Платье Надежды, или Минор свинг для двоих. Пьеса-квартирник

НАДЯ (словно во сне). Улыбаюсь, как в детстве. В сорочке, отороченной маминым кружевом, я выпорхнула на крыльцо старого дома. Осторожно, боясь оступиться, я осторожно сошла в сад. Босиком просеменила по мокрой прохладной траве, и, не касаясь земли, я лечу – мелькаю межу миллиардами цветных ветров, где все уточняется, становится объемным и ярким, притом невероятно возвышенным! Но я оглянулась! Я ахнула! Я чуть не задохнулась от смеха! Дом, в котором я родилась и взошла, – дряхлый, точно изъеденный мухомор! «Боже мой, – подумалось мне, – его тайна раскрыта!» И я, я… будто сплетена из тончайших серебряных нитей – вся, вся, вся… устремилась ввысь!

СЕРГЕЙ (зрителям). Нулевые! Хаос в стране! Хаос в квартире! Одним словом: ремонт!.

НАДЯ (им же). Сергей в замешательстве, – перед ним большая клетчатая сумка, – в фирменной упаковке он обнаружил новые мужские носки, колготки, перчатки, платки…

В дальнейшем актеры читают ремарки по умолчанию – произвольно.

НАДЯ (зовет). Сергей!

СЕРГЕЙ. Надя!.. (Он нелепо, по-клоунски прикрывает находку газетным листом; притворился, якобы читает…) Я здесь.

НАДЯ (входит). Интересно?

СЕРГЕЙ. Что?

НАДЯ. Что пишут.

СЕРГЕЙ (не сразу). Пока не понял. А что?

НАДЯ. Замотался, как ёжик в газету и спрятался, да, милый?

СЕРГЕЙ. Да… (Смущенно.) Дети – рисуют… Деду Морозу…

НАДЯ. Естественно – предновогодние дни.

СЕРГЕЙ (зрителю). Я загодя снял с антресолей всю «коллекцию обстоятельств».

НАДЯ (ему же). И пусть за окнами нашей квартирки сгустилась страшная темень…

СЕРГЕЙ. Мы раскатываем, кроим, режем на части старые, но все еще новые и даже нераспечатанные рулонные остатки обоев прежних времен, а тут…

НАДЯ. А тут… (Суетится, помогает мужу.) Дети – рисуют!

СЕРГЕЙ. Надя, а знаешь, хорошо, что ты пришла сегодня немного пораньше.

НАДЯ (так же). Конечно, Серёжа, конечно, хорошо.

СЕРГЕЙ. Честное пионерское, я бы справился один, но с тобой как-то веселей.

НАДЯ. Конечно, справился, конечно, веселей. (Зрителю.) Все ее бесит, все раздражает. (Сергей спотыкается, чуть не падает, она кидается к мужу.) Сережа!

СЕРГЕЙ. Видела, видела, видела?!

НАДЯ. Что – видела?

СЕРГЕЙ. Палуба дрогнула. (Ищет причину.) Как тебе эта проделка, этот кунштюк?

НАДЯ. Слава богу, не расклеил носа. Уф! Что теперь?

СЕРГЕЙ (постепенно приходит в себя). Эти – режь кромку.

НАДЯ (приглядывает за мужем). Серёжа, а ты синиц покормил?

СЕРГЕЙ. Не успел.

НАДЯ. Что так?

СЕРГЕЙ. Да… поздно уже. За окном темнотища. Не видно ни зги…

НАДЯ. Пичуги как пить дать сидят где-нибудь там и ждут твоих благодеяний.

СЕРГЕЙ. Возможно, тем более, что вчера прилетали две новые.

НАДЯ. Ну да! А впрочем, хорошо быть добрым, когда это не трудно.

СЕРГЕЙ. Надя, ты сейчас на что намекаешь?

НАДЯ. Не на что, а на кого.

Еще немного – и ты начнешь понимать птичий язык.

СЕРГЕЙ. Преувеличиваешь, как всегда. (Забирается на подоконник, открывает форточку, насыпает в кормушку семян.) Мать честная!

НАДЯ. Сергей, что случилось?

СЕРГЕЙ (удивленно). Комар залетел!

НАДЯ. Комар? Где?

СЕРГЕЙ (наблюдает). Обжился – наглец.

НАДЯ (удивленно). Комар – в декабре?

