Мистика

Глава 1. Знакомство с Кровавой Мэри

Мэри бежала, спотыкаясь. Ее фиолетовые синяки под глазами, хорошо освещаемые светом от фонарей, смущали всех прохожих на улице. Но она бежала и никого не замечала, а лишь говорила себе: “Быстрее, быстрее”. Использовав все свои последние силы, одним стремительным прыжком перелетев на другую улицу, она, наконец, остановилась, обернулась, увидела свою тень и спокойно пошла вперед.

Там Мэри ждал автомобиль. Сев в него, она осмотрела свои тонкие белые руки, запястья которых были покрыты шрамами, попыталась стряхнуть грязь с топа, мельком пробежалась по стройным ногам, попытавшись скрыть разодранные чулки юбкой, а после пригладила свои длинные каштановые волосы.

«Все на месте», – подумала Мэри.

Выйдя из автомобиля, она окинула взглядом свой дом. Он был заброшен, стар, ступеньки, по которым она поднималась, были сломаны и скрипели.

«Вот я и дома».

В голове у Мэри мелькал недавний диалог:

– Дело твое будет связано с помощью людям, – говорил ей некто.

– Но как? Ведь я никогда не помогала людям, – отвечала ему Мэри.

– Остальное будет даваться тебе легко, и смысла в этом в твоей новой жизни не будет.

По возвращении домой, Мэри попыталась проанализировать, по какой причине в ее жизни возникло новое начало, и за какие заслуги в этой жизни была поставлена такая непривычная цель.

Когда-то она уже начинала жизнь заново, попав в город, в котором живет сейчас. Попытки сложить полную картину из воспоминаний того периода не увенчались успехом, поскольку в том месте память Мэри особенно подводила ее. Проявлялись оттуда лишь отдельные образы.

Мэри помнила, как однажды на чердаке своего прежнего дома она увидела из ниоткуда появившуюся картину в дорогой золоченой раме. В центре полотна не хватало фрагмента, на котором должно было быть изображено женское лицо, судя по платью внизу картины, ниспадающим длинным черным волосам и медальону на шее. Желание разгадать тайну картины стало основополагающим во всей жизни Мэри.

Описание города, где эта разгадка может быть найдена, было обнаружено Мэри на листке, случайно оказавшемся перед ней на полу школьного кабинета:

…Красное солнце спустилось в тиши,

Землю покинула осень.

Где-то далеко в тенистой глуши

Бога красавица просит:

«Боже, дай света нам, счастья, покоя.

Весь этот мир слишком беден и болен.

Нужно лекарство найти для него,

Чтоб не скончался он раньше всего.

Кто позаботится, если не мы,

Мы же – причина всемирной чумы.

Боже, дай сил нам стереть все ошибки,

Дай еще шанс на спасение Души».

С молитвой закончив, красавица ждет

Голос, который ответ принесет,

Сотни туманов рукою пробив,

Бог отвечает с небесной дали:

«Навеяно в небе бездумно Сомнение,

Теперь полноправно приходит затмение.

Я не обижен, я огорчен,

Что светлый мир с этих пор обречен.

Все, что уместно создать, то создастся,

Все, что уместно простить, то простится,

Все, что уместно убрать, уберется,

Но тому, что надо забыть, не забыться.

Все, что концом называлось, отныне

Будет началом в разрушенном мире.

Свет главный будет Луной ледяной,

Жизнь ваша будет теперь лишь ночной.

Все, что вы в тайне когда-то хранили,

То будет потерянным в замкнутом мире,

Но будет являться в кошмарах тщеславным,

Пугать простаков, возбуждать безустанных.

Когда ослабеет последний оплот,

Неизбежна война в заключение миров:

Все, что зависит, со всем, что свободно,

Выпустят зло, что хранилось так долго.

Победа в войне будет страстью всеобщей,

Мир ваш не будет, как прежде, уж больше,

И помните, смертные, времени нет.

Жизнь – парадокс, а для вас – лишь запрет.

И вместо слезы потекут небеса,

Врожденный инстинкт вас потянет назад,

На западе тени раздавят восток,

Теперь не найти вам искомый исток.

И лишь не имеющий к вам отношения

Раскроет все тайны, обличив плод Сомнения,

Порядок расставит и Хаос отсеет,

И вернет солнца свет, что вас больше не греет.

Ты же, что просишь, где б ты ни была,

Забудь все, что слышишь, живи, как жила,

И забудь, кто ты есть, и забудь, кто герой,

А просто пиши, вспоминай рай земной.

Ошибочны были все ваши деяния,

Страх ваш пустой, так же тщетны старания,

А все, что осталось от них, Суета,

Но сейчас только Ночь, Тишина, Пустота.

Все изменилось теперь, привыкайте.

Новое время бесшумно крадется,

Красным закатом закончился мир,

От первой Луны, от рассвета начнется…

После этого Мэри начал сниться город из прочитанных строк. В нем она познакомилась с Элис. Все чаще в голове Мэри наяву стал звучать голос девушки из снов, зовущий ее в свой город.

Влекомая лишь тайной и не ощущающая связи с прежним миром, Мэри согласилась на приглашение Элис. Она помнила и напутствие, данное Элис напоследок:

– Будет многое, что ты захочешь изменить, но ничего не изменится.

Момент появления в новом мире Мэри почему-то помнила отчетливо.

Он явился для нее совершенно удивительным. Впервые увидела она такую черную ночь с огромной белой луной, не приносящей ночи никакого света. На месте, где оказалась Мэри, была узкая темная улочка. Где-то далеко впереди был неяркий свет, но здесь было черным-черно.

Мэри пошла по улочке и еле видела какие-то черные подъезды, забитые досками окна. Повсюду стояли мусорные баки, и от них шел спертый запах помоев. Мэри хотела быстрее выбраться отсюда, она пыталась, смотря на луну, осветить себе путь, но луна как будто смеялась над ней и не собиралась ей помогать.

Мэри сумела взять себя в руки и добежала до пустой, слабо освещенной дороги. Возле нее разросся черный лес. Проверяя на вес воздух, она размеренно вдыхала его, чтобы не взволновать себя. Где-то глубоко, внутри Мэри, рождалось какое-то теплое чувство, но вместе с ним страх и состояние удрученности. Она шла посередине дороги, ни о чем не думая.

Вскоре Мэри вышла на мостовую. И опять никого. Её вниманию открылся большой, по виду заброшенный черный город. Она решила идти прямо, тогда в любой момент можно будет вернуться назад и не заблудиться. Мэри, конечно же, надеялась увидеть что-то потрясающее, но было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. «Черный каменный город, написанный совершенно неразборчивым почерком и дополненный огромной кляксой по всему периметру холста», – первое, что пришло в голову Мэри при виде этого совершенно невнимательного к своим посетителям города. Она шла и шла вперед, видимо, навстречу чему-то или кому-то, пока этот кто-то или что-то не столкнулся с ней. Мэри посмотрела в темноту и увидела знакомое лицо.

– Элис? – спросила Мэри.

– Мэри, ты сумела сама выбраться? – Элис сказала это как-то странно.

– Да, конечно, – недоверчиво ответила Мэри. – Это ведь тот самый город, про который ты мне рассказывала?

– Да, это он, наш Петрансус (Painthransus), – Элис на мгновение, пока говорила, стала необычайно грустной, но потом, закончив, стала опять независима от своих чувств. – Я покажу тебе его и расскажу все, что известно мне и жителям о нем.

Дело в том, что наш город – вечная тьма, и понятий «утро» и «день» как таковых в нем никто не использует. И, как хочешь это называй, но только не этими словами. Увидишь сама, что будет на так называемом «рассвете»: будет чуть светлее и «чернота» сменится «серостью». Останется все та же однообразность вещей, и чувства твои не изменятся: такая же тоска, желание увидеть больше, и потому каждые сутки пребывания здесь порабощают всех нас своей незаметностью и серостью все глубже и глубже, потому что никакого развития в этом городе никогда не будет.

Они уже прошли несколько пустых улиц, и вышли на следующую. Как вдруг, она незаметно для Мэри наполнилась толпой, шумом, разговорами, смешивающимися и не разбираемыми. Люди же в толпе наполнялись, так же незаметно, радостью, улыбками. Лица их светлели, глаза блестели, потом все это сменилось угрозами, драками, глаза покрывались слезами и вместе с тем яростью и гневом. Но все так же незаметно толпа рассосалась, как будто никого и не было. Стало опять тихо, и монотонно черная улица уже не отличалась от других своей неординарностью. Улица закончилась площадью, и, по-видимому, главной. Элис продолжила «экскурсию»:

– Это, Мэри, центр нашего города – Площадь Боли. Совсем бессмысленное название, скажу я тебе. Здесь много таких. Полно ещё недалеких людей, таких же, как их мысли. Разве можно жить в таком городе, где ценна бессмысленность? Половина из того, что говорят в нашем Петрансусе, неправда, а если и правда, то запечатанная под сотнями символов, как загадки. Как будто каждый должен разгадывать, что сказал другой, хотя и для одного и для другого это не имеет никакого смысла.

Я же не могу воспринимать ни эти сутки, ни эти тайны. Я всегда все говорю начистоту, сразу, как есть. Хотя здесь уже давно никто по-настоящему никого не слушает, и неважно правду ли говорят или нет, прислушиваются – но не понимают. Ты – единственная, кто может осмыслить все, что я говорю, и предложить мне что-то в ответ. Но почему же ты молчишь, Мэри?

Мэри действительно молчала всю дорогу, и даже не пыталась вставить слово в речь Элис. Да и что она могла сказать? Она совершенно не хотела разговаривать. Она очень внимательно слушала и одновременно с этим смотрела на Площадь, на которой они остановились.

Они сели на скамье напротив какого-то клуба, Элис рассказывала, что в нем решают вопросы профессий, так называемый «отдел кадров»:

– Дело в том, что город разделен на области знаний, и людей, разбирающихся в одном виде деятельности лучше, чем в других, определяют на какие-то обязательные работы, связанные с этим видом, и привязывают к определенной области. Люди, принадлежащие к одной из областей, состоят в кланах или орденах, как им больше нравится называться.

Было все ещё темно. Но небо начинало сереть. Луна, что странно для неё, медленно приближалась к земле. Мэри думала про себя: «Что ей здесь нужно, если ночь заканчивается?». Действительно, приближался «рассвет». С прилегающих к площади улиц выезжали автомобили, из домов и клубов выходили люди. А они, вдвоем с Элис, сидели бы так и смотрели на все вокруг, но Мэри вдруг опомнилась и вступила в разговор:

– А почему вы даже не пытаетесь ничего менять, заполнять чем-то темноту, мечтать?

– После того, что случилось у нас в городе, никто ничего не делает. Для всех темнота – это выход (только куда?) Все смирились с тем, что имеют, хотя, по сути, не имеют ничего. Люди думают, что за темнотой не видно их богатств, они просто скрыты. Но на самом деле под темнотой у них ничего нет. Они теряют себя где-то в надеждах, но в надеждах на прошлое, будущего-то ни у них, ни у нас – у всех, кто живет здесь – нет. Каждый здесь живет какой-то личной тайной и бережно хранит ее.

– И ты мне не скажешь, что случилось? – Мэри спросила это с надеждой.

– Нет, даже я, я тоже не хочу вспоминать об этом, – Элис ответила очень холодно. – Извини. После того, что случилось, до сих пор происходят какие-то странности, но они уже не имеют особой силы и влияния на нас.

Элис сидела нахмуренная, и видно было, что мысль о том происшествии, случившемся когда-то в Петрансусе, пугает и злит её одновременно. Мэри поняла, что эту тайну ей придется разгадывать самой. Элис снова заговорила, заговорила с отчаянием в голосе:

– В Петрансусе совершенно не испытываешь грусти. Если тебе плохо и тяжело, то твое состояние не переходит в грусть, может перейти в злобу, раздражение, страх, но только не в грусть. И от этого ещё тяжелее. И все это, наверное, из-за серости.

Серость – среднее между черным и белым, но не являющееся ни тем, ни другим. От того совершенная неопределенность, предсказуемость, бездействие, инертность. Очень тяжело. Ни одной нормальной эмоции, все какое-то посредничество между одной и второй, но ничего не выбирается. Все здесь какая-то серость. Но никто ничего не меняет.

Элис стихла. Мэри все также смотрела вокруг, на проходящих людей, на огромные серые здания на площади, но смотрела как-то бессмысленно. Наверное, то, что говорила Элис, попало в душу к Мэри, и она видела этот город во всей его правде и знала теперь смысл его существования, интересы его жителей, и то, что она знала, не вызывало никаких особых ощущений. Она молчала и не желала перебивать сформировавшуюся тишину. Элис нарушила ее. При этом голос у нее был сильно раздражен, а состояние крайне подавленным:

– Молчать ты можешь сколько угодно, непрерывность тишины здесь ничего не меняет, так же, как и внезапный разговор, и времени здесь на молчание не жалко.

Я думаю, мне лучше пойти домой, и тебе будет намного легче разобраться во всем одной, наедине с собой. Ты сможешь найти в этом городе все, что пожелаешь. Этот город хранит несметное количество тайн и загадок. Извини меня, если что.

Внезапный холод охватил Мэри, и после ухода Элис она осталась совершенно одна. И странно, что её бросили в тот момент, когда у неё нет ничего и некуда идти, когда совершенно ничего не ясно, и нет возможности искать выход, да и что можно искать в состоянии неопределенности. И, только что прибыв в этот город и ничего ещё не узнав о нем, она уже оказалась в полной темноте и, вдобавок, в одиночестве.

Мэри посмотрела на серую площадь, и был бы кто-нибудь другой на её месте, слабее, чем она, тот разбился бы на месте или спрыгнул бы в черную воду, текущую рядом под мостом. Но она просто смотрела: откуда-то сверху с серого неба падало что-то, похожее на звезды, безмолвная пустота неба отражалась в воде, что-то пропадало в воздухе. Самого воздуха становилось мало, и он разрежался, появлялись какие-то газы, вдыхая которые, Мэри на секунду задыхалась, но потом вновь возвращался кислород, и дыхание становилось ровным.

Весь пейзаж не представлял бы никакого внимания для нормального человека, но Мэри смотрела его только потому, что была здесь впервые. Она поднялась со скамьи и подошла к воде. Посмотрев в ее глубь, помимо своего отражения Мэри обнаружила чужие, совершенно разные и почему-то не запоминающиеся лица, хотя рядом с ней никто не стоял.

Мэри продолжала смотреть в воду и думала: «Разве может совсем ничего не меняться? Когда-то в этом городе уже что-то случилось, о чем люди не вспоминают, может случиться что-то снова, но оно уже будет страшнее, хитрее, продолжительнее, будет иметь на них еще большее влияние. И они захотят вспомнить тот былой произошедший «ужас», который тогда им уже покажется лишь маленькой расправой над ними, будут желать вернуть его, вместо пришедших страданий.

Значит, что-то все же меняется: случилось и случится, но меняется не людьми, а кем-то другим. Но в следующий раз они уже точно ничего не изменят, то будет слишком сильным. Потому, чтобы больше ничего не происходило, надо делать что-то сейчас, что-то менять. Но согласятся ли они? Но если кто-то один начнет действовать, то возможно они поддержат его, согласятся с ним, и все изменится? Но кто решится здесь что-то менять, кто, кроме меня?»

Подобная мысль Мэри исходила не из благородства, а опять же из желания разгадать тайну. Вода под мостом пенилась, пыталась подняться до берегов Петрансуса, но лишь медленно утекала куда-то вниз, по направлению взгляда Мэри, и, спадая, билась о камни под черным городом.

Внезапно Мэри почувствовала себя чьей-то частью, может даже в чьей-то зависимости, будто за ней следят (это было совершенно новое для неё ощущение), она обернулась и увидела женщину. Мэри не слышала, чтобы к ней кто-то подходил, и потому такая неожиданность несколько напугала её. Она спросила у женщины:

– Вы что-то хотели?

Голос женщины был неприятный:

– Да, вы украли мою тень, и я хотела бы её вернуть.

– Но, какую тень? – посмотрев вниз, под ноги, Мэри поняла о какой именно идет речь, тень это была какая-то суетливая и неровно располагалась под Мэри. – Как же ваша тень могла у меня оказаться?

– В нашем городе без теней невозможно. Потому на каждого она своя, но у вас её нет, поэтому моя тень перешла к вам, оставив меня. Верните же мне ее.

На площади в это время никого не было. Они стояли: Мэри и эта женщина, – вдвоем, около моста. Мэри еще не совсем понимала, что происходит, как ее тень могла сначала пропасть, а потом появиться снова, и откуда эта женщина знает, что это именно ее тень. Женщина впивалась в глаза Мэри и не давала им смотреть куда-либо мимо своих, и, хотя речь её была коротка, и тон разговора был почти спокойный, слова её заставляли Мэри зависеть от этой женщины и подчиняться. Глаза её были резкие, маленькие, почти черные, взгляд прямой и на лице стояла легкая глумливая улыбка, почти незаметная, но в сочетании с глазами она выражала что-то страшное.

Женщина повторила свое желание:

– Я хочу, чтобы вы вернули мою тень. Немедленно.

– Но как? – Мэри находилась в недоумении от данной просьбы.

– Есть только один способ.

Женщина начала приближаться к Мэри, все также пристально смотря ей в глаза. Мэри пыталась понять, что эта женщина собирается сделать. Ещё два шага назад и будет мост с бурлящей водой, вокруг – серая пустая площадь, впереди – непонятная особа. Женщина ни о чем не думала, кроме намеченной цели, она больше не улыбалась, просто гипнотизировала Мэри взглядом. Она довела её до перил, схватила за руку и пыталась перекинуть на другую сторону, за мост, в воду.

Мэри успела сообразить и, ухватившись свободной рукой за перила, чтобы удержаться, ударила женщину ногой по бедру, выхватила вторую руку, и схватилась обеими за шею своей обидчицы. Та пыталась что-то говорить, двигала руками, извивалась в руках у Мэри, но ещё несколько минут, и тело её заметно потяжелело, глаза заполнились ужасом, рот открылся, и сердце перестало биться.

Мэри закрыла ей глаза, отпустила шею, дав телу упасть на перила головой вниз, и перекинула ноги через перила в воду. Нижняя бездна поглотила, не раздумывая, в свои недра бездыханную плоть.

Мэри же поняла, что совершила убийство, хоть и случилось оно в целях защиты. Она посмотрела на ту, из-за которой все это случилось. Тень спокойно лежала в ногах у Мэри, не шевелясь и наблюдая за движениями луны. Мэри усмехнулась про себя и, тоже спокойно, начала чего-то ждать, стоя уже лицом на площадь.

Как вдруг, тень начала двигаться, Мэри почувствовала, как внутри нее что-то растет, что-то чужое, она пыталась откашлять это, оно не выходило. Потом вдруг все снова стало нормально. Мэри отряхнула юбку, случайно посмотрев себе под ноги. Тень пропала. Мэри огляделась. Свет луны был яркий, он освещал всю площадь. Беспокойная тень двигалась суетливо, от дома к дому. Мэри смотрела на это и решила пойти за ней, все равно ей больше идти было некуда.

Они шли по улицам, тень металась, словно искала что-то, она сливалась с тенями домов, потом снова выходила на свет, потом уходила во тьму, скрывалась за автомобилями. Мэри начала бежать, потому что не успевала догонять свою спутницу. Люди оглядывались им вслед. Вскоре они вышли к лесу. Мэри и тень пробирались сквозь лесную чащу, слышался хруст сломанных веток, пение птиц вдалеке. Среди этих звуков Мэри услышала едва различимую музыку. Она подумала, что там, где звуки, наверняка кто-то есть, и пошла на них. Вскоре Мэри поняла, что тень движется в том же направлении.

Музыка становилась все сильнее, она была очень красивая, в то же время очень грустная, как будто она была последней музыкой в мире, и ей было больно от этого. Затем все стихло: ни музыки, ни птиц, деревьев не стало. Мэри и тень вышли на пустырь. На нем стоял старый двухэтажный дом, от пустыря вели четыре дороги, одна из них, через лес, из которого пришла Мэри. Она не сразу решилась зайти внутрь дома, чего нельзя сказать о тени, та быстро протиснулась через щель под дверью.

Мэри поднялась по скрипучей лестнице, попробовала открыть дверь, она оказалась не заперта. Войдя внутрь, увидела множество теней и паутину. Свою тень тоже обнаружила, она все также металась. Свет луны, пробивающийся через забитые досками окна, освещал этот метущийся танец. Мэри продвигалась внутрь, разрывая паутину. Она не понимала, что вело ее сюда, но также понимала, что уже не может уйти отсюда. Этот дом словно захватил ее душу, подарив в ответ свое гостеприимство. Одиночество связало их в одно целое навсегда.

Именно так Мэри стала убийцей и обрела покой в самом нелюбимом районе горожан Петрансуса – Темном Квартале, квартале, положившем начало всем случайностям и загадкам города.

После этого, Мэри и Элис стали часто встречаться. Они стали лучшими подругами. Элис всегда придумывала какой-то план, а Мэри воплощала его в жизнь.

Мэри оказалась настолько покорной тьме, что Элис никогда не приходилось ее ни на что уговаривать. Достаточно было предоставить ей немного тайн или загадок, и Мэри готова была исполнить любое поручение, никогда не противясь ничему и со всем соглашаясь. С тех пор как она стала убийцей, она лишилась всяческих терзаний души и готова была совершить любой аморальный поступок.

Элис всегда покрывала ее деяния в Петрансусе, потому что в этом городе за личной свободой действий очень строго следили, даже больше, чем за нарушением чужой свободы. Зная, что Мэри ведет записи, Элис даже просила ее только зарисовывать планы их действий, на случай, если кто-то захочет выкрасть ее дневник.

Но у Мэри возникло огромное желание рисковать, поэтому она старалась привлекать как можно больше внимания к себе, особенно она любила посещать всякие закрытые места с целью поглощения разных новых знаний, пугающих остальных людей и запрещенных теми, кто знает их ценность.

Так и не прояснив ничего из своих обрывочных воспоминаний, Мэри решила, что это станет для нее новой тайной, которую только предстоит разгадать.

Глава 2. Начало

Что Мэри делала по бессветным лунным суткам, касалось только ее одной. С тех пор, как она живет одна, она сама себе хозяйка и еще единственная хозяйка своего старого дома. Снаружи дом этот, как и все в этом городе, серо-черный, а внутри – весь в тенях.

Мэри по прибытию сюда всегда, заходя внутрь, проходила по черному длинному коридору в такой же черный кабинет, отделанный непонятного корня древесиной, зажигала керосиновую лампу на дубовом столе и рассматривала черно-белые карты. Она ставила каждый раз на них новые метки, а затем открывала маленькую черную книжечку.

Она хранила все секреты Мэри и каждый раз добавлялась новыми. После того, как Мэри получала какие-то странные, не известные многим знания, она делала в книжечке записи на странных языках или в зашифрованном виде. Сегодня это был шифр из трех букв «Ц.П.А.» Что это значило, никто не смог бы узнать.

По обыкновению, Мэри уходила из кабинета и сейчас уходит в спальню. Но вдруг… раздался телефонный звонок.

– Аптека, завтра, час, – сказал таинственный голос в трубке.

Мэри приняла странное послание и вот она уже второй раз идет в спальню.

Ночи сейчас идут длинные, поэтому чтобы наступило завтра, нужно проспать многие часы. Наша героиня с удовольствием бы согласилась на это, потому что она очень устала и ей уже все равно, но так как она никогда не спит, ей придётся провести время, сидя в своем кресле напротив окна в так называемой спальне.

Наступило завтра, час. Слева – аптека, справа – машина. Не раздумывая, Мэри идет налево. Аптека – одно из зданий, очень сильно нравившихся Мэри. Это двухэтажная постройка, выполненная полностью из стекла, с яркой вывеской «Аптека» над дверью. Внутри, сразу же при входе, бьется маленький алюминиевый колокольчик, возвещая о том, что пришли новые посетители. И попадаешь в зеленый зал, где всегда народ, разнообразие снадобий, настоек, экстрактов и антибиотиков, где всегда собирается, как кажется, весь лунный свет и отражается от стеклянных стеллажей для лекарств, и всегда играет расслабляющая музыка, и всегда очень спокойно. И сейчас ничего не изменилось.

Мэри проходит внутрь и … звонок: «первый ряд, третий стеллаж, четвертая полка, converteris satura». Мэри находит необходимую «… смесь», это были какие-то капсулы в 0,02 грамма сложного состава, хранящиеся только при температуре не ниже 16 ºС, красного цвета с запахом кофе и посыпанные белой солью.

Заплатив, Мэри вышла из аптеки и прислушалась к окружающим звукам. Слышались визги истеричных детей, проходящих навстречу по тротуару, грохот и неопределенный шум из проезжающих мимо автомобилей, лай собак и другие. Все это ежедневный набор инструментов, заполняющих не возможную никогда тишину и не отвлекающих от своих забот, проблем и тревог людей, постоянно слушающих этот концерт.

Люди стараются не ходить по улицам этого города, потому что кислорода всегда не хватает, передвигаются обычно на автомобилях. Лишь иногда выходят подышать, ходят при этом они неторопливо, так как торопиться в этом городе вовсе некуда. Окружающие шумы привычно расстраивают людей, и они, как всегда разочарованные в жизни, отправляются по домам. Мэри же предпочитает и автомобили, и прогулки пешком, иногда пробежки. Когда она бегает по городу, люди всегда пугаются или просто считают это очень странным.