP-персон.
Еще работник морга сказал, что тело выдадут не раньше, чем дня через четыре. Очередь. Можно было ускорить процесс, но денег Денису хватало только на похороны. И то впритык.
Следователь ушел, когда получил от Дениса все, что хотел. Работники морга тоже разбрелись по делам. Терещенко остался со своей Аней. Долго смотрел на ее лицо. Изменилось. Заострилось. Как будто это не она была. Не хотелось ему плакать, и не хотелось с ней говорить. Он почему-то вообще ничего не чувствовал. Даже хотелось посмеяться. Но он знал это состояние, это у него такое уже было. Когда брата хоронил тоже поржать тянуло, а потом пять лет брат из головы не выходил, думал о нем, вспоминал о том о сем.
Перед тем как уйти, пообещал Анютке, что еще увидятся. Не прощался.
Вернулся домой. Алешка играл с конструктором. Юра валялся на диване и разгребал что-то пальцем на экране телефона.
Переместился в кухню и сел за стол. Мелькнула мысль: надо об Ане родне сообщить. А кому? Родителей у Анютки не было. Детдомовская она. Был у нее родной брат, на Байкале живет. Вот и вся родня. Но Денис с ее братом был на ножах. Звонить желания не было. Отправил короткое сообщение, мол, погибла в ДТП.
Своей родне Денису сообщать не надо, не общался он ни с отцом, ни с матерью. Они у него банкиры московские, элита типа, и его хотели банкиром сделать. Но не по душе ему было все это: терпеть не мог их тусовку. На зло отцу в армию ушел, а когда отслужил и вовсе стал жить отдельно. Сам свою жизнь выстраивать. Ни сестер, ни братьев у него не было.
Теперь надо было рассказать сыновьям. Тут дело сложнее. Смс-кой не отделаешься. Старшему сказать было проще, взрослый уже. А вот Алешке… он был сильно привязан к Анютке. А вдруг он с катушек слетит, если Денис ему расскажет? Да и как рассказывать о смерти матери семилетнему пацану? Не в лоб же? Денис решил Алешке ничего пока не говорить. Надо было подумать, какие подобрать слова.
В кухню вошел Юра. Сел напротив.
– Ну как у вас? Все спокойно? – спросил Денис.
– Вроде. А ты узнал что-нибудь? Что происходит?
– Без понятия, что происходит.
– Чего бледный? Случилось что?
– Хочу кое-что тебе сказать, – сказал Денис и, помолчав, проговорил:
– В общем, я скажу прямо, Юрец. Мать умерла. ДТП. Вчера.
Юра молчал несколько секунд. Смотрел в стол, приоткрыв рот. Потом хрипло спросил:
– Как?
– А вот так, – вздохнул Денис. – Ее такси прямо в мусоровоз. Наглухо, в общем.
Денис поднялся и подошел к окну. Посмотрел на небо.
– Что теперь будет? – тихо спросил сын.
– Что, что… не знаю, что. Ничего не будет. Похороны. Брату пока не говори. Сам скажу.
Юра шмыгнул носом. Потом негромко кашлянул:
– Можно мне к ней? Где она?
– В морге. Пока не надо туда. Потом…
Терещенко повернулся к сыну. Юра смотрел в стол. Денис подумал, что надо ему как-то переключить внимание.
– Что в интернете пишут насчет темноты? – спросил.
– Что Земля могла остановиться. Поэтому у нас темно. Пишут, что если так и дальше все пойдет, то через неделю у нас будет минус двадцать. А через месяц минус двести.
Денис нахмурил брови. А потом усмехнулся:
– Что за бред? Не может Земля остановиться. Это невозможно. Просто это все солнечное затмение.
– А что если не бред?
– По ситуации посмотрим. Давай решать проблемы по мере их поступления.
– Пойду полежу.
– Давай. Ты только держись. Будь мужиком. Прорвемся.
Сын кивнул и ушел. Денис открыл морозилку и достал коробку от телефона. В ней хранилась заначка на черный день – почти сто тысяч. Вытащил деньги и положил на стол. Он подумал, что стоило бы позвонить в ритуальные услуги. Зазвонил телефон. Снова неизвестный номер.
– Алло, – ответил Денис.
– Тебе конец, – угрожающе прошипел незнакомый голос.
– Кто это?
– Ты сбил мою жену. Лето, август. Помнишь? Тебя не посадили. Пришло время возмездия.
– Смольский, ты? Она сама кинулась. Суд доказал.
– Не-ет, это ты виноват. Знаешь, каково каждый день видеть свою жену в инвалидном кресле? А она у меня красавица. Была. Теперь я с тобой за все поквитаюсь, – Смольский захохотал шепотом, как демон. – Какая там у тебя квартира? Двадцать седьмая? Жди.
– Тебя посадят. Я заявлю в полицию.
– Вперед. Только закона больше нет. Мир летит к чертям, скоро ментам будет не до нас с тобой. И меня никто не закроет. Я уже выехал.
В трубке раздались гудки.
Терещенко вспомнил эту историю. В прошлом августе смена выдалась та еще. Денис работал пятнадцать часов. По закону столько времени нельзя находиться на линии, но в депо была нехватка водителей. Половина из них не вышла на смену – бастовали из-за задержки зарплаты.
Он на миг уснул прямо за рулем, клюнув носом, и в этот момент какая-то ополоумевшая решила перебежать дорогу. Денис увидел ее перед самым троллейбусом. Хорошо, что женщину не затянуло под днище, а откинуло на тротуар. Дальше полиция, разбирательства, суд. Ему неимоверно повезло, что в крови супруги Смольского был найден алкоголь. И суд признал Дениса невиновным. Плохо, что женщина сломала позвоночник и стала инвалидом.
Конечно же, ее муж был не согласен с судом. Считал, что Терещенко виноват. И теперь он решил поквитаться.
В любой момент Смольский мог заявиться под дверь. Вроде бы его сын держал в городе оружейный магазин. Несложно было догадаться, что Смольский придет не с пустыми руками. Терещенко подумал мгновение. Прикинул все расклады.
Можно было остаться в квартире и дать отпор. Но вот если у Смольского будет оружие, Денис не знал, чем все закончится. У Терещенко в шкафу лежал травмат. Но травмат – он и есть травмат. Против огнестрельного оружия не попрешь.
От греха подальше решил, что лучше будет уехать в загородный дом, ну как дом, дачка небольшая. Переждать там, пока Смольский остынет. Но сначала надо было закупиться продуктами, потому что запасов еды там не было.
Предупредив Юру, чтобы никому не открывал дверь, Терещенко закрыл квартиру, слетел вниз по лестнице и, выскочив во двор, прыгнул в «Ниву».
Припарковав машину возле супермаркета, заметил, что на другой стороне дороги четверо парней терлись около павильона быстрых займов. На головы накинуты капюшоны…
Денис вошел в супермаркет и, взяв тележку, направился искать стеллажи с тушенкой.
Терещенко разительно отличался от всех остальных посетителей – главное для него было как можно быстрее купить еды. Торопился, потому что боялся, что мирная жизнь вот-вот может рухнуть и начнутся беспорядки. Ведь цепная реакция уже пошла. Он особо не смотрел на цену, не вчитывался в состав и не искал срок годности. Кидал все в тележку. Посетители же глазели на ассортимент стеллажей и лениво толкали тележки вперед, как будто сегодня был вполне обычный день и никакой темноты не настало. Впрочем, для них так оно и было. Они просто еще не успели осознать, что происходит. Думали, что все вернется на свои рельсы и вот-вот день наступит. Страшно подумать, что здесь будет через несколько дней.
Вот две девчули глазеют на стеллаж с шампанским. Первая хочет розового, а вторая вообще тянется к бутылке мартини.
Двинул дальше. Миновал ворчащую на высокие цены бабищу. Метнулся мимо стеллажей со всякой мелочью для авто. Потом взял дюжину банок с тушенкой и консервированную гречневую кашу. На ходу покидал в тележку колбасу, сыр, хлеб и коробку яиц. Должно хватить с избытком.