СЕРГЕЙ. В декабре.

НАДЯ. Да, но… за бортом минус за двадцать. Сережа, разве зимой комары обитают?

СЕРГЕЙ. Надя, как видишь – еще как обитают.

НАДЯ (осмотрелась). Померещился тебе твой декабрист.

Первая музыкальная пауза

Оба сделали вид, что заняты делом.

НАДЯ. Сергей Никифорович, что с ванной будем на этот раз делать, м?

СЕРГЕЙ. А что?.. Клеенкой оклеим, клей есть…

НАДЯ (возмущенно). Что? Этим старьем? Этим?! Нет! Вот уж нет так нет!

СЕРГЕЙ. Надя, мы же договорились…

НАДЯ. Убогость, нищета и, вообще… скупердяйство.

СЕРГЕЙ. Не скупердяйство, а бережливость, рачительность. Клеенка, кстати, не старая; залежалась немного, а так…

НАДЯ. Сережа, по чесноку…

СЕРГЕЙ. По – чему?

НАДЯ. Тебе самому не противно?

СЕРГЕЙ. Ни грамма. Мы клеили так всегда – это наша традиция.

НАДЯ (будируя). Традиция?! Не нужна мне такая «традиция». Меня из роддома принесли в дом, построенный в стиле конструктивизма, а это – соцреализм! Но это уже не важно; Сережа, мне надоели помойки из дурацких ковров, нелепой посуды, не имеющей ценности мебели.

СЕРГЕЙ. Хорошо, но что ты пытаешься доказать? Ты мечтаешь избавиться от старого, а что взамен? Где, а главное, на что ты хочешь приобрести новое?

НАДЯ. Сережа, под клеенку вечно затекает вода, а там… (Сменив тон.) Ну, цыганенок, цыпленок, нельзя ли придумать что-нибудь… революционное, прогрессивное – в твоем духе?

СЕРГЕЙ (не сразу). Можно, конечно… Но что, например?

НАДЯ. Кафелем ванну отделаем.

СЕРГЕЙ (удивленно). Кафелем? Надя, каким кафелем? Где мы его возьмем?!

НАДЯ. Ну, или каким-нибудь пластиком – под перламутр. (Мерцая ресничками.) Ну, кто у нас голова?

СЕРГЕЙ (удивляясь еще больше). Пластиком?!

НАДЯ. Ну да, цветным. Я видела: во!

СЕРГЕЙ. Надя, ты в своем уме? Каким пластиком? Где он у нас?

НАДЯ. Купим. Закажем…

СЕРГЕЙ. Оклеим клеенкой «под перламутр» – и привет.

НАДЯ. Сережа, я тебя умоляю!

СЕРГЕЙ. Как всегда: потолок размоем, как следует прошпаклюем, прокрасим водоэмульсионочкой – шах, мат, и будет-будет, я тебе говорю!

НАДЯ. Господи! Дай мне терпения!

СЕРГЕЙ. Наденька, не форсируй. Я заранее знаю, что ты мне сейчас спрогнозируешь: «Сережа, дорогой, давай займем денег, поедем и купим кафель – самый дешевый. Милый-дорогой-брильянтовый, ведь стыдно кому показать; мы с тобой давно не студенты…» Так?

НАДЯ. Монотоша! Зануда!

СЕРГЕЙ (примирительно). Допустим… Кто класть будет?

НАДЯ. Класть – что?

СЕРГЕЙ. Да клеить, клеить… Кафель клеить – кто будет?

НАДЯ. Ты, разумеется.

СЕРГЕЙ. А если я не умею.

НАДЯ. Научишься. А не хочешь, давай я сама…

СЕРГЕЙ. Надя, ни ты, ни я этим ремеслом не занимались ни разу.

НАДЯ. И что? Для нас главное – нАчать, а там – догоним и перегоним.

СЕРГЕЙ. Неужели не ясно, – я не могу уметь все. Значит, приглашать, значит, платить. Сколько?

НАДЯ. Хочешь сказать, что мы в безвыходном положении?

СЕРГЕЙ. Надя, наше положение сложное, но не безнадежное. Главное, не выпендриваться, не прыгать выше головы: ах-ах-ах! А жить, нормально…

НАДЯ. Без перламутра.

СЕРГЕЙ. Отлично все сама понимаешь.

НАДЯ. Выдохся ты, ой-й-й, жалкое зрелище!

