Я перестала бояться смерти. Истории переселенцев, репрессированных, их потомков и земляков. Книга вторая

«Окопная правда»

Очерки этого автора читаются с интересом и волнением. Они посвящены советским людям разных национальностей, на долю которых выпали огромные испытания, связанные с коллективизацией, голодом, депортацией и войной.

«Окопная правда» Ольги Данилочкиной, переданная через воспоминания участников событий, станет для многих шокирующим откровением. Ведь послевоенные поколения так и не дождались от своих отцов и дедов той самой правды. В большинстве своём ветераны ушли безмолвными, оставив своих потомков в неведении. Как Ольге Данилочкиной удалось разговорить своих героев, для меня остаётся тайной. Но одно ясно: этот сборник вносит свой неповторимый правдивый штрих в общую картину истории России.

У автора очерков имеется одна особенность, редко наблюдаемая у её коллег: она незаметно для самого читателя оставляет его один на один с рассказчиком. Таким образом, возникает ощущение непосредственного духовного контакта с автором воспоминаний.

В первом очерке Ольга Данилочкина пишет следующее о советских немцах: «У этих людей были необыкновенные лица: чистые, добрые и простые – словно подсвеченные каким-то неуловимым внутренним светом», и тут же вопрошает: «За что их объявили врагами народа, преступниками? Чем они провинились? И кто определил степень их страданий и необходимость столь жестоких потерь?…»

Если вырвать эти слова из контекста, то нельзя будет определить, о каком народе идёт речь. В одинаковой степени это можно отнести к русским, украинцам, полякам, чеченцам, увы, ко всему многонациональному советскому народу, по которому проехалась жестокая сталинская репрессивная машина.

Думаю, что это единственная в своём роде книга, в которой нашли свой «приют» и советские немцы, такие как Анна Неймц, Густав Ганн, Анна Легенфельдер, и отважные артиллеристы Михаил Гармаков и Николай Берников, и четырнадцатилетняя девочка-партизанка, узница фашистского лагеря Наденька Козлова, переставшая не только бояться смерти, но в столь юные годы её искавшая… И ещё что важно: для автора все её герои одинаково любимы. Своей книгой она заявляет об этом в полный голос, а ведь совсем недавно такое было невозможно. Огромное спасибо Ольге Данилочкиной.

Виктор Эйхвальд, председатель Совета Общественной организации Региональная национально-культурная автономия немцев Омской области, редактор журнала немцев Сибири «Культура».

ЗА ЧТО? ЗА ТО, ЧТО НЕМЦЫ…

Семейство Шульц. В центре родители Ванды. Шульцендорф, 30-е годы

У этих людей были необыкновенные лица: чистые, добрые и простые – словно подсвеченные каким-то неуловимым внутренним светом. Эти люди носили красивые имена. Они выращивали цветы, разбивали фруктовые сады. Мечтали о хорошем, не падали духом, много трудились. Эти люди любили жизнь, свои семьи, своих друзей, свою родину.

За что же их объявили врагами народа, преступниками? Чем они провинились? И кто определил степень их неимоверных страданий и необходимость столь жестоких потерь?..

…Анна Васильевна Маркина (Неймц) из села Пришиб Азовского района Омской области бережно, по крупицам собирала историю своего рода: старые фотографии, открытки, письма, документы.

Уже нет этих бабушек и дедушек, нет родителей. Но остались дети, внуки и правнуки. Поэтому память о них жива и жить будет еще долго. Мы не имеем права забывать о родных людях, которые жили честно, несмотря на унижения, гонения, войны и преследования. О людях, которые не утратили своего достоинства.

Юльюс и Ванда

Юльюс и Ванда с маленькой Мартой. 1910 г.

…Давно это было, в конце ХIX века. Жил в Киевской губернии парень Юльюс Неймц, трудился на мельнице. В один прекрасный день встретил замечательную девушку Ванду Шульц.

Через положенное время влюбленные создали семью. На свет стали появляться детки. Но вот случилась беда: в 1914 году была объявлена война, и киевский губернатор велел выселить всех немцев. К тому времени у молодых супругов подрастали дочки Марта и Лида. Семья переехала в Константиновку, там глава семьи устроился на мельницу мирошником.

Ольга, Анна, Наталия, Лидия, Марта Неймц. 1928 г.

