Книга Рассказы. 2018—2021 - читать онлайн бесплатно, автор Денис Олейник
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Рассказы. 2018—2021
Рассказы. 2018—2021
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Рассказы. 2018—2021

Рассказы

2018—2021


Денис Олейник

© Денис Олейник, 2021


ISBN 978-5-0055-6771-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КАК ПИСАТЬ

Плохой стих очень легко отличить от хорошего. Первый, единственный и самый главный критерий состоит в том, что хороший стих – он хороший, а плохой – несомненно плохой. Пишутся они соответственно этому главному критерию. Чтобы написать хороший стих, нужно писать хорошо, а чтобы плохой – плохо.

Совсем другое дело с прозой. Ведь чтобы написать хорошую прозу, надо намеренно писать плохо, а чтобы написать плохую прозу – намеренно писать хорошо. Сложнее всего написать среднюю прозу, потому что никто не знает, как она выглядит. Наверное, это что-то вроде мемуаров Бузовой или кулинарной книги.


А ещё, я бы хотел поделиться основными принципами редактуры текста. Во-первых, нужно удалить из черновика все наречия и в тех же местах заменить их другими наречиями. Во-вторых, первое и последнее предложения черновика следует незамедлительно убрать. В-третьих, если не помогают пункты «во-первых» и «во-вторых», надо удалить черновик полностью и написать другой черновик, на другую тему.


Самое главное, при работе с текстом помнить о том, что твоя жизнь не имеет смысла, ты сам абсолютно конченый человек и любят тебя гораздо сильнее, чем ты этого заслуживаешь. Помни обо всей боли и разочаровании, что ты принес близким и даже неблизким людям. Помни о надеждах, неоправданных тобой. Тогда точно всё получится, даже не сомневайся, пидор.

ГАЗ

Топаю на променад. Капюшон на носу, руки в карманы куртки – холодно. Самый центр променада в Зеленоградске называется «Роза ветров». Большая площадь красивой плиткой, о которую скользишь подошвой. В середине выложена – что бы вы думали? – роза ветров.

Перед площадью автобус. Он серый и страшно дымит. Скучающий водитель изучает руль, пассажирские места пусты, кроме одного – самого заднего. Там храпит бородатый уроженец Средней Азии, закутавшись в рабочий бушлат. Выхлопаные газы образуют вокруг автобуса розу ветров, направленную во все стороны света.

Прохожу мимо, придерживая дыхание.

Навстречу идет красноглазый старик в расстегнутой куртке. На груди, прямо к тельняшке, приколоты странные ордена. Старик что-то мне кричит. Выдергиваю наушник.

« – …Я грю… Таващ испектр! Они загхрязняют атмасферу!» – и пальцем в сторону автобуса, – «Тсак и запишиде!»

Понятно. Прохожу мимо, игнорируя крик:

« – Э! Слышь мя?!»

А море сегодня дивное. Это уже восьмое море, что я вижу в Зеленоградске. Первым было черное, штормовое. Оно поглотило пляж и брызгало через перила. При более сильном ветре такое море способно скушать зазевавшегося туриста прямо с променада, вместе с дорогим фотоаппаратом и памятью о прошлой жизни.

Другое море было серое, сморщенное, как старуха за рыночным прилавком. Забрать оно никого не способно, но может испортить настроение. Было ещё пять тихих морей. Одно голубое и совершенно неподвижное, как желе. Другие чуть колышатся и лениво бросают маленькие волны. Отличаются цветом – разные оттенки бирюзового, и, на закате, розового.

Восьмое море сочилось туманом и неприязненно бурлило. Оно уже не напоминало старуху, скорее сжатую пружину, которая через пару дней выстрелит с противным звоном. Туман явился логичным придатком к загазованной площади и складывалась иллюзия, что весь этот мутный пар над водой и на горизонте – вина автобуса.

Смотрю на часы. Половина шестого. Пора возвращаться в Калининград. Быстрее будет на такси, учитывая, что дела ещё есть до конца суток. Оборачиваюсь на море, желаю ему скорейшего выздоровления, извиняюсь от имени неблагодарного человечества.