СЕРГЕЙ. А ты не смотри; делом займись, делом!.. Иногда, знаешь, события тянут за собой переживания, а иной раз переживания тянут за собой события.

НАДЯ. Умное сказал, да?

СЕРГЕЙ. Тебе подражаю.

НАДЯ. В каждом дому по кому.

СЕРГЕЙ. Что еще?

НАДЯ. Мама моя так говорила.

СЕРГЕЙ. О да! Твоя мама – мудрая, мудрая женщина.

НАДЯ. Да! Вот именно! Не то что ты – слоняешь слонов из угла в угол и ду-ду-ду, бу-бу-бу! Извини, но тошно, брезготно глядеть на красивого мужика, который еще вчера был, а сегодня – полет окончен!

СЕРГЕЙ (ладонями растер лицо до пунцового цвета). Ладно, давай уже приклеим первый кусок. (Зрителю.) Что смотрим? Работаем!

Вторая музыкальная пауза

НАДЯ (мажет клеем обойное полотно). Сережа, ничего ты не понял.

СЕРГЕЙ (после некоторых колебаний, возвышается на стремянке). Я, Наденька, не френолог и не звездослов; нет у меня дара прорицателя, в отличие от некоторых экзальтированных дам-с. Вы, женщины, чудной, ей-богу, странный народец!

НАДЯ. Чего-чего?..

СЕРГЕЙ (ворчит). Чего-чего, кому-чему… Вот есть у вас зеленые чашки, так нет, подавай вам еще голубые! Тут, на мой взгляд, некий психический фактор. (Балансирует.) Ты не находишь, Надежда?

НАДЯ. А я говорила – говорила не раз: давай елку поставим, украсим.

СЕРГЕЙ (потерял равновесие, чуть не падает). Да… елы-палы! Нешто мы дети?

НАДЯ. Они – дети! Дети – не захотели остаться, потому что у нас не квартира, а какой-то… полигон (прости Господи!), лаборатория паче чаяния, хуже – сарай!

СЕРГЕЙ. Стену промазала?

НАДЯ (бубнит). Намазала, промазала…

СЕРГЕЙ. Тщательно?

НАДЯ. На – держи! Тщательней не бывает.

СЕРГЕЙ. А в углах?

НАДЯ. Знаешь что!.. (Бросает работу.) Делай сам. Мне пора ужин готовить. (Переходит в кухню.)

СЕРГЕЙ. Наденька! (Юлит вокруг сумки, не зная, куда ее запихнуть.) Наденька, если не промазать как следует швы и углы, то все отвалится само собой буквально на следующий день. Спрашивается: к чему усилия, если они напрасны? Но с другой стороны, я признаю, что кафель в ванной – не роскошь. Согласен. И бытовая техника фирмы «Бош», и японская радиоаппаратура, и сотовая связь, и какой-то… немыслимый интернет – тоже неплохо, согласен. Но, Надя, на какие шиши?! Откуда у нашего дорогого сыночка… все такое и прочее? Надя, ответь…

НАДЯ (перебивает). Работает сыночек, соответственно, получает.

СЕРГЕЙ. Угу! Так-так! Тебя послушать, так мы с тобой всю жизнь на теплой печке рассиживались, семечки лузгали: так, что ли, по-твоему?

НАДЯ. Да, не сидели, да, не лузгали. Но и он, знаешь, чего-то добился.

СЕРГЕЙ. Добился или кого-то добил?

НАДЯ. В каком смысле?

СЕРГЕЙ. Давай, Наденька, начистоту. Я, Наденька, инженер, кандидат наук, между прочим. Мой диплом – защищен десятью изобретениями. В моем активе – сто двадцать одно рацпредложение. Свой первый автомобиль я приобрел в рассрочку, до сих пор сам езжу на нем, сам мою и сам чиню!

Надя чертыхается, грохочет кастрюлями.

Хотя, допустим, смена формаций, новой экономической политики… Но – разве я виноват, что я… без работы? И это с моими знаниями, с моим стажем, моим опытом! Разве я виноват, что уже полгода не приношу в дом ни копейки? Надя, ответь!

НАДЯ. Тебе оформили пенсию. А до того – платили пособие.

