Тайна горы Тарнук

1. Наши дни. Гора. Тарви

Темнота может и не быть кромешной. Если, конечно, у вас есть пара глаз, которые раздвигают её мягким, жёлтым светом.

На этом его сходство с плотными, с Третьей силой, заканчивалось. Небо было чистым. Втянув звёздный воздух едва заметными под низким, выпирающим лбом, отверстиями, он стал тяжело, грузно спускаться. То принюхивался, пригибаясь длинным туловищем, то выпрямлялся, позволяя всем четырём конечностям разогнаться. Глаза всё труднее нащупывали привычные ориентиры. Если верить им, вокруг только туман и грязно-зелёные пятна.

– Он то у я ра сс! 1

Гулко заворочались, пробуждаясь, где-то там наверху, крупные красноватые камни, и секундой позже, просыпались вниз сплошной стеной. Это было неожиданно.

– Зз!2 – в лапу воткнулось остриё.

Взвыв от боли, он обхватил ступню обеими лапами, но тут же загремел мордой вниз, сметённый основным мощным потоком. Камни стукались и отлетали друг о друга, их догонял шлейф из мелких невидимых песчинок.

– Ири ма нэ та тирех!3 – выругался высокий, вцепившись когтями в землю. Он подтягивал к себе задние лапы, инстинктивно заслоняя голову от беспорядочных ударов – булыжники всё ещё летали. Таким ученики не должны его видеть. И не увидят. Противоположный, утопающий в деревьях, склон Таану, огласился воем…

Великан давно забыл, где заканчивался тот, чью капсулу несколько сотен лет назад выплюнул громадный челнок со Шра-Ни, и капсула немедленно врылась глубоко под землю. Неразвитая хорда внутри желеобразного сгустка шевельнулась, и начала расти – через сутки она полностью заменилась позвоночником. А ещё через сутки обозначились зачатки конечностей – верхних, нижних и боковых.

Шестипалая лапа нащупала чуть ниже макушки, над загривком, небольшой овал под прозрачной пластиной. Только он, третий, не обманывал, и всё чаще сигналил о том, что светила на небе приняли нужное положение. Такое же, как на схеме, заложенной за много галактик от Зилеварии. Значит, уже совсем скоро Они будут здесь. Отдышавшись – камнепад, наконец, прекратился, – высокий понял, что спустился не по своей тропе. Его тело его обмануло. Как скоро всё внутри будет против? И почему всё труднее становилось дышать? То, то шкала его ль-а4 дошла до самого предела, он знал. Запрокинув голову, – как всегда, навалилось режущее изнутри ощущение, – он завыл.

– А ю у-у-у-у! А ю у-у-у-у!

Волки по ту стороны горы смолкли. Тоскливый вой проник через грубую шкуру безжалостных хищников, а по их хребтам прошла дрожь.

Он спустился к самому подножью Таану5. Здесь что-то изменилось, понял он по неуловимым признакам. И это не показалось.

– Туяра. Су на ли таа па6, – произнёс он в пустоту, и, вздохнув, медленно опустился на облако из тумана. Два его ярких луча обшаривали пространство перед собой.

– Тарви и я у та7 – произнёс незнакомец, скрестив руки на груди, и обведя поляну взглядом. Слегка наклонив голову, он сделал руками движение вверх – вниз, как будто отрывая невидимую заплату. Потом ещё один слой. В темноте образовалась мерцающая прореха, внутри которой стремительно светлело. Великан вперился в гладкую поверхность. Там были только неясные, размытые пятна, но постепенно картинка прояснялась. Что-то похожее на больших летучих мышей, – мыши по размеру, и по форме напоминали футбольный мяч, спрятанный в складках кожаного капюшона сероватого цвета, – покружив в воздухе, опустились на дубовую ветвь. Та надсадно скрипнула. Единственный зритель подался вперёд – рассмотреть поближе.

Из-под капюшона на него смотрели глаза совооких. Только гораздо больше, широко расставленные, с очень толстыми веками. На всё вокруг они взирали одинаково бесстрастно. Бескровные покровы контрастировали с живыми красками поляны. Больше внутри кожаной складки ничего не было. В конечностях представители высшего разума не нуждались. Высокий внимательно прислушивался: между двумя существами шёл разговор, больше напоминающий птичий щебет. Он понимал язык тарви.

– Вы всерьёз думаете, это поможет? – говорил один из капюшонов.

– Если нет, тогда Зилеварии – конец. Помните, Штворну? А Сидкусма Ри 5? Окраинные, ничем не примечательные галактики.

– Почему мы не вмешались?

– Вы же знаете – вселенная бесконечна. Сигналы приходят с опозданием.

– Что сейчас?

– Цивилизация Шра-Ни опять дала о себе знать.

Высокий вздрогнул, подавшись вперёд всем телом.

– Враги?

– Да. Они первыми проникли на Зилеварию. За эту платформу давно шла война.

– Как им удалось? Насколько мне известно, во вселенной отсутствуют те, кто из-за своей, м-м, формы, могут проникнуть сюда.

– Эти смогли. Мы их недооценили. Они здесь не сами. Посланцы.

– Мы поможем Зилеварии? – торопясь, задал вопрос второй.

– Это нарушит расстановку сил. Ничего нового: всё начинается в незначительных точках. У жителей этого пространства важная миссия – спасти всю платформу! Кроме нас, тарви, шанулов, есть ещё третья сила. Она поможет им. В нашей вселенной, как она ни многомерна, такой силы нет.

– Насколько она весома?

Высокий усмехнулся: «Что эти тарви могут знать? Для них, что нечисть, вечный ужас совооких, что третья сила – одно и то же».

– Когда они думают, что её нет, то – не весома. Но, столкнувшись хоть раз, они её оценят.

Великан довольно кивнул.

– Главное, не пропустить момент. Одирсиз, я надеюсь на вас. Будет печально узнать, что мы опоздали.

Поднявшись, и зависнув над лесом, короткими вспышками капюшоны растаяли в предутреннем сумраке. Разговор остался тайной для всех видимых и невидимых обитателей леса. Едва сдерживаясь, высокий растянул тонкие губы в улыбке, обнажив маленькие неровные и острые, как у рыбы, зубы. Нос картошкой расплющился, сделался ещё шире. Повинуясь безотчётному желанию, он стащил нескладное тело с туманной подушки, встал на все лапы, – это опять далось нелегко, – и неуклюже, боком, понёсся прочь от горбатой горы. Сейчас он, как никогда, ощущал чужеродность. Одновременно, изношенное вместилище биотканей и микросхем накрывало чувством полноты. И, когда, он рухнул на землю от усталости – лапы, особенно передние, горели, из темноты, раздалось:

– Тмар ини?8

2. Дальний лес. Гости

Девчонки всегда воображают себя принцессами. Маленькая жительница Совушков не была исключением. День складывался как нельзя лучше. А как он должен сложиться, если на вас новое платье цвета жасмина. Так сказала мама, а она уж знает толк в цветах. Хотя продавщица в магазине почему-то сказала, что оно цвета слоновой кости. Брр! Ну, как платье может быть цвета каких-то костей?! «Вот пусть эта тётя сама и носит костяную одежду», – решила девочка. Итак, на ней было жасминовое платье, которое от ярких солнечных лучей казалось ещё красивее, и она ехала в гости к любимой тёте. Девочка расстегнула кофту, чтобы не мешать пайеткам блестеть, и шагала рядом с мамой, совершенно счастливая. А час назад мама созвонилась с сестрой.

– Свет! Подровняй нам лохмы! – попросила она.

– Приводи! – с готовностью отозвалась тётя Света, прижав телефон плечом.

Тёть Светины руки ловко выдёргивали прядки волос посетительницы под целлофановой накидкой.

– Да у меня занятие, не могу. Я на автобус её посажу, а ты встретишь. Ладно?

– Ничего себе! И как давно моя племяшка самостоятельно разъезжает? – улыбнулась Света.

– Ну, если честно, в первый раз. Но мы уже сто раз к тебе ездили! Она каждую остановку знает!

– Эх! Когда уже машину купите! Ну, давай, давай, – заторопилась тётя, – уже бегу встречать!

Собралась Яся быстро, ей очень нравилось у Светы на работе: запах парикмахерской, и манипуляции с волосами она обожала. Благодаря тёте, Ясеника тоже хотела стать парикмахером, но пока это был секрет.