Родились еще три дочери – Наталия, Анна, Ольга. Кстати, именно Оля, самая младшая из сестер, станет через много лет мамой нашей героини, Анны Васильевны Маркиной…

«Ванда, моя бабушка, была очень хорошей хозяйкой, выращивала цветы, – продолжает Анна Васильевна. – А еще у них дома был большой фруктовый сад, где росли яблони, абрикосы, бузина – из них варили варенье. Из вишни делали наливку. Ванда шила, вязала, девочки были присмотрены, одеты и обуты. Все учились в школе».

В ту же ночь арестован

Многолетняя тяжелая работа на мельнице не прошла для Юльюса бесследно: он заболел, стал инвалидном и оформился на пенсию. Однако глава большого семейства не сидел сложа руки, ведь он был хорошим мастером. Юльюс возвел дом, посадил фруктовый сад, сам сделал мебель. Старшие дочери взрослели и выходили замуж. Теперь и у них рождались дети…

Однажды, сидя в пивной с друзьями, Юльюс плохо отозвался о Сталине, за что был арестован по доносу в ту же ночь. Это случилось примерно в конце 30-х годов. Его отправили в тюрьму города Артемовска. А через три месяца он умер. Где похоронен – неизвестно.

Так оборвалась жизнь деда Анны Васильевны – человека честного, трудолюбивого, открытого. Его жена и пять дочерей остались без хозяина, без отца и кормильца…

Стало гораздо труднее. Кто-то из дочерей работал, а Оля продавала на городской площади розы из своего цветника. И опять беда: в 1940 году от тяжелой болезни умерла ее сестра Анна. На руках у бабушки Ванды осталась маленькая внучка.

Спаслись в подсолнухах

Летом 1941-го года Оля окончила первый курс пединститута. Но началась война. Когда в город вошли немецкие войска, ее сестру Марту с детьми отправили в город Луккенвальде (Luckenwalde), в трудовой лагерь №251. Там не пытали, не морили голодом, но люди жили в неволе, работали не разгибая спины. Это был уже другой труд: не созидательный, не радостный, а подневольный, унизительный, бессмысленный.

Еще одна старшая сестра, Лидия, которая к тому времени жила в Ворошиловграде, в июле 41-го была выслана с дочерью в Казахстан. По дороге поезд попал под бомбежку. В воздухе летали перья и пух из подушек и перин. Повсюду лежали убитые, тяжело стонали раненые, плакали и кричали дети. Рядом было огромное поле подсолнухов, и маленькая девочка бежала с мамой к этому полю, чтобы спрятаться от фашистских самолетов. Огромные желтые подсолнухи их спасли. Так Лидия с дочкой выжили.

За то, что немцы

Дома с дочерьми, Наташей и Ольгой, осталась Ванда. Скоро власти приказали покинуть город: людей переселяли в Казахстан в соответствии с постановлением от 22.09.1941. Просто за то, что они немцы. На сборы дали 24 часа. «Мама рассказывала, что все были в панике. Плакали, суетились, метались: не могли понять, за что, в чем они виноваты, – делится Анна Васильевна. – Не знали, что делать, что брать с собой и как это тащить, ведь предстояла дальняя дорога в чужие неведомые края».

В дороге Наташа написала письмецо: «Валечка, выехали мы из дома 4 октября 41 года. Едем всего пять дней, а показались мне они целым годом».

Лидия Неймц. 1936 г.

Записка так и не дошла до адресата. Бесконечные бомбежки в пути не дали добежать до станции и отправить письмо…

В городе Пухово начался сильный обстрел, мама Ванда и ее дочь Ольга получили ранения. А Наташа погибла. Похоронена она в общей могиле. «Какою была ты? О чем ты мечтала? Ведь были же радость, надежды, друзья? Я помню, как мама тебя вспоминала. Так часто теперь вспоминаю и я…» – эти строки посвятила своей тете Анна Васильевна. Пожелтевшую, истертую на сгибах бумажку, исписанную Наташей, она много лет бережно хранит в своем архиве.