СЕРГЕЙ. Надя, пособие? В гробу я видел такое пособие! Я говорю о том, что мы совсем недавно приносили пользу обществу. Пользу – это понятно? (Надя кивает.) Все нажито многолетним трудом. (Надя кивает.) Но вернемся к нашим баранам. У них, ну ты знаешь о ком, с чего не начни: о террористах, его новой тачке, шмотье, футболе – это всегда и пожалуйста. Однако стоит начать разговор о чем-то глобальном… (Надя кивает.) Телевизор спасает! Травит своими миазмами, но все же – маг и волшебник! (Кланяется телевизору.) Спасибо ему за это очень большое!

НАДЯ. Ну да, если бы он у нас не работал в рассрочку.

СЕРГЕЙ. Наденька, мы элементарно не развиты, окостенели. Мы живем, словно зажмурившись. Наши родственные отношения в категории вечных и бессмысленных споров – бездарных, заметь, никому не нужных дискуссий, квартирных побоищ коммунальной общины. Это, Наденька, жернова и кабак! А кабак, как ни читай, хоть справа налево, хоть слева направо, все будет – кабак! (Машет руками, пытаясь прибить комара.) Черт знает что!

Третья музыкальная пауза

НАДЯ. Сережа! А ты заметил, какое у нашей невестки шикарное новое вечернее платье?

СЕРГЕЙ. Заметил, как ты на него пялилась.

НАДЯ (зрителю). Значит, заметил.

СЕРГЕЙ. Вот именно, пялилась – до неприличия. Я и не догадывался, что в тебе столько материального. А люди, между прочим, то, на что они смотрят.

НАДЯ. Если так, то ты должен превратиться в паяльник или в свои дурацкие пассатижи.

СЕРГЕЙ (укоризненно). Надя, давай не будем размахивать словами как топорами. Я выразился фигурально.

НАДЯ. А что я могу поделать, если мне это платье «фигурально» приснилось. (Зрителям.) Я прямо почувствовала в себе некий животный магнетизм!

СЕРГЕЙ. Нам только животного магнетизма хватает.

НАДЯ. Я думаю, что мне очень-очень подошло это самое платье.

СЕРГЕЙ (возвращаясь к обоям). А я думаю, за что эти черти поперли меня с завода?

НАДЯ. Господи! Он еще спрашивает!

СЕРГЕЙ. Надя, неужели из-за того злосчастного собрания акционеров?

НАДЯ (уклончиво). Возможно, по крайней мере, мне именно так показалось. Но какое теперь это имеет значение, когда ты уволен бесповоротно.

СЕРГЕЙ. Колбасники. Неучи. Хотя, если вспомнить того… с лисицей за ухом, ну, штуковитый такой, из отдела по импорту?..

НАДЯ. Чародей.

СЕРГЕЙ. Во-во, он самый: без чарки ни шагу. Этот тип ясно сказал…

НАДЯ. Сережа, забудь ты о них, как говорится, забей! Наш сын во всем разберется.

СЕРГЕЙ. Надя, у меня расчеты, проект! Я с цифрами в руках кому угодно готов доказать свою правоту даже сейчас. И тогда я не мог поступить иначе, Надя, пойми, я не мог.

НАДЯ. Клей останется: куда его вылить?

СЕРГЕЙ. Меня никто не поддержал, никто толком не выслушал. Меня выгнали, захотели избавиться и избавились, как от чумного.

НАДЯ. Тебя не выгнали, тебя сократили… (Спотыкается.) Блин! Эти-то… обои, Сережа, зачем?

СЕРГЕЙ. Да брось ты! Какая к лешему разница: выгнали, сократили! Турнули под зад коленом! «Сократили»… Я что – дробь или чересчур длинное слово, которое невозможно выговорить? Или меня сократили, руководствуясь исключительно гуманными соображениями в плане моего здоровья и успехов в личной жизни? Завод нашлепал продукции на пять лет вперед, цены взвинтили, а продукцию, видите ли, покупать стало некому. Зарплату рабочим им стало нечем платить. Все знают, все понимают. А теперь, как говорится, поезд ту-ту! Но я докажу, я докажу…

НАДЯ (озираясь). Ой, нет – ни за что не успеем! Хоть бы скорее закончить этот чертов ремонт…

СЕРГЕЙ. Я отдал все! Надя, я отпахал на заводе без малого сорок лет!

НАДЯ. Вспомнила! Кисти забыла купить, еще растворитель… (Кричит.) Он!

СЕРГЕЙ. Кто?!