Яндекс-таксист извиняется за опоздание. На перекрестке у вокзала какой-то мудак врезался в припаркованный автобус. Пришлось объезжать. Ничего страшного, говорю. А чем это тут так пахнет?

В машине действительно пахло бытовым газом.

А это, говорит, машина в гараже стояла на ремонте, так там ребята из нескольких газовых балонов буржуйку смастерили. Сам таксист непримечателен затылком, но глаза в зеркале живые. Нашу хёндай-солярис облепляют клубы тумана. Фары выхватывают редкие знаки. Я теряюсь и засыпаю.

РИСОВАНИЕ

Карандаш выводил очередную темно-синюю линию. Миша выбрал цвет скорее бессознательно, не придавая этому большого значения. Уже в процессе он вспомнил, что Людмила Спиридоновна часто надевала темно-синий кардиган в холодное время года, изредка меняя его на темно-синий же свитер грубой вязки, с нелепыми желтыми оленями. Работа над рисунком не шибко ускорилась, когда у цвета появилась мотивация. Даром, что ярко-красные волосы Миша никак мотивировать не мог. Людмила Спиридоновна в жизни была абсолютно седой, сухонькой старушкой. Не было мотивации и у вычурных зеленых туфлей, как будто выдернутых из американских восьмидесятых.

«Кривовато выходит», – думал Миша. С ним нельзя было не согласиться. Все попытки мамы запихнуть сына в художественную школу в своё время встретили ожесточенное сопротивление, и Миша впервые об этом пожалел. Не получались простейшие вещи, вроде маленького деревца, цветочка, домика. Всё рисовалось пьяно-схематичным, неживым, как пометки гвоздем на стенах тюремной камеры. Миша начисто утратил интерес к рисованию лет с шести. Для него это входило в разряд постыдных детских увлечений, а-ля игра в больничку.

Когда Вова подарил ему комплект цветных карандашей на двенадцатый день рождения, Миша чудом удержался чтобы не выпалить: «Ну и на кой хрен мне этот беспонт? Сам рисуй свою учительницу».

Но не выпалил. Злиться на Вову не выходило. Вова был огромный – два, или три, или четыре метра ростом. Добрый, как теленок. Миша принял подарок с недоумением, но не сдержал улыбку, глядя в светлое губастое лицо Вовы. Этот гигант был похож на негра-баскетболиста, который почему-то утратил природный загар.

Миша в общих чертах знал, откуда берутся дети. Коллективный просмотр порно-журнала за гаражами возле школы развеял таинственность вокруг неказистой человеческой репродукции. Но как из этой маленькой, горластой тёти Тани появился такой мастодонт? Миша не мог понять.

«Не иначе, Танька согрешила с людоедом», – шутила тётя Нона, глядя на Вову.

«Держи. Первую учительницу нарисуешь», – шутил Вова, глядя на Мишу.

Рисовать Людмилу Спиридоновну было пыткой, да и Вова не самый близкий человек, но хотя бы такую мелочь точно заслужил. Линия, росчерк. Пара точек – пуговицы, пара точек – глаза, пара точек – звёзды над зеленой дугой поляны. Хотя бы так.

Забавно, что Вову любили все, как этажного талисмана, да и Вова всех любил, как родных. А вот тётю Таню терпеть не могли за её страшную активность, пронзительный голос подстреленной пустельги, доходящее до безумия занудство и жажду территориальной экспансии – все батареи в умывальнике были забиты её тряпками непонятного назначения.

Миша частенько видел скандалы в формате «тётя Таня vs. кто угодно». Чаще всего оппонентом была тётя Нона, как человек ещё более пробивной и беспардонный, чем тётя Таня. Однажды они даже подрались. Тётя Таня заставила все раковины кадками с рассадой и ушла на несколько часов, как ни в чем не бывало.

«Тань, может еще огурцы здесь ебанём, до кучи? А? Сморкаться, если что, на кухне будем. А чо, и там, и там сантехника. Руки можно в сливном бочке сполоснуть, правда? Зубы в унитазе почистим. Параши у нас экологические, говно своё, родное!».