– Доедешь, сразу позвони! – наказала мама, – Света встретит. Сразу, слышишь! Мама строго поглядела в серые, с карими искорками, глаза. Ясеника уселась в автобус, ежедневно курсирующий из Южных Совушков в Северные, воткнула наушники, и автобус тронулся. Она ещё махала маме, но уже представляла, как будет болтать с тётей, пить чай, и как Света будет колдовать над её волосами, за лето превратившимися в настоящую копну. Когда у женщины с высокой причёской, сидящей впереди, заиграл телефон, девочка очнулась, но было поздно – она безнадёжно пропустила остановку. Как и все дети в такой ситуации, она сделала вид, что ничего такого не произошло, встала и вышла. Перед ней стояла тумба остановки, за ней – сплошная лесная стена. Самая окраина. Автобус отчалил. Лес, нехотя, заканчивал свои владения, на другой стороне раскинулись дачные массивы. Мелькнула яркая фигурка, кто-то переходил через дорогу. Не долго думая, Ясеника рванула за бабушкой в ярком платке и не менее ярком спортивном костюме.

– Э-это куда ведёт? – махнула она в сторону тропы, догнав бабушку. Та, от неожиданности, чуть не выронила корзину, накрытую клетчатым платком. Обычно Ясеника вела себя гораздо вежливее. Но не каждый день впервые едешь к тёте одна – боязно, что бы там ты не говорила.

– Так, в Совушки, милая, в Северные! – несколько удивлённо ответила бабушка, – тебе куда?

– Спасибо! – опередив бабушку, девочка побежала вперёд. Старушка покачала головой, остановившись передохнуть. Стало темнее, лес, полноправный хозяин, обступал со всех сторон, закрывал дорогу непрошенным гостям. Здесь было гораздо сумрачнее. «Вот сейчас, – спешила девочка, – вот ещё чуть-чуть!» Тропа, расстилающаяся перед ней, выглядела уютно и гостеприимно, совсем, как ковровая дорожка. Топай да топай. Всё бы ничего, но Ясеника порядком озябла: казалось здесь, в лесном царстве, вместо лета вступила в права осень. Девочка уже сто раз пожалела: лучше бы с бабушкой пошла! Неожиданно она вздрогнула, послышался шум приближающихся шагов. Скорее, топот. Она торопливо сбежала с тропы, спрятавшись за большое дерево. Шум прекратился так же быстро, как и начался. «Другой дорогой пошли? Свернули?» – пожав плечами, девочка глянула вверх, – деревья, казалось, выросли на сто метров, стали просто громадными, качались где-то в вышине их могучие кроны. Ей вдруг представилось, что она – гном. «Вот кому по-настоящему страшно!» Ясеника стала подниматься, но возле камня что-то блеснуло. Она потянулась и нащупала небольшой шарик. В такие же стеклянные шары с вихрящейся снежной крупой над крышами домиков, прячут зиму. Потрясёшь – пойдёт снег. У этого были перламутровые стенки. Но как Ясеника ни пыталась заглянуть вглубь, приставив, как подзорную трубу, как ни трясла, ничего не разглядела. Даже зачем-то подняла шар вверх. Безрезультатно. Зажав находку в правой руке, ни жива, ни мертва, вздрагивая от каждого взмаха крыльев многочисленных пичужек, девочка припустила по-настоящему. И только когда вдалеке показались крыши северных Совушек, замедлила шаг, чтобы отдышаться.

– Ну, наконец-то! – две пары тонких и прозрачных рук, от которых исходил мягкий голубоватый свет, попытались выхватить находку Ясеники. От неожиданности, – кроме рук, в полумраке ничего не было видно, – разжав ладони, девочка отпрянула назад, но споткнувшись, уселась на пятую точку; шарик, вспыхнув, закатился в кусты бересклета. Вытаращив глаза, Ясеника дрожала от страха.

– Лесные отцы! Наконец-то! От Ветрени пожаловали! Заждались уже! – перебивая друг друга, зазвучали высокие голоски невидимых обладателей фосфорецирующих рук.

Что-то было необычное в том, что слышала напуганная путешественница. Слова, а это была, безусловно, речь, очень напоминали звуки, которые любила слушать девочка, доставая из буфета вазу. В ней мама ставила на стол конфеты на день рождения. Ясеника никогда не могла отказать себе в удовольствии взять ложечку, и тихонько постучать по ажурным краям старинной вазы. «А вы кто?» – собиралась было спросить девочка, но он застрял где-то глубоко в горле. Вместо этого Яся уверенно произнесла:

– Ка у рин па утак?9

Её голос прозвучал не менее хрустально. Девочка потрясла головой. «Что происходит?!»

Но незнакомки всё отлично поняли.

– А рин па уса! Рин па уса!10 – хором ответили два невидимых голоса.

Руки и голоса сначала исчезли, – кто-то будто играл в прятки, – а потом опять раздался хрустальный смех, и мало-помалу, из сумеречного воздуха, как из слюдяной сферы стеклодува, выдулись две девочки, постарше и значительно выше Ясеники. Сначала – длинные зеленоватые волосы, потом руки, тонкое тело, и платье с широким подолом. Вокруг незнакомок было слабое свечение. Перестав смеяться, они очень серьёзно произнесли:

– Мы помощницы Листвени и Туманницы. Ты новенькая, что ли?

Одна из девушек протянула руку к густым русым волосам Ясеники, потрогала, и кивнула второй. Приняв молчание ошеломлённой путешественницы за согласие, юные создания вытащили из кустов засевшую там ёжиком лампу, и полетели прочь. Ясенике казалось, что всё происходило не с ней. Передвигались незнакомки очень быстро.

– Наконец-то огонёк будет! – донеслось уже издалека. – До малиновой зари! – донеслось до Ясеники. И только она перевела дух, поднявшись с тропинки, и отряхнув платье, как одна из девушек вернулась.

– А рассаду, рассаду туманную принесла? – вперилась та в потерявшую дар речи Ясенику.

У девушки были синие волосы.

Ясеника замотала головой, не желая верить в происходящее. «Я, наверное, сплю. Конечно, сплю!» Как только помощницы скрылись, Ясеника ущипнула себя за руку, а, почувствовав боль, всё равно не поверила. «Такого быть не может! Не может, и точка! Хотя…Может, уже изобрели сны с реальными ощущениями? Изобрели же кино 3D? Вот если на остановке тётя Света, то это точно не сон, хотя что мешает тёте Свете пробраться в мой сон?» Девочка припустила прочь, боясь открыть рот – а вдруг опять зазвенят эти хрустальные колокольчики?

Тётя Света расхаживала по остановке уже полчаса, автобус давно пришёл, но племянницы в нём не было! Девчушка выкатилась из кустов, чуть не сбив тётю с ног.

– Господи! Ты где была? С тобой всё в порядке? – закричала тётя Света, ощупывая руки, ноги, и голову непоседы.

Ясеника внимательно присматривалась к тёте, даже потрогала за руку: желание понять, что произошло, отодвинуло на второй план недавно пережитый страх. «Вроде, настоящая», – решила девочка, но не знала, радоваться или огорчаться. Она повисла на тётиной шее, и, наконец, решилась открыть рот. Откуда вылетели самые обычные, не хрустальные, слова.

– Свет! Я немножко заблудилась! Всё хорошо, не переживай! Давай маме не скажем! – прошептала девочка тёте на ухо. На правое. Которое явно было настоящее: слегка оттопыренное, с крупной раковиной, подчёркивающей артистизм и любознательность натуры. Такие уши были у всех Тарафоновых.

3. Деревяшка. Начало

Его сородичи уже давно сидели в воде, но Лягух точно знал: ещё можно было погреть начавшую дубеть пупырчатую шкурку. Ласковые лучи коснулись тельца, он раздул щёки, низко затурлыкал, но в ту же секунду был сметён, и, неуклюже дрыгаясь, завалился в кусты.

В воздухе, над пышным, со свекольными стеблями, лопухом, раскачивался небольшой продолговатый предмет, похожий на деревяшку. Его тянуло то влево, то резко вправо, то, наоборот, вправо, и потом влево. Затаившись, лягух тщетно выпучивал окуньи глаза, но, кроме деревяшки, никого не видел.

Ощетинившись пурпурно-лиловыми стрелами, колючие репейники, стукнувшись о невидимое, начали бумкаться вниз. Попадая при этом прямо в бугорчатый бок лягуха. Мощный куст заколыхался: полетела ответная гроздь. После чьей-то непродолжительной невидимой возни деревяшку бросили. Она упала под куст бузины, в траву, на хвойную подстилку, а куст озарился разноцветной радугой, заметной даже при дневном свете.

Над изумрудно-зелёными макушками елей и охряными берёзами вставало мягкое солнце позднего лета.

4. Необычный обход

«Показалось? – Михаил Терентьевич Левенпорт долго щурился, выйдя из лесного сумрака на свет: на поляне, там, где примятая трава ещё хранила его вчерашние следы, – обход лесничий совершал каждое утро, – в корнях старого, в десять обхватов толщиной, дуба, виделся ему, конечно же, мираж. «Не может быть», – решил лесничий, – вчера ж тут проходил…»

Барс никогда не ошибался. Середина лета – сухая листва враз схватывалась языками пламени от брошенной спички, или костра. Кроме туристов, озоровали и дети – каникулы. Поэтому Левенпорт, не раздумывая, бросился следом. Густая трава на глазах лесничего зашипела, пошла искриться, и, как разгоревшийся бенгальский огонь, расцвела на самых кончиках. Прожигало даже через плотную ткань штанов и толстые подошвы. Цыкнув на пса, – тот сразу унялся, – стиснув зубы и подпрыгивая, Терентьевич пробирался туда, куда бежали, разгораясь, кусачие огоньки. А бежали они к бревенчатому, местами потемневшему от времени, – окна, двери, крыша, – дому. Самой настоящей избе, сложенной из тёмных брёвен, каких в Совушках не счесть. Вот её-то, по мнению Левенпорта, вчера тут не наблюдалось. Мерещится? Разное говорили о Дальнем лесе, но он только отмахивался, дескать, сказки. С домашней нечистью, конечно, сталкивался – в его сторожке в Дубовом лесу и чашками бренчало, и по стенам стучало, иногда – предупреждало или будило. С этими он дружил, хотя во всеуслышанье отрицал их существование. Оказавшись, наконец, совсем близко, Терентьевич с облегчением вздохнул: курьих ножек нет, хотя и похоже на жилище Яги. Ладонь нащупала тёплую поверхность: вполне настоящий, хотя соорудить такую не то, что дня, месяца не хватит! Дом вдруг полыхнул, затрещали брёвна. Терентьевич сбивал огонь, но пламя только росло на глазах. «Да что ж такое?!» – только и успел подумать Левенпорт. Закаркал ворон, но его раскатистое «ка-а-аррр» внезапно оборвалось, а лесничего отбросило на несколько метров назад, погрузив в мягкую пенную воронку. Оглушило, как в детстве, когда он на спор прыгнул в воду с крутого обрыва. Мальчик тогда сильно ушибся, и едва не утонул.

Бревенчатая стена исчезла. Плотный туман поглотил и его, и прочий птичий гомон, шум деревьев, шкворчащих насекомых. «Барс!» – попытался крикнуть Терентьевич, – но изо рта вырвались только клубы пара. Выставив руки, он почувствовал неожиданно упругую поверхность неплотной с виду субстанции. Ноги, отяжелев, завязли, как в цементе. Метнулся назад – облако больше его собственного роста не пустило, мягко задержав в своих объятьях. Совсем, как во сне, когда хочешь бежать из кошмарного видения, а не можешь. Хочешь крикнуть, а не можешь издать ни звука.

Из дома выбежало тонкое, полупрозрачное создание, с длинными зелёными волосами, плавно переходящими в мерцающий подол невесомой одежды. Бирюзовое пламя, пылающее вокруг, враз погасло. Увидев разлитое в воздухе густое молоко, оно кидалось то в одну, то в другую сторону, подлетало на несколько метров вверх, спускалось вниз, что-то лопоча, как будто пытаясь сдвинуть, стянуть воздух тонкими пальцами. Длинные волосы подскакивали, не успевая за быстрыми, но плавными движениями. Ничего не получалось. Навстречу бросились два других, поменьше. Наклонив голову, зеленоволосая переводила взгляд с седой макушки одного на чрезвычайно светлую, как будто выгоревшую на солнце другого.

– У а-ка тли са?11 – наконец, грозно изрекло существо.

Маленькие с минуту смотрели друг на друга, а потом один, подхватившись, убежал в лес, чтобы через несколько минут вернуться, протягивая на коричневой ладони продолговатый лучившийся предмет.

Задумавшись, лесное существо что-то пробормотало. Предмет, вырвавшись из рук, начал проделывать то же самое, что чуть раньше зеленоволосая: выстреливал вправо, влево, наискосок, ввысь – искал невидимую прореху, чтобы зашить её, затянуть, заштопать. Дело пошло.

И хотя невидимый барьер встал молниеносно, для того, кто выкатился из ямы у молодого вяза, и огромным сероватым шаром пронесся в чащу леса, на север от жилища леших, достаточно было и доли секунды. И без того внушительных размеров, охнув, как спиленное дерево, оно растянулось в разные стороны, удлинилось, выпростав вывихнутые, как у кузнечика, конечности. Обозначилось большое тело, передние конечности и голова. Цвет существа поменялся на светло-коричневый. Оно продолжало передвигаться на четырёх толстых, сплошь покрытых гигантскими щетинками, лапах, минуя непроходимые заросли. Что было удивительно: впереди, ближе ко лбу, виднелись только пугающе неровные, раздувающиеся при движении ноздри.