Счастливы, потому что живы

Наконец Ванда с дочерью прибыли в Казахстан. Со станции их везли на подводах, запряженных быками. Ночь застала в дороге, пришлось устраиваться прямо в телегах. Укрылись какими-то тряпками. Ночью пошел снег, но измученные люди даже не почувствовали этого. Зато утром, проснувшись, выбирались из-под снежных «одеял», а вокруг лежал снег – белый, чистый, глубокий. Изгнанники замерзли, они были измучены и страшно голодны. Но они были живы. И радовались даже этому…

На жительство их определили в село Корт Лебяжинского района Павлодарской области. Всех разместили в каком-то старом доме. В одной комнате ютились две-три семьи с маленькими детьми. Еды не было, и бабушка меняла свои золотые серьги и обручальное кольцо на продукты. Дочь Ольгу приняли на работу в колхоз имени Сталина, а Ванда и здесь шила, вязала, молола просо – зарабатывала на хлеб как могла.

Не держать зла на обидчика

…Так получилось, что место ссылки стало для семьи второй родиной. И центром этой маленькой «вселенной» была Ванда, теперь уже бабушка. «Когда родились мы, внуки, она воспитывала нас, ухаживала за нами, – продолжает Анна Васильевна. – А еще бабушка учила нас жизненным премудростям: быть добрыми, не отказывать в помощи, не лгать и не хитрить, не держать зла на обидчика и относиться к людям так, как ты хочешь, чтоб относились к тебе».

Удивительный человек. После всех унижений, тяжелых испытаний и издевательств, которым подверглась она сама и дорогие ей люди, ее дети, Ванда не озлобилась, не растеряла доброты и достоинства.

«Мы ее очень любили, – говорит Анна Васильевна. – Это была самая добрая бабушка на свете».

…Дом, который построил дедушка Юльюс, – милый уютный дом, – во время войны фашисты превратили в конюшню. Фруктовый сад они вырубили и сожгли. А позже, в мирное время, там проложили дорогу. Так прошлось колесо истории по семейству Неймц-Шульц: не осталось камня на камне. Но живы люди, и они берегут историю своего рода. Не предают, не забывают, не разрушают, а помнят…

Анна Карловна Легенфельдер

«Огромные крысы в сырых тюремных карцерах. Вкус лагерной баланды. Смерть близких. Боль и отчаяние. Можно ли все это простить своей нечаянной Родине?..» – восклицает фрау Анна.

Шел 1939 год. Восьмилетняя девочка стояла, зажмурившись, на одной из аллеек в Саду комсомольцев далёкого сибирского города. Лицом к громадному каменному дому с вывеской «НКВД». Что обозначали эти буквы, Аня не знала, но очень боялась этого мрачного серого здания. Ей нужно было всего лишь перебежать дорогу и открыть тяжелую дверь с большой бронзовой ручкой. А там спросить, за что забрали папу и когда он вернется домой. Так велела мама, которая сказала, что обила уже все пороги НКВД, но без толку.

Из скверика Аня хорошо видела, что порог серого дома цел. Странно, мама обманывать не могла. Скорее всего, она просто боялась. Этот страх передался и Ане. Так они и стояли друг против друга: неживой страшный дом, в котором исчезали люди, и маленькая отчаянная девочка. Собравшись наконец с духом, Анюта бросилась через дорогу…

Сердцем и памятью

«Здесь запрещено производить видеосъемку! Это режимное заведение», – на крыльцо ФСБ вышел сначала дежурный, потом офицер. За ним еще один, званием постарше. Иностранцев это ничуть не смутило: «А мы слышали, что в России демократия – власть народа, а не режима».

Спустя 60 с лишним лет Анна Легенфельдер, теперь уже гражданка Германии, снова прошла этот путь. Ногами – через дорогу от Сада комсомольцев до этого огромного серого здания. Сердцем и памятью – через всю свою жизнь в России. С карцером и пересыльными тюрьмами, с голодом и туберкулезом, смертью родных людей и отчаянием.

Запоздалое раскаяние

Сегодня у Анны Карловны нет ни одной семейной фотографии, ни единой вещицы, напоминающей о детстве. Все изъято и уничтожено. Все исчезло после того, как врага народа Карла Иосифовича Ашенбренера в 1941 году забрали. Насовсем.

Жена и дети все эти годы искали его. Местонахождение лагеря, место расстрела и захоронения. Все тщетно. И лишь спустя шестьдесят лет фрау Легенфельдер, приехав из Мюнхена в Сибирь, нашла несколько строк о своем отце в Книге Памяти жертв политических репрессий, изданной здесь. Что ж, и за это запоздалое раскаяние она благодарна.

«Добрая фрау Анна»

Ей уже давно не снятся огромные крысы, снующие по сырым тюремным карцерам. Она так долго старалась забыть вкус лагерной баланды, чувство голода и отчаяния! Фрау Анна уже почти полвека живет в Германии. Работает в Баварском восточном обществе – занимается просвещением немецкой молодежи, социальной поддержкой, благотворительностью. Ее сектор – Закарпатье. Несколько раз в год фрау Ленгенфельдер садится в свой автомобиль и показывает дорогу груженной доверху фуре. Едет по селам, хуторам, детским домам и приютам. Раздает вещи, продукты, лекарства. Дети смотрят на нее большими глазами и говорят: «Великое вам спасибо, добрая фрау Анна». Она жалеет и тех детей, которым подает милостыню возле церквей и вокзалов, сдерживает свои отчаянные слезы и старается не думать о том, что эти «благотворительные» гроши дети, скорее всего, отдадут родителям-алкоголикам. «Что же случилось с великой, могучей страной?!» – восклицает она, называя ее, раздробленную, почему-то «штатами бывшего Советского Союза».

Спохватываясь, исправляется: впрочем, до Штатов далеко – слишком несовершенна экономика, не продуманы законы, особенно те, которые касаются детских прав.

В тюрьму – можно

…Тогда, в 39-м, офицер НКВД строго отчитал девочку: «Маленьким сюда нельзя. Иди домой. Мы сообщим матери о дальнейшей судьбе ее мужа». А вот в тюрьму им, маленьким детям врагов народа, было можно.

О судьбе отца Анна узнала лишь в 1991 году. После запроса в архив МВД ей в Мюнхен прислали коротенькую справку: осужден по ст. 58 п. 10 – «Контрреволюционная агитация». Приговорен к высшей мере наказания. Кого и за что агитировал отец, Анне до сих пор не ясно. В этом сибирском городе он оказался после Первой мировой как пленный. Встретил здесь судьбу – будущую мать Анны, урожденную Ленскую – из «недобитых буржуев».

Отец был авиационным инженером, строил в Сибири аэродром. Пригодились его знания России. А потом его записали во враги. А заодно и всю его семью из семи душ: жену и шестерых детей. Младшей, Марусе, было всего три месяца. Не дрогнули сердца чекистов – поселили всех во внутреннюю тюрьму НКВД. Ни пить, ни есть не давали. Там и умерла грудная Маруся. Потом посадили всех в вагон…

«Дяденьки, за что нас сюда?..»

В Новосибирске, в камере пересыльной тюрьмы, женщины-уголовницы ругались на детей: трехлетняя все время плакала, а остальные глядели, как волчата. Аня, как самая старшая и бойкая, подкараулила однажды во дворе, куда их выпускали гулять, начальство: «Дяденьки, а за что нас сюда посадили? Злые тетки нас обижают!» И надо же, нашелся один сердобольный, дал указание перевести семейство в дом для досмотра передач. Хорошие наступили времена. Гречневая каша запомнилось как самое вкусное блюдо в те голодные страшные годы.

В 14 лет Аня впервые попала в карцер с крысами. За дерзость и неповиновение. За желание знать о судьбе своего отца. В Актюбинский лагерь их привезли в 1943 году. Они ехали по Туркестанской железной дороге. Мучились ровно месяц в «телячьем» вагоне. Одно ведро воды и одна соленая селедка на всех.

Страшный Карабас

В Актюбинском лагере, вспоминает, было две тысячи человек. Через восемь месяцев осталось восемьсот душ. Тиф, голод, дистрофия, малярия. Смерть косила людей, как коса траву. Из Актюбинска переправили в лагерь на станции Карабас. Смешной сказочный герой стал реальным и ужаснейшим. А потом был Карлаг – Карагандинский лагерь. 14-летней девочке вынесли свой приговор: высокая, пишите 17 лет. И пошла «семнадцатилетняя» на кирпичный завод в каменный карьер. Там случилась однажды авария: засыпало заключенных. Покалеченная Анна назло всему выжила. Правда, перевели потом в зону «доходяг» – дистрофиков. И оттуда выкарабкалась. Следом был лесоповал. Валили деревья – двадцать пять доходяг под охраной солдат и злой собаки.