– Давно, когда был молод, я ходил в военные походы на юг вместе с товарищами. Там люди верят в других богов. Они и рассказали нам о женщинах-воинах. Кто-то видел вас живьём, а я вот только сейчас убедился, что вы существуете, – мужичок вошёл в образ и собирался держать их у дверей долго. – О, я много видел, много воевал, но остался жив. Потому что в чужих землях потихоньку молился чужим богам, чтобы они не обижали меня и оставили невредимым, свои-то далеко. Здесь молюсь нашим. Благодарю их, что приняли меня обратно, простили и дали кров, еду, тепло.
Он с благоговением воздел руки вверх (рыба уже перекочевала к красавице) и уставился пьяными глазами в звёздное небо.
– Чудной и пройдоха, – сделала вывод Хельга, наклонившись к уху подруги.
– Ну ладно, я пойду, – почти проорал он, стараясь разглядеть в полумраке комнаты знакомую фигуру.
– Иди уже, иди, болтун, – добродушно отозвалась из-за спин подруг знахарка.
Старик, услышав долгожданный голос, удовлетворённо поплёлся прочь, чуть пошатываясь и бормоча себе под нос ругательства в адрес «спятивших девиц».
10. Испытание
Ночь медленно таяла, и в свои права вступал рассвет. Не торопясь, он гасил свечи звёзд, и наконец, брызнув пламенной струёй, над краем земли показалось величественное светило. Утренняя прохлада пробирала до костей, и девушки торопливо разводили в очаге спасительный огонь. Хозяйка спрятала заработанное золото и, вернувшись в комнату, искоса поглядывала на гостей. В тёмном углу на лавке едва виднелась щуплая чёрная фигурка. Крылья укрывали нечисть, как одеяло.
– Так, красавицы, а теперь скажите мне: зачем вы ко мне явились? Не из-за неё же? – колдунья кивнула в сторону вампирши.
Прямого вопроса Архелия ждала и боялась, она помедлила и произнесла:
– Мы приехали… В общем, у меня, возможно, будет ребёнок, но его не должно быть.
Старуха ахнула и тяжело села напротив молодой женщины, стараясь заглянуть в её лицо. За отблесками зарождающегося в очаге огня, играющего с тенями, ничего нельзя было прочитать под опущенными ресницами.
– Как же ты так легко? Не любишь? Обидели? Ведь не нищая, вижу. Одежда дорогая, оружие. Да и взгляд не спрячешь – привыкли повелевать в твоём роду.
– Мне пришлось покинуть семью. Защитников нет ни у меня, ни у моего дитя. Так получилось.
– Гордыня. А хоть любила?
Девушка с тоской посмотрела в сторону.
– Ещё как! – вмешалась в разговор Коринн. – Себя позабыла, с ума сошла! Теперь все расплачиваться будем.
– Страдаешь? Значит, любила, – вкрадчиво проворковала колдунья, мгновенно оценив ситуацию. – Вернись в род, покайся, может, примут.
– Нет, невозможно! А сейчас тем более.
– То, чего ты задумала, дело непростое и страшное.
– У меня нет выхода!
– Рассуди, – мягко проговорила пожилая женщина. – Ты молодая, сильная, смелая. Душа у тебя благородная – не простишь себе потом. Зачем убивать невинного? С маленькой искоркой, что ты носишь в себе, уйдёт и часть твоей души, жизни и судьбы. Никто не вернёт их обратно. Последующие дети будут. Но другими, а этого не будет. И может случиться, что тебе придётся сопровождать своё чадо в царство тьмы.
– Тьмы?
– Да. Тебя не примут предки в свой лучший мир, поскольку нить, что они протянули к тебе через века, будет обрублена тобой.
– Откуда ты можешь такое знать, ведьма?
– Не злись. Ребёнок был зачат в любви, с твоего согласия, а значит, ты отвечаешь за него. Он благословлён богами, и просто передумать нельзя: будешь наказана.
– Мужа нет и не будет, значит, предки уже отреклись. Разве это не оправдание?
– Глупости. Столько семей живут без любви. Соединённые по всем правилам, они обманывают сами себя ради детей и выживания. Никому не дано вечно хранить любовь, только избранным богами. Их, – старуха подняла взгляд к потолку, – нельзя обмануть.
– Подожди. Я запуталась. Жить с любимым без обряда супружества нельзя, жить в браке не по любви тоже нельзя. И так, и так – гнев свыше, наказание, расплата…
– Нет. Всё сложнее. Терпением, заботой о детях, честными трудами во имя их блага искупаются многие грехи.
– Ты говоришь не как колдунья, а как бродячий проповедник.
– В моём доме часто находят приют странники. Беседы с теми, кто видел мир, многому меня научили. Да и мне лет немало. Насмотрелась на своём веку.
– Ты считаешь, что я должна его оставить? – Архелия положила руку на живот.
– Да. Защищай и люби, как мать и отец вместе взятые.
– А вдруг у меня не хватит сил?
– А твои героические сподвижницы? Неужели они бросят тебя в беде?
Подруги, не сговариваясь, ободряюще кивнули головами и положили свои руки на плечи растерянной Архелии, утешая её. Казалось, что они клянутся в верности. Губы их молчали, но выразительно говорили глаза.
– Видишь? Ты не одна.
– Страшно. Ведь я отвечаю и за себя, и за них, а теперь… буду обузой.
– Мы не оставим Архи, но ей тяжело будет растить ребёнка… предателя.
– Не суди так легко! Она любила! «Предатель» может одуматься…
– Ты права, я сделала то, чего хотела, и не знаю толком, чего мне надо сейчас, – согласилась дочь барона.
– Хорошо. Я дам тебе один напиток. Он поможет тебе разобраться в себе. Ты сможешь говорить с богами и увидеть своё дитя. Если и после этого ты захочешь избавиться от него, я не стану препятствовать.
Старуха вышла и быстро вернулась, неся в руках большую овечью шкуру, которую постелила на пол. Затем достала с полки нужный кувшин, отлила немного питья в глиняную плошку, добавила трав и поставила на очаг разогреться.
– Садись на шкуру и пей.
– Что ты ей даёшь? – забеспокоилась Хельга.
– Раз вы пришли ко мне, то придётся слушаться, – улыбнулась в ответ хозяйка. – Я научу тебя готовить такой же, потом… А ты, Архелия, помни, зачем идёшь на встречу с высшими!
Дочь барона встала на овчину на колени, как приказала знахарка, и выпила отвратительный отвар под заунывные бормотания старухи. Через некоторое время голова её стала тяжелеть, а очертания предметов расплываться. Женщина больше не чувствовала собственных рук и ног. Тело становилось невесомым. Она упала навзничь и старалась не потерять сознание, но тщетно. Реальность ускользала, и широко раскрытые глаза начали воспринимать новые незримые образы. Дочь барона почувствовала присутствие в комнате незнакомого человека, которого никак не могла увидеть. Взгляд выхватывал из полумрака то испуганные лица подруг, то спокойное и торжественное – колдуньи. Кто? Кто здесь ещё? Как озарение сверкнула мысль, что невидимое создание живёт в ней. Такой же человек, имеющий право на жизнь, как и все. Дитя смело утверждало себя, как новую личность. Архелия попыталась успокоиться и осторожно поприветствовать его, но внутри ничто не отзывалось. Казалось, ребёнок старается спрятаться, стать незаметным даже для единственного в мире близкого человека. Он сжался и затаился, чтобы его не тронули, чтобы его оставили в живых. Как испуганного, забившегося в угол котёнка, хотела выманить на свет и приласкать Архи своё ещё не родившееся дитя. «Не бойся», – попросила его молодая женщина и остро осознала, что бояться надо именно её. Мать – единственная на свете, кто может дать приют ниспосланной свыше душе, – помыслила об убийстве. Стыд и раскаяние охватили душу Архелии. Она ясно осознала, что малодушно предала свою драгоценную частицу. Внезапно всё вокруг погрузилось во мглу. Это была не простая темнота, но что-то живое ощущалось в плавном движении её переливов. Таинственная бездна неумолимо спускалась сверху, неторопливо, словно не боялась, что её жертва исчезнет. Ребёнка заберут? Кто таится в глубине обволакивающей мир черноты? Что натворила девушка своим опрометчивым поступком? Почему за неё будет расплачиваться невинная душа? Архелия даже не успела попросить прощения! Но кому нужна твоя ложь? Словами не отмыть грязного дела перед небесами, не очиститься… Дочь барона металась и старалась избежать страшной ловушки, но тьма почти уже касалась её тела. Отдать маленькое трепещущее дитя, а взамен получить свободу? Или пустоту? Сомнительная сделка! Но невозможно стало отделить Архи от создания внутри неё. Воительница мужественно сопротивлялась навалившейся на неё тяжести. Тьма выпивала силы, и они неумолимо иссякали в неравной борьбе. «Ты сделала выбор, зачем же не возвращаешь небытию то, что тебе не нужно?» Ожившая мгла вечности всё же не смела без согласия воительницы до конца поглотить свою добычу. Как могла гордая дочь барона желать избавиться от беззащитного родного существа? «Я ошиблась, отвали от меня!» – Архелия ненавидела и презирала невидимого и неуязвимого противника. Меч, где меч? Молодая женщина нащупала холодную рукоять ладонью: теперь поговорим! Но лезвие бессильно проходило сквозь лиловые всполохи, клубящиеся уже возле самых губ, а страх от собственной беспомощности тисками сжимал грудь. Дыхание сбивалось. Мягкое тепло, слабым огоньком поблёскивающее внизу живота, медленно угасало, покорно прощаясь с не принявшей её живой плотью. Архелия беззвучно кричала: «Стой! Не уходи! Я прошу тебя!» Лишь безнадёжность отзывалась эхом внутри. Страшная развязка неизбежно приближалась, и воительница, уже не надеясь на спасение маленького лучика света внутри неё, из последних сил прохрипела: «Прости меня! Я не могу изменить того, что сделала, но и не хочу, чтобы ты уходила». Страдание волной окатывало несчастную женщину. Вдруг в голове доверчиво прозвучал молящий голосок: «Мама, не отпускай меня!» Дочь барона рванулась, и тьма тысячами иголок впилась в тело, готовая забрать свою дань. Дикий вопль вырвался из самых глубин души:
– Не-е-ет!
Вдруг всё внезапно закончилось. Вернулось сознание. Мрак бесследно растворился, будто его никогда и не было. В очаге потрескивали дрова. Молодая женщина лежала на овчине, пропитанной ледяной водой, её колотило от холода. Архелия была насквозь мокрая. Над ней склонились озабоченные лица подруг. Колдунья держала пустое деревянное ведро. Наверное, за миг до внезапного пробуждения оно было полно родниковой воды.