НАДЯ (прицелилась). Йо-майо! (Потеряла из виду.) Ну…

СЕРГЕЙ. Надя, брось.

НАДЯ. Он меня бесит!

СЕРГЕЙ. Подумаешь. Ну, залетел бедняга погреться, а тут на него – сафари устроили.

НАДЯ. Потолок в прихожей белить будем? Или красить, как в ванной?

СЕРГЕЙ (будируя). Чего-о? Еще и в прихожей?!

НАДЯ. Ну да! А ты как хотел?

СЕРГЕЙ. Вчера нельзя было сказать, когда здесь белили?

НАДЯ. Будто сам ты не знаешь.

СЕРГЕЙ. Я не знаю и знать ничего не хочу!

НАДЯ. Конечно! Ты на потолок разве смотришь? (Зрителю.) Как я, бывало…

СЕРГЕЙ (перебирая обои). Итак! Этих – узорчатых, с гулькин нос, поэтому предлагаю вырезать с них цветочки и клеить на те – с пунктиром. Ножницы – где?

НАДЯ (заикаясь). Как, как… вырезать?.. Сережа, зачем?.. Нет, ты погоди…

СЕРГЕЙ (демонстрирует). Чики-чики! С тех, которые с птичками, срезаем цветочки. И, стало быть, клеим на те, которые с пунктиром.

НАДЯ (вне себя). Сережа, а дырки?!

СЕРГЕЙ. Надя, не трепыхайся.

НАДЯ. Не стану я пачкаться! Как хочешь – не буду!

СЕРГЕЙ. Наденька, солнышко, успокойся, дырок не будет. Мы нежно те наложим на эти, в просветах появятся узоры. А на тех, которые с рыбками, – расцветут твои любимые мандарины. Ясно?

НАДЯ. Пасмурно!

СЕРГЕЙ. Режь кромку! Я пока прикину, что можно учудить с теми, где сонные крокодилы, и с теми… Мы их перемешаем, поскольку этих мало, а тех навалом – шансы уравняются. Рванули?

НАДЯ. Нет, не рванули!

СЕРГЕЙ. Надя…

НАДЯ (перебивает). Вот как хочешь, но не стану я заниматься этим твоим – хернюшным – капитальным замахом!

СЕРГЕЙ. Наденька – Надя…

НАДЯ. Мимо!

СЕРГЕЙ (зрителю). Рванули, но уже без всякой воли к победе.

НАДЯ (зрителю). Надя лишь изредка роняет незначительные дежурные фразы типа: «Руки-крюки», «Пожалуйста, не придирайся», «Делай сам, если ты такой умный»…

СЕРГЕЙ (продолжает фразу). …Обычно, как всегда, не оговаривая, недопонимая друг друга в делах житейского толка, как всякий мужчина и всякая женщина.

НАДЯ (устремленная ввысь). А мне – буквально – повсюду – уже мерещилось – двигалось мне навстречу – мое – новое – вечернее платье!

Четвёртая музыкальная пауза

Дребезжит телефон.

НАДЯ (сексуально). Алё.

СЕРГЕЙ (запутался в расчетах.) Колбасники. Неучи. Прыгуны.

НАДЯ. Але! Я слушаю, говорите…

СЕРГЕЙ (соображая). Ничего-ничего… Петя и Паша друг на друга похожи, особенно Петя.

НАДЯ (в замешательстве). О Господи!

СЕРГЕЙ. Так скоро будет клеить весь мир. Мы запатентуем прием, он станет нашим ноу-хау, технологией бедняков, людей, живущих за чертой бедности. Надя, доверься специалисту. Все будет тип-топ.

НАДЯ. Боже мой! Господи… (Протирает трубку фартуком, возвращает на место.)

СЕРГЕЙ. Что случилось, Надежда?

НАДЯ. Митя – наш сын…

СЕРГЕЙ. Извини, но я… как бы в курсе…

НАДЯ. Наш мальчик – в больнице!

СЕРГЕЙ (не сразу). Авария?

НАДЯ (кивает головой). Сбил – человека!

СЕРГЕЙ (зрителю). О вещах, найденных в сумке, я будто забыл. Трус – себя ненавижу! (Жене.) Кто звонил?

НАДЯ. Не поняла, но, кажется, адвокат.

СЕРГЕЙ. Надя, говори толком. Чей адвокат? От кого?