«Нонка, ну не начинай, – отбивалась тётя Таня, – Я на пару минут оставила! Сама-то на кухне что устроила?! Плиту за тебя кто мыть будет? Иисус Христос?».

«На какие пару минут, дура? Полдня уже ни дыхнуть, ни пёрнуть!»

Слово за слово. Разнимали вдесятером.

А на поминки тётя Нона пришла и даже венок принесла самый красивый – овальная пластиковая хвоя с черно-золотистой широкой лентой поперёк. Тётя Таня расплакалась и крепко обняла ненавистную врагиню. Смерть – она мирит.

Впрочем, замечал Миша и другие странности. С Вовой общались все и любили его тоже все, а говорила про него только его мать. Гости участливо поддакивали, иногда вспоминали коротенькие случаи, но в основном просто уплетали вареную курицу с багровой «Изабеллой» из тетрапака. Мише показалось это несправедливым. Юрий Саныч, например, местный слесарь и пожизненный алкаш, вполне мог рассказать про то, как Вова ему помогал настраивать интернет. Молодая пара – Коля и Юля – могли бы припомнить Вовину помощь с переездом.

Вовин гроб в вертикальном положении доставал до потолка. Вова и сам почти доставал до потолка, а в гробу наконец дотянулся. Миша привык к его гигантским пропорциям, всё-таки часто сталкивались и на лестнице, и на кухне, и в умывальнике, но, заключенный в сосновый ящик, Вова казался легендарным богатырем.

Мише неожиданно вспомнился случай из раннего детства.

Они с отцом пошли в душ. Общажный душ был общий, на четыре открытые кабины. Под вечер в душ выстраивалась длинная очередь, но в тот раз им повезло. Они сразу зашли, разделись, некоторое время ждали, пока вода стечет и превратится из ледяной в чуть тёплую. В душ зашел Вова, как всегда, пригнувшись, чтобы не вмазаться в дверной проём. Маленький Миша ещё не видел таких огромных людей. Вова легко скинул потную футболку, треники и, улыбаясь, пошел в кабину. Миша увидел длинную смуглую палку между Вовиных ног, затем посмотрел вниз и увидел свои детские причиндалы. На всякий случай, Миша взглянул и на отцовский писюн, который был существенно больше Мишиного, но не шёл не в какое сравнение с Вовиным достоинством. По приходу домой, маленький распаренный Миша восторженно сообщил маме: «Мам, там у дяди тааакой большой писюн!» Отец тогда поперхнулся пивом и еще полчаса не мог откашляться.

Вспомнив тот эпизод, Миша едва удержал себя от хохота. Он крепко зажал рот ладонями, стал пунцовой помидориной и затрясся в беззвучном смехе, чем вызвал строгие взгляды скорбящих взрослых.

Через час, когда гости выпили «Изабеллу», наелись и почтили память усопшего, приехал траурный ПАЗик. Вошли четыре мужика в грязной одежде, пропахшие землёй и холодом. Миша испугался, что они уронят гроб и не смогут донести его даже до порога, но мужики оказались на удивление двужильными. Гроб спустили по лестнице и внесли в автобус. Гости частично разошлись, частично оделись и поехали с тётей Таней на кладбище.

Сам Миша остался дома и смотрел в окно, на то, как траурная кавалькада из ПАЗика и чьих-то вонючих «жигулей» скрылась за поворотом, увозя Вову навсегда.

Сам того не замечая, Миша выводил на белом листе бессмысленный рисунок. Линия, зигзаг. Две точки – луна и солнце, две точки – жизнь и смерть. Он уже бывал на кладбище, когда хоронили прабабушку. Тогда его удивило, что чем моложе покойник и чем трагичнее его гибель, тем роскошнее у него памятник. Прочерк. Круг. Линия. Две точки – молодость и старость.

Зачем покойному памятник? Тем более такой большой. Взрослые говорили – так надо, так по-христиански. Так душа законно попадает в мир иной, где её грехи и добродетели взвешиваются для дальнейшего распределения. Мишу такое объяснение не устраивало. Он решил для себя, что поминки и памятники нужны не покойнику, а его живым родственникам. Чтобы пережить утрату и смириться с мыслью «Этого человека больше нет, не существует, мы никогда его не увидим». Своеобразная галочка напротив зачеркнутого имени.

Вова сгорел в пожаре. Он работал механиком на старом танкере. Древняя проводка в трюме дала искру и подпалила пожароопасный хлам. Корабль выгорел изнутри за десять минут, а потом, когда пламя добралось до топлива, страшно рванул. Миша подумал, что по всей логике памятник Вове полагается таким же гигантским, как и сам Вова. А то и больше. Всё сошлось для этого. Миша так же подумал, что раз ритуалы нужны не мёртвым, а живым, то и его рисунок – корявый рисунок первой учительницы – это лишь способ пережить смерть, смириться с мыслью, что Вовы больше нет. Миша заплакал, сам не понимая от чего.

МАРГИНАЛИИ

1

Объявили вечную зиму. Синоптиков перестреляли нахуй.

Никто ничего не заметил.

У Новособорной опять продают пирожки с начинкой.

2.

Трамвайные полосы. Слякоть переходящая в лёд. Застывшая грязь в редких проталинах. Цветок на подоконнике – завял.

Ветер хлещет людей, напоминая о существовании воздуха.

Я видел слишком много потолков, чтобы говорить о небе. Теперь вот белый, с огромной трещиной посередине. По дому тишина, по мыслям вата, а по факту – очередной прожитый день.

Как проснуться во время ходьбы?

3.

Как же скользко по весне.

Иду в больницу – лечить жизнь. Глупо конечно: в наших клиниках не лечат жизнь. Но я верю, что мне повезет. Передо мной разверзнется регистратура.

Я скажу: «Я бы хотел вылечить жизнь»

А мне скажут: «Можем записать на 28-е»

А я бы такой: «Давайте»

И записали бы.

Впрочем, бред. Мечтать не вредно, но мечтать по голольду смертельно опасно.

Иду в больницу – лечить жизнь. Вижу улицу. Точнее – переулок. Точнее – проспект. По нему ездят машины – вверх и вниз. Чаще вниз, потому что скользко. Вижу, как уверенная в себе бабка перебегает дорогу в неположенном месте.

Ничего. Найдет и тебя твой КамАЗ, старая ты ведьма.

Но лучше всех, без сомнения, птицы.

Их нет.

4.

Я шёл вдоль трамвайных путей, стараясь не упасть. Передо мной шла старуха. Она шла очень медленно и занимала собой всю дорогу. Это была очень полная старуха. Я не мог её никак обогнать по трамвайным путям, потому что боялся подскользнуться. Нас потихоньку догонял трамвай.

Я схватил бабку, да и кинул её под колеса трамвая. Старая проститутка разлетелась, как арбуз. В воздух на много метров поднялись обрывки её кишок, мозгов и костей. Я рассмеялся и пошёл дальше, насвистывая песню «Гиганской мрази». За моей спиной вороны клевали остатки старухи и глаза охуевшего машиниста.

На самом деле я этого не сделал. Я плёлся за старухой до самого конца. Трамвай безмятежно пронёсся нахуй.

5.

Тепло и слякотно. Всё родное и мерзкое. Руки в статике, голова в светлой грусти. Где-то за окном падают люди в лужи, рявкают двигатели, а мне по кайфу.

Бывает невыносимо, а бывает кайфово. Чаще никак. На что жаловаться, если ты высокий белый мужчина-натурал, с доступом к теплой батарее и полному холодильнику? А всё-таки есть на что. Всегда есть на что. Ныть вообще моя порода. Мне тут сказали, что ныть плохо. Стараюсь не дослушивать такие мысли до конца.

Видел старуху в смешном пуховике.

Видел птицу, черную от неба.

Видел автомобиль с Оксимироном во всю улицу.

Мир пробуждается потихоньку, если на него надавить глазом. Небось и снега скоро не станет, со льдом этим ебучим.

Шторы чаще пропускают солнечный свет.

Стало теплее.

Рад.

6.

Ханты особенно почитают ворону. Она одной из первых прилетает с юга – где-то в апреле, их крики разносятся по тайге и как бы символизируют пробуждение природы. Воронья символика связана с женщинами и детьми, с деторождением и изобилием.

Вот воронья песенка, записанная на Северной Сосьве в конце 40-х гг. прошлого века:

«Маленькие девочки, да маленькие мальчики

пусть появятся на свет

когда я прилечу.

Пусть играют и поют,

пусть я крылышки свои

в красном солнце опалю

в темных водах потушу.

Над верхушками взлечу

тонкотелых сосен»

Под Салымом есть озеро Кулунгтотытор. С хантыйского: «Озеро рыгающего ворона». Я так и не узнал причину такого названия. Возможно есть легенда о том, как некий мифический ворон объелся гнилых подлещиков, выброшенных на берег мутными озерными водами. Не знаю. Бог с ним, во всяком случае.

А в небе над городом я всё ещё не увидел ни одной вороны. Наверное их всех тошнит. Либо ветром сносит в сторону.

7.

Из мертвого цветка вывалилась букашка. Она упала неудачно, брюхом кверху. Кончиком ручки я помог ей обрести опору. Букашка подумала и медленно выползла на оконное стекло.

В этот момент с неба пошел снег – густой и зловещий. Он засыпал новорожденные проталины.

Букашка заползла обратно в мёртвый цветок.

8.

Посреди песчаной отмели сидят люди, спина к спине, крепко связанные друг с другом. Они одеты в лохмотья.

Вокруг ходит человек в пиджаке. Он очень ухоженный, как будто лакированный, блестит на беспощадном солнце и улыбается.

Когда ему надоедает улыбаться, он начинает смачно харкать людям в головы. Треск соплей в его глянцевой голове разносится по всей отмели. В небо поднимаются напуганные чайки.

Когда человеку в пиджаке надоедает плеваться, он берёт канистру с горючим, обливает безмолвных людей – обливает тщательно, не обделяя никого. Он чиркает спичкой и кидает её в связанных.

В небо ударяется яркое пламя, но люди быстро догорают. Человек в костюме смотрит на пожар и зевает.

Солнце тянется к закату. Чайки верещат как проклятые.

9.

За прилавком Старуха.

– Здравствуйте, а можно, пожалуйста, три бутылки абаканского?

– Паспорт

– Вот.

Старуха подошла к холодильнику и принесла мне пиво. Я рассчитался.

– А чего мятая такая? – говорит Старуха, презрительно рассматривая пожухлую купюру.

– В кармане долго лежала, – говорю я.

«Додик» – подумала она.

– Простите, что вы сказали?

– Ничего. Иди давай…

Я пожал плечами и вышел на крыльцо. Тут я внезапно понял, что уже видел эту старушку. Но где?

Вернулся обратно:

– Извините, Старуха, а мы с вами нигде раньше не встречались?

Я ожидал хамскую реплику в ответ, но Старуха серьёзно задумалась.

«А и вправду знакомая рожа»

– Вот, вот и вы мне знакомы очень, – сказал я. Она нахмурилась.

– Ну во первых, милок, я отсылка к Хармсу… – сказала она.

– Это ясно, как день, – ответил я, – А что во вторых?

– А во вторых, иди ка ты отсюда, пока я тебе глаза не выдавила, индюк! У меня из-за тебя давление падает!

Действительно, Старуха как-то побледнела. Я решил не упускать случая и продолжил наседать:

– Я не уйду пока не пойму где раньше видел вас.

– А хуху не хохо? – язвительно ответила Старуха.

И тут я вспомнил. Эту Старуху я встречал однажды у трамвайных путей. Она не пускала меня вперёд, занимая всю ширину узкой и скользкой тропы, и я плелся за ней несколько минут.

– Вспомнил…

– Ну что ты вспомнил-то, окаяный?

– Ты всю дорогу мне тогда загородила, старая перечница!

Старуха задумалась.

«И правда… Было дело»

Вдруг, в приоткрытую дверь, вместе с мартовским сквозняком влетела маленькая птичка. Мы забыли про наш странный разговор и стояли, ожидая её дальнейших действий. Птичка совершила несколько кругов по магазину и приземлилась на верхний стеллаж с дорогим алкоголем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги