Сказки Беатрис Поттер

Детские стишки Сесили Парсли

ДЛЯ МАЛЕНЬКОГО ПИТЕРА ИЗ НОВОЙ ЗЕЛАНДИИ

Детские стишки Эппли-Дэппли

Портной из Глостера

Дорогая моя Фрида,

Я знаю, что ты очень любишь сказки и вдобавок приболела, поэтому я написала эту историю специально для тебя – совершенно новенькую, никто ее еще не читал.

И что самое любопытное – я услышала эту историю в Глостершире, и вся она, от начала до конца, правдива. И про портного, и про сюртук, и про «не хватило шнурка»!

Что ж, зеркало придется покупать

Да завести десятка два портных

Во времена мечей, завитых париков и широкополых сюртуков, расшитых цветами, когда джентльмены носили кружева и шнурованные золотой нитью камзолы из шелка и тафты, в Глостере жил да был один портной.

Он с утра и до самой ночи сидел, скрестив ноги, на столе у окна своей маленькой лавки на Вестгейт-стрит.

И весь день, пока хватало света, он шил, кроил и резал атлас, помпадур и люстрин – ткани в то время назывались весьма причудливо и стоили очень дорого.

Но пусть для своих соседей портной шил из тонкого шелка, сам он – маленький старичок в очках и изношенной одежке, с исхудалым лицом и скрюченными пальцами – был очень, очень беден.

Кроил сюртуки портной так, чтобы не оставалось лишней вышитой ткани, поэтому на стол падали только самые крошечные обрезочки. «Слишком узенькие – разве что на камзолы для мышек», – говорил портной.

Однажды, перед Рождеством, когда свирепствовал мороз, портной взялся выполнять заказ самого мэра Глостера: сюртук из вишневого шелка, вышитого фиалками и розами, и камзол из кремового атласа, отороченный кисеей и зеленой синелью.

Портной все трудился и трудился – и за работой болтал с сам с собой. Он отмерял шелк, вертел его во все стороны, делал ножницами разрезы, и вскоре стол оказался весь усыпан крошечными вишневыми лоскутками.

«Совсем узенькие, ни на что не хватит. Разве что на палантины да чепчики для мышек! Для мышек!» – воскликнул Портной из Глостера.

Когда снежинки засыпали маленькие стеклышки окна и заслонили свет, портной окончил работу и оставил на столе раскроенный шелк и атлас.

Двенадцать частей для сюртука и четыре для камзола, а еще кусочки для карманов и манжет, пуговки – все чин по чину. Для подкладки сюртука наготове лежала желтая тафта, а для петелек на камзоле – вишневый шнурок. Оставалось лишь сшить поутру – всего было в достатке, все было отмерено и готово, кроме единственного мотка вишневого шелка.

В своей лавочке портной не ночевал, поэтому поздним вечером ее покинул. Он закрыл ставни, запер дверь и спрятал в карман ключ. По ночам в лавке оставались только мышки, а уж они-то сновали туда-сюда и безо всяких ключей!

Ведь между деревянными панелями всех старых домов Глостера есть крошечные мышиные лесенки, тайные лазейки и узенькие переходы, по которым мышки могут бегать, не выходя на улицы, хоть по всему городу.

Итак, портной покинул свою лавку и побрел домой сквозь снегопад. Обитал портной совсем неподалеку, на улочке Колледж-корт, рядом с Колледж-грин, в небольшом домике. Правда, портной был так беден, что снимал в нем лишь кухоньку, где одиноко жил со своим котом. Кота звали Симпкин.

Пока портной целыми днями работал, Симпкин заведовал хозяйством. Мышей он тоже любил, но совсем не так, как портной – уж кот-то не стал бы оставлять им лоскутки на камзолы!

– Мяу? – спросил он, когда портной открыл дверь. – Мяу?

Портной ответил:

– Однажды, Симпкин, мы разбогатеем, но пока я по-прежнему нищ. Возьми-ка эту монетку – наш последний четырехпенсовик – и глиняный горшочек, купи на один пенни хлеба, а другой – молока, а на третий – сосисок. И да, Симпкин, на последний пенни из четырех купи мне вишневого шелка. Только умоляю, Симпкин, не потеряй этот последний пенни, иначе я пропал, ведь у меня не хватило вишневого шнурка!

Симпкин опять сказал «Мяу!» и, взяв монетку с горшочком, скрылся в темноте.

Портной очень устал за день и, к тому же, приболел. Он опустился на стул у очага и заговорил сам с собой о том чудесном вишневом сюртуке.

– Наконец-то я заработаю… резать надо наискось… мэр Глостера женится на Рождество, по утру, вот и заказал сюртук да расшитый камзол… подкладку сделать из желтой тафты… а тафты хватает… вся ушла, даже мышкам на палантины не хватит…

Портной вздрогнул, ведь из шкафчика, что стоял у противоположной стены кухни, вдруг донесся странный шум: топ-топ-топ, скрип-скрип-скрип!

– А это что такое? – изумился Портной из Глостера, вскочив со стула.

Шкаф был уставлен глиняными горшочками и мисками, фарфоровыми тарелками с синим узором, чашками и кружками.

Портной подошел ближе и, замерев, прислушался. Вдруг из-под чайной чашки вновь донесся тот самый непонятный звук: топ-топ-топ, скрип-скрип-скрип!

– Как странно, – сказал Портной из Глостера и поднял чашку, которая стояла вверх дном.

Наружу выбежала крошечная леди-мышка! Она присела в реверансе, а потом спрыгнула со шкафа и скрылась за деревянной панелью.

Портной снова сел перед очагом и, протянув к огню замерзшие руки, забормотал:

– Камзол выкроен из персикового атласа… тамбурные швы, бутоны роз, вышитые прекрасной шелковой нитью!.. А не зря ли я доверил свой последний четырехпенсовик Симпкину?.. И двадцать одна петелька из вишневого шнурка!..

Из шкафа вновь донеслись звуки: топ-топ-топ, скрип-скрип-скрип!

– Просто невероятно! – воскликнул Портной из Глостера и поднял еще одну стоящую вверх дном чашку.

Из-под нее показался крошечный джентльмен-мышь, который тут же поклонился портному!

Шкаф вдруг наполнился звуками, их становилось все больше, и они словно перекликались друг с другом, напоминая шелест жучков-точильщиков в старой оконной раме… топ-топ-топ, скрип-скрип-скрип!

Из-под чашек, горшков и мисок все выходили и выходили новые мышки, которые тут же спрыгивали со шкафа и убегали за деревянные панели.

Портной вернулся к очагу и, сев поближе к огню, запричитал:

– Двадцать одна петелька из вишневого шелкового шнурка!.. К полудню субботы, а сегодня вечер вторника… Не зря ли я выпустил мышей, уж не Симпкин ли засадил их под чашки?.. Неважно, я все равно пропал, закончился шнурок!..

Мышки снова выглянули из-за деревянной панели и прислушались к бормотанию портного. Пошептались друг с другом о подкладке из тафты и о крошечных палантинах. И вдруг разом шмыгнули в спрятанный за панелью переход и побежали из дома в дом, попискивая на ходу. И ни одной мышки не осталось на кухне портного, когда туда вернулся Симпкин с горшочком молока!

Симпкин открыл дверь и ввалился в комнатку с сердитым «Фр-р-р-мяу!», которое издают все кошки в момент раздражения. Симпкин ненавидел снег, а тот набился ему в уши и усыпал холку. Кот опустил хлеб и сосиски на полку и принюхался.

– Симпкин, – обратился к нему портной, – а где мой шнурок?

Но кот, поставив горшочек на место, с подозрением покосился на чашки. Все, чего ему сейчас хотелось – это поужинать упитанной мышкой!

– Симпкин! – рассердился портной. – Где же мой шнурок?

Однако Симпкин спрятал мешочек в чайнике, а на портного шипел и рычал. Если бы он умел говорить, то наверняка бы спросил: «Где же моя мышь?!».

– Все, я пропал! – горестно воскликнул Портной из Глостера и поплелся в постель.

Симпкин всю ночью охотился. Рыскал по кухне, заглядывал в шкафчики и за деревянные панели, и даже в чайник, где спрятал шнурок… но так и не обнаружил ни одной мышки!

Всякий раз, как портной принимался что-то бормотать сквозь сон, Симпкин вопил «Мяу-у-ур-р-р-ш-ш!» и издавал странные противные звуки. Бывает, что кошки делают так по ночам.

А бедный портной совсем разболелся. Он метался в лихорадке и причитал во сне:

– Закончился шнурок! Не хватило шнурка!

Весь день портной провел в постели, а за ним и следующий, и еще один. А как же, спросите вы, вишневый сюртук?.. Раскроенный шелк и атлас продолжали лежать на столе в лавке портного на Вестгейт-стрит, и кто же их сошьет, если окно закрыто ставнями, а дверь заперта на замок?

Вот только все это не помеха маленьким мышкам. Ведь они бегают из одного старого дома в другой и без всяких ключей!

За окном брели сквозь снегопад те, кто собирался прикупить на рынке гуся или индейку, а потом приготовить рождественский пирог. Симпкин и бедный старый портной из Глостера могли только мечтать о рождественском ужине.

Портной пролежал в лихорадке три дня и три ночи, пока не наступила ночь перед Рождеством. Над крышами взошла луна. В окнах не горел свет, в домах было тихо. Усыпанный снегом Глостер крепко спал.

А Симпкин, который никак не мог смириться с потерей мышей, мяукал у постели портного.

Есть одна старинная легенда, что в ночь накануне Рождества все животные обретают способность говорить человеческим языком. Правда, очень немногие люди могут их услышать или понять.

Когда часы на башне кафедрального собора пробили полночь, Симпкин услышал похожий на эхо ответный перезвон и, выйдя из дома, зашагал по снегу.

Со всех крыш Глостера доносились радостные голоса, распевающие старые рождественские песенки – те, что мне знакомы, и те, что нет.

Первые и самые громкие петухи прокричали:

– Вставайте, дамы, пора печь пироги!

– О дилли, дилли, дилли, – вздохнул Симпкин.

В окошках мансард загорались огни, кто-то пускался в пляс, отовсюду сбегались кошки.

– Дилли-дилли, тили-вили, кошки скрипку позабыли! – пропел Симпкин. – Все кошки в Глостере празднуют… кроме меня.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.