Волчий огонь

1.

– Девяноста третья, пошла!

Конвоир, дородный потный волк, грубо подталкивает меня к транспортной капсуле. По инерции я делаю несколько неуклюжих шагов и протягиваю руки старшему охраннику. Он с равнодушным видом отточенным движением отщелкивает наручники на моих запястьях. Тут же потираю покрасневшую, содранную кожу, пока волк быстро пробегается по списку на своем планшете.

– Так, оружие на выбор? – задает стандартный вопрос, не поднимая головы.

– Перочинный ножик и топорик из кивайского сплава.

Желтые глаза волка отрываются от планшета и мажут по мне с вялым, тут же угасающим интересом. Почти все девушки до меня выбирали арбалет…

– Бонусный предмет? – спрашивает волк дальше, ставя галку в своем списке и кивая стоящему позади охраннику, который тут же начинает собирать мне рюкзак.

– Огниво.

Еще галочка.

Ежусь, наблюдая за ним. Меня потихоньку все сильнее пробивает крупная дрожь. Еще пара вопросов, и я исчезну в транспортной капсуле вслед за другими девяноста двумя девушками. Меня спустят в густые непроходимые леса Араи, единственного искусственно созданного материка на одноименной планете – океане. Планете – тюрьме для высших волков.

И обратной дороги не будет.

Конечно, нам, жертвенной сотне, обещают, что мы выживем, если доберемся до Огня.

Вот только уже тридцать лет никто не добирался…

Арая… Говорят, она прекрасна своими лесами так же, как жестока своими обитателями – одичавшими волками, сосланными туда за преступления перед Конфедерацией. Арая. Моя верная смерть.

– Сух пай? – продолжает ставить галочки волк.

– Номер два, – отвечаю я, сглатывая подкатившую от охватывающего страха горечь.

– Аптечка?

– Восьмая.

Волк кивает и ставит подпись в планшете. Протягивает его мне.

– Вот здесь прижми палец.

Тыкаю, куда указали, оставляя свой отпечаток. Проступающий светящийся след тут же трансформируется в мой личный штрих. Дина Кострова. Двадцать три года. Вид: гуманоид. Планета происхождения: Земля. Статус: негодна.

Мне протягивают собранный рюкзак и бордово- красный плащ с глубоким капюшоном. Ладони влажнеют, когда касаюсь тяжелой мягкой ткани. Пальцы невольно гладят тонкие бархатистые ворсинки на внутренней стороне плаща.

Символ моей скорой гибели и одновременно мой главный шанс выжить – всё в этом простом, почти старинном предмете одежды.

Это для человеческого глаза плащ насыщенно, кроваво красный. Для волка он бесцветный почти. Особая, специально созданная ткань. Если удачно завернуться в него, спрятаться, занять позицию против ветра, то…

То есть хотя бы маленький шанс, что дикие вервульфы не учуют меня, и я смогу продолжить свой путь к Огню, зажжённому в центре материка на Волчьей горе.

Огню, который будет гореть лишь двадцать девять лун. Огню, являющимся порталом в тот мир, откуда ты родом. Упадешь в него и очутишься дома, уже навсегда свободная от гнета волков. Тебя будут славить как Выжившую и сделают неприкасаемой. Ты получишь всё…Вот только шансов почти нет дойти до этого Огня.

С пробирающим насквозь трепетом я крепко завязываю тесемки плаща на шее. Рюкзак пока оставляю в руках. Как только окажусь на Арае – надо будет первым делом выхватить нож и топор, не тратя время на то, чтобы снять сумку со спины. Любое неверное, непродуманное действие, любое лишнее движение, и в следующую секунду тебе, возможно, уже не о чем будет жалеть.

Старший охранник застегивает обруч- датчик на моей шее. Благодаря этому маячку с орбитальных спутников волки будут следить за мной. Жертвенная сотня – любимое шоу для высших из межпланетной Конфедерации – им интересно смотреть, как именно мы погибаем.

Провожу ледяными пальцами по тонкому металлу, пока еще почти незаметно стягивающему горло. Гладкий, холодный, линии стыка нет…Говорят, если что, с помощью этого обруча нас можно убить…

Старший охранник отступает от меня и равнодушно кивает на следующую девушку. Девяносто четвертую. За моей спиной вновь оживает конвоир – тот самый дородный потный волк. Он снова болезненно толкает меня в спину, заставляя буквально залететь в открытую транспортную капсулу.

– Пошла!

Я спотыкаюсь о бортик и чудом не валюсь на пол, успев выставить руки вперед и схватиться за одну из металлических стенок телепорта. Оборачиваюсь, желая высказать волку, что думаю о нем, но двери капсулы уже смыкаются передо мной, отрезая от корабля и волков.

Сигнальные лампы на потолке вспыхивают зеленым, стены начинают кружиться, и меня пронзает короткая вспышка боли, когда тело распадается на атомы, чтобы через несколько мучительных мгновений вновь собраться уже на поверхности загадочной Араи, на которой мне суждено умереть.

Перед глазами плывет после телепорта, в ушах оглушающе звенит, любой шорох доносится будто издалека. Я пытаюсь быстро встать и не могу. Ноги не держат. Изображение двоится и скачет, никак не желая вырисовываться в четкую картинку. Животная паника накрывает. Зарываюсь пальцами в сырую влажную землю, упав на четвереньки. Чувствую траву под ладонями, почву, забивающуюся под ногти… Что-то реальное, почти земное…

Сердце колотится где-то в горле, вкус пульсирующей крови на языке. И я ползу, ползу, ползу…Кажется, впереди кусты, укрытие. Всё так нечетко. Надо уйти с открытого пространства, уйти…

Добираюсь до сплошного темно-зеленого пятна. Ветки хлещут по лицу, дергают за волосы, вытягивая их из тугого хвоста на затылке. Но я только ускоряюсь, пока полностью не оказываюсь в колючем высоком кустарнике. Только там валюсь на спину, тяжело дыша. С трудом достаю из- под себя плащ и пытаюсь завернуться в него как в кокон. Прижимаю к груди рюкзак, торопливо расстёгиваю дрожащими пальцами боковой карман и достаю ножик.

Так, хорошо…Уже хорошо…

Стараюсь дышать тише, прислушиваясь. Смотрю вверх на алое небо чужого мира и смыкающийся высокий кустарник над головой. Потихоньку небосвод перестаёт кружиться, ветки приобретают четкие очертания, я могу разглядеть острые трехлисты, коричневые ягоды и толстые короткие шипы. Звон в ушах проходит, и его заменяет мерное жужжание каких-то насекомых, шелест травы и редкие трели птиц. Замираю, напряженно вслушиваясь в дыхание этого места.

Кажется, я одна…От накрывающего облегчения даже подташнивает.

Здесь никого нет…

Говорят, нас, девушек из Жертвенной сотни, специально стараются выкинуть в места, где поблизости нет вервульфов, чтобы мы не погибали сразу. Только пятерым из сотни не везёт – их телепортируют прямо рядом с чьим-нибудь логовом. Ведь в день открытия высокородным зрителям хочется эффектной драмы и крови. И больше всего я боялась оказаться среди этой пятерки.

Но, кажется, нет. Пронесло…Пока пронесло.

Дыхание выравнивается окончательно, легкие наполняются незнакомыми чуждыми запахами. От более насыщенного кислородом, чем на Земле, воздуха немного кружится голова. Стараюсь умерить сердцебиение. Пока не привыкну к здешней атмосфере, лучше не делать резких движений, не бегать, дышать поверхностно. Иначе буду пьянеть от кислорода и не смогу трезво оценивать мир вокруг.

Полежав в кустах по моим ощущениям еще минут пять, медленно приподнимаюсь, чтобы осмотреться и понять, куда же меня занесло. По левую руку луг, сколько хватает глаз, уже слегка пожухлый под оранжевым солнцем Араи. И много- много алых цветов, так похожих на земные маки. Словно кровью окропили жёлто-зелёную густую траву. Содрогаюсь от этой мысли и поворачиваю голову вправо, где чернеет неприступной стеной лес, дремучий, беспросветный даже на своей окраине, пугающий до вставших дыбом волосков на руках.

Невольно сглатываю – мне туда…

Потому что, хоть вервульфы и делают себе логово вот в таких вот лесах, но идти по открытому полю – еще более верная смерть.

И еще потому, что вдалеке, за лесом, где-то на самом горизонте неясным голубым силуэтом возвышается Волчья гора – сердце маленького искусственного материка – тюрьмы. Я пока не вижу Огня. Говорят, когда спустят на Араю всю сотню, он заполыхает так, что его видно будет с любой точки. Пока нет…

Оглядевшись, я снова ныряю в кусты. Переворачиваюсь на живот, накрываюсь плащом, пряча голову и волосы от надоедливых коротких шипов на ветках и начинаю медленно- медленно ползти к кромке леса.

Мне везет, и кустарник не очень густой, но все равно ветки предательски скрипят, то и дело ломаясь, и тогда я застываю на несколько секунд, переводя дух. Сердце опять начинает колотиться, стараюсь вбирать меньше густого, пропитанного разнотравьем воздуха – он так пьянит. Желание встать в полный рост и просто побежать всё сильнее. Но пока разум побеждает, и я продолжаю незаметно ползти. Надо добраться до леса. Там, в чаще, я уже смогу нормально идти. Подползаю всё ближе, вздрагивая от любого шороха. По спине начинает струиться липкий пот, и я готова взвыть от досады. Это резкий запах, сильный…Заметят. Пытаюсь получше укрыться плащом, постоянно поправляю его, отчего двигаюсь еще медленней.

Добравшись до первых высоких деревьев, напоминающих наши сосны, все равно продолжаю ползти, пользуясь густым здесь пролеском. Пока прямые солнечные лучи не перестают меня доставать.

Так странно…

Буквально пара метров, и я оказываюсь во влажном сумраке векового леса, хотя еще рукой могу, кажется, достать луговые травы, оставшиеся позади.

Здесь всё по- другому: запахи, звуки. И ещё пугающая глубокая тишина…Нет жужжания, шелеста, хруста. Мягкий мох гасит даже мои собственные движения. Подползаю к толстому стволу одного из деревьев и сажусь, озираясь по сторонам. Отсюда уже голубой горы вдали не видно – верхушки деревьев до самого небосвода. Как ориентироваться, а?

Может надо было взять компас? Некоторые из девочек брали, но я решила, что важнее возможность развести костёр. Постепенно я привыкаю к звукам леса, более приглушенным и осторожным, начинаю различать их, почти улавливаю ритм…

И вдруг звук оглушающего взрыва закладывает уши и заставляет меня резко вскочить на ноги. Сердце от испуга колотится как безумное. Я, вжавшись лопатками в шершавый ствол, в панике верчу головой, стараясь понять, что это было, как глаза слепит огромный световой столб вдалеке, уходящий, кажется, за саму атмосферу. Смотреть долго на этот мощный луч невозможно – он ярче Земного солнца. И чудится, что я даже чувствую исходящий от луча невероятный жар.

Огонь…

Завораживающее и одновременно жуткое зрелище. Символ могущества волков загорелся. Вся Жертвенная сотня прибыла на материк. И компас здесь, и правда, не нужен. Кажется, этот огненный столп и ночью будет способен здесь всё осветить. И если я хочу вернуться домой, мне нужно туда.

Я медленно отрываюсь от ствола и углубляюсь в лесную чащу, идя на свет пугающего луча, бьющего из самого сердца Волчьей горы.

По лесу идти морально во сто крат проще. Кажется, что если ты вокруг не видишь ни черта, то и тебя заметить не так-то просто. Да, это самообман, но я ему поддаюсь. Распрямляю плечи и двигаюсь почти в полный рост, стараясь ступать всё так же осторожно. Внимательно слежу за тем, чтобы под ногами был мягкий местный мох. Он быстро принимает обратную форму и не хрустит так, как нечаянно сломанная ветка. Деревья не трогаю лишний раз, обхожу кустарники – всё, чтобы как можно меньше где остался мой запах. Конечно, если вервульф возьмёт след, это не поможет, но я не собираюсь упрощать ему задачу.

Время идет, и оранжевое солнце ползёт всё ближе к зениту. Начинает припекать, несмотря на сомкнутые кроны над моей головой, душно…Лес оживает, нагреваясь, начинает жужжать злой, кусачей мошкарой. И всё, о чем я молюсь, чтобы та не была ядовита. Как бы я не отмахивалась, а уже через полчаса открытые участки кожи покрываются зудящими микроскопическими волдырями. Поплотнее натягиваю капюшон плаща на глаза, мешающий хвост собираю в низкий пучок, судорожно пытаюсь натянуть перчатки до самых локтей – кофт нам не дали…Под плащом еще жарче и идти сквозь лес тяжело, но я все бреду и бреду, то и дело вскидывая голову, чтобы посмотреть на свой ориентир – пылающий столп Огня, уходящего в небо. Останавливаюсь лишь тогда, когда собственное дыхание кажется мне слишком шумным и перекрывает пульс, бьющий в ушах. Пытаюсь выровнять его, уперев руки в колени и согнувшись пополам, а затем снова иду.

Я прекрасно понимаю, что разумнее бы было наверно не изводить себя так в первые же часы, но пока что меня гонит адреналин и страх и я не вижу ни одного хоть сколько- нибудь безопасного места.

А еще вода…

Одежда давно противно облепила тело. Стопы горят в армейских высоких ботинках и распухший язык пристает к небу – так хочется пить…

Вода…

Мне необходимо найти ее источник. У меня с собой только пустая надувная фляга в рюкзаке. Если в ближайшие сутки- двое я не наткнусь на какой-нибудь ручей, то меня может ждать смерть и пострашнее, чем в объятиях обезумевшