– Протест, господин председатель! – сказал сидящий рядом с Володей его адвокат. – Последним деянием моего подзащитного было спасение ребёнка. Маленькой девочки, из огня, ценой собственной жизни.
– Обоснуйте протест, господин адвокат, – сказал председательствующий.
– Внимание на экран.
На экране побежали нестройные картинки последнего сна Владимира, где он выбросил девочку в дверной проём к пожарному, почему-то одетому в дорожный плащ с полосой-отражателем, и в этот момент его захлестнула волна огня и наступила темнота.
– Господин прокурор? – сказал председательствующий.
– Господин председательствующий, господа присяжные! Это всего лишь сон. Я считаю, что мы должны судить обвиняемого по последнему деянию, совершённому им в действительности.
Володя встал, несмотря на попытки адвоката его удержать.
– Господин председатель, господа присяжные. Попав сюда, я обдумывал свою жизнь, стараясь вспомнить всё хорошее, что я, когда-либо сделал, и понял: я недостоин сектора покоя.
В зале пробежал лёгкий шум. Володя думал, что это шум одобрения сказанных им слов, но потом увидел, что к трибуне медленно приближается полноватый, невысокий мужчина.
Подойдя к трибуне и повернувшись к залу, он сказал:
– Думаю, обвиняемый пока может отдохнуть в своих апартаментах и продолжить раздумья над своей жизнью.
Мужчина говорил тоном, когда возражения кого бы то ни было, не предусматривались.
Двое мужчин в сером вывели Володю из зала, а заседание продолжилось.
– Внимание на экран! – сказал инспектор Иуда Менашевич.
На экране появилась Морфея и господин прокурор.
– Ты один из немногих, которые понимают важность и значение снов, – сказала Морфея.
– Во сне человек искренен, и волнует его то, что волнует на самом деле, а не то, что он пытается показать. Правильно? – ответил ей прокурор.
– Господин прокурор! – обратился Иуда Менашевич к прокурору. – Изменили ли вы с тех пор своё мнение и если да, то под действием каких событий это произошло?
Возникла пауза.
– Может, у вас тогда есть что добавить по делу? – продолжил Иуда Менашевич.
– Нет, господин инспектор.
– А что вы можете добавить по делу, господин адвокат?
– Мне нечего добавить, господин инспектор.
– Тогда, господа присяжные, слово за вами. Прошу также учесть глубокое, никем не подсказанное, раскаяние обвиняемого.
Через некоторое время за Володей пришли двое высоких мужчин в сером одеянии и повели его в зал, посадив рядом с адвокатом.
Председатель ударил молоточком, и все встали.
Вошли присяжные.
– Оглашается решение суда присяжных в отношении Владимира Улько. В связи с отсутствием обвинений по последнему деянию Владимира Улько, выразившемуся в спасении ребёнка из пожара ценой собственной жизни, и учитывая его раскаяние в прежних недостойных деяниях, присяжные единогласно постановили распределить Владимира Улько в сектор покоя.
Председательствующий ударил молоточком.
– Заседание окончено.
Картина 5.
Андрей и Вениамин совместно смотрели запись последних секунд жизни известного футболиста.
Им не часто в последнее время доводилось выступать друг против друга.
Иуда Менашевич (и тут нужно отдать ему должное), стараясь разобраться и исправить ситуацию, проявлял такт. Сдружившихся служащих он не заставлял выступать друг против друга. Он закручивал гайки в других местах.
Но в этот раз так совпало, это дело было поручено Андрею и Вениамину как адвокату и прокурору.
– Важно вынести правильное решение, а не покрасоваться перед местным обществом и друг другом. Если человек идёт в сектор раздумий, то он должен осознавать, что это заслуженно, и рано или поздно, но он свою вину искупит, – говорил Иуда Менашевич.
Андрей и Вениамин смотрели, как Евгений Макаров приближается
к воротам, выходя своим прорывом один на один с вратарём, и бьёт. Вратарь в не очень сильном броске ловит этот достаточно слабый удар. А Евгений Макаров падает на траву и уже не встаёт.
– А мог быть первый в истории посмертный гол, – говорит Вениамин.
– А у меня всё время такое впечатление, что он не забил этот гол специально. Я только мотивов понять пока не могу.
–Ну, ты большой спец. Ударил он, конечно, слабо. Но ведь он в этот момент мог уже умирать?
– Давай посмотрим его предыдущие десять голов, забитые им в других матчах.
Они смотрели отрывок за отрывком. Вениамин любил футбол, но поскольку ему при жизни никогда не угрожало играть в футбол самому, он относился к нему только как к зрелищу. Другое дело Андрей. Он неплохо играл сам, да и умер тоже в процессе игры, хоть и другой. Вениамин смотрел на голы и на происходящее на экране без особого интереса.
– Вот! Вот! Смотри! – Андрей опять поставил просмотренные фрагменты. – Это его десять голов за предыдущие два года в похожей ситуации. Вот перед ударом он мельком глядит то вправо, то влево, потом сосредоточивает внимание на другой стороне и бьёт в тот угол, куда глянул мельком. А в этой ситуации он просто, не бегая взглядом, смотрит на вратаря. Он начинал в этом клубе, а теперь играет против него. Не забивая гол, он предаёт тот клуб и ту команду, за которую играет теперь. Это статья «предательство и злоупотребление доверием».
– Ну, знаешь… Миллионы промахов, ошибок… Мяч – он круглый, Андрей. Тем более перед смертью. Мы же не можем представить. Ну, ладно. Будем спорить в зале суда. Уж лучше пойдём в бар.
Картина 6.
В большой зал двое высоких, крепких мужчин в сером одеянии ввели Евгения Макарова и указали ему сесть рядом с Вениамином.
– Рассматривается дело Евгения Макарова, умершего вчера вечером от сердечного приступа во время игры в футбол. Захоронение послезавтра, – председательствующий ударил деревянным лакированным судебным молоточком по подставке того же цвета. – Пожалуйста, господин прокурор.
– Господа присяжные! Евгений Макаров – прекрасный футболист… был прекрасным футболистом. Сначала он играл за СКА, и когда СКА вышел в высшую лигу, перешёл в более известный клуб, в Динамо. Он уже тогда предал своих товарищей и соблазнился игрой в более престижном клубе и…
– Протест!