– Пойдём, идеальная моя. Провожу до дома.
– Я сама чудесно дойду! – Аж кулаки сжались.
– Ага. Надорвёшься ещё, – он демонстративно взвесил в руке корзину, – а нас со «слоником» потом совесть замучает. Не хочу жить с таким грузом. Так что давай, шустрей.
Я думала, что день сегодня ужасный, а оказалось – отвратительный. Вынужденная прогулка в компании Грэма Эйнардса убила остатки настроения, и лишь одно успокаивало – судя по выражению мужского лица, общались мы во второй и последний раз.
На прощание, уже перед дверью моей лавки, Грэм спросил:
– Слушай, а что там? – он тряхнул благополучно донесённой корзиной: – Булыжники что ли?
После этого провожатый попытался заглянуть под укрывавшее корзину полотенце, и я стукнула его по руке.
На этой чудной ноте мы и расстались. Я развернулась, вошла в лавку и заперлась на все замки. Потом облегчённо вздохнула и выбросила глупого мужчину из головы.
Корзину запихнула под прилавок – послания почитаю завтра, – и отправилась в жилую часть дома. Хотелось ванну с пеной. Срочно. А ещё раздеться и вина.
От одежды я начала избавляться ещё в лавке – есть такая привычка. Путь до ванной оказался усеян предметами гардероба, от плаща до кружевных панталон. Причёску тоже разбирала и переделывала на ходу – вытащила шпильки и закрутила волосы в высокий узел.
Едва разделась, сразу стало легче. Всё-таки сложно быть феей в мире, где все так и норовят тебя упаковать.
Когда я только перебралась к людям, мучалась ужасно. Но вот прошло почти пять веков, а привыкнуть до сих пор не могу. Аж чешусь иногда! Все эти многослойные юбки, длинные рубашки, широкие, имитирующие корсеты кожаные пояса…
Из ужасов человеческой моды мне только каблуки нравились. От них ноги сразу длиннее, соблазнительней. Правда носила я каблуки редко, во избежание проблем.
Открытый кран, полфлакона пены и я шагнула к зеркалу. Под шум воды принялась разглядывать своё утомлённое нервной жизнью лицо.
Я мало изменилась за последние годы, хотя возраст всё-таки проявлялся. Три века назад мне давали лет восемнадцать, а сейчас все двадцать пять. Эх…
Оптимистичная улыбка-оскал, и я отправилась в гостиную – к шкафу, где хранились напитки и бокалы. Раздобыла необходимое и уже собралась вернуться в ванную, как откуда-то с пола донеслось хриплое:
– Кхе-кхе!
Я привычная, но я подпрыгнула! Чуть не выронила бокал и схватилась за сердце:
– Габи! Как ты меня напугала!
– Ну прости, – проскрежетала большая покрытая цветной эмалью шкатулка для украшений. Тяжело переставляя изогнутые ножки, она выползла из-под софы и, окинув меня взглядом, спросила: – По какому поводу пьянство?
– Да так.
Габи… Она появилась в моей жизни лет сто назад, и вышло это в целом случайно. Один из артефактов пришёл в негодность – треснул за древностью лет, и так как контур оказался нарушен, начал рассыпаться в труху.
Я уже собиралась применить пламя, уничтожить его, но тут остатки артефакта заверещали. Оказалось, в волшебном предмете заключена настоящая душа.
Явление это редкое, и обычно души гибнут вместе с предметом привязки. Однако эта душа умирать не желала, а у меня ещё и настроение было сумрачное – грусть накатывала волнами, одиночество душило в тисках.
Вот я и пошла на риск.
Просто это запрещено. Артефакты – предметы, в которых лучше не копаться. Разбирать готовый, особенно старый, артефакт на компоненты – вообще самоубийство, но мне так хотелось вытащить бедняжку.
На пятые сутки удалось. Я была абсолютно вымотана и запихнула извлечённую душу в первое, что попалось под руку. Этим чем-то оказалась шкатулка для украшений.
Когда обе пришли в себя, осознали произошедшее, Габи очень обрадовалась. Теперь она была «богата», имела возможность передвигаться и ворчать.
Себя прошлую, включая расовую принадлежность, Габи не помнила, но мне казалось, это было что-то зловредное. Может гоблинша, может кобальт. Вариант с феей, кстати, тоже возможен – и среди нас водились те, что не без греха.
Ну да ладно. Не важно. Главное, в тот вечер у меня появилась подруга, с которой можно быть полностью откровенной.
Другое дело, что эта подруга считала себя наставницей и даже воспитательницей, но не суть.
Вот и сейчас…
– Понятно-понятно, – прицокнула крышкой шкатулка и потащилась за мною в ванную.
Я была быстрее, но Габи и не спешила. В миг, когда я опустилась в пенную воду и сделала первый глоток из бокала, шкатулка протиснулась в приоткрытую дверь и заявила:
– Я слышала, в городе переполох?
Вот умеет она под руку сказать.
Я немного захлебнулась, закашлялась, а потом сказала:
– Грэм Эйнардс. Взбаламутил всё женское общество.
– М-м-м… И как он? – в скрипучем голосе Габи прозвучал интерес.
– Если объективно, то очень даже.
– А если субъективно? – не удовлетворилась шкатулка. – По твоим личным меркам?
– Ноль из десяти, – объявила я обычную оценку.
Будь у Габи глаза, она бы их закатила. Увы, тут подруга была солидарна с другой подругой, с Полли.
– Мужика тебе надо, Ами. Мужика! Такого, чтобы ух! Чтоб забросил на плечо, и…
Я скривилась – кажется, плечи сегодня уже упоминались. Залпом осушив бокал, я наполнила его снова, а Габи добавила ворчливо:
– Ну ничего, найдётся и на тебя управа. В смысле своя доля счастья. – И уже строго, безапелляционно, словно нож к горлу приставила: – Ты ведь хочешь простого женского счастья, Ами?
Не в силах спорить, я погрузилась в воду с головой.
Грэм
Столица встретила меня в целом приветливо – сдержанными взглядами мужчин и кокетливыми улыбками женщин. За день я успел заселиться в гостиницу, пройтись по городу с «неофициальным визитом», встретиться с подчинёнными, выслушать доклад об обстановке и начать принимать дела.
Хорошего не ждал. Я был наслышан о городе и принципах работы предыдущего начальника Департамента столичной стражи, и картина не радовала. Тем не менее, многие считали моё «повышение» удачей. Ну да, ну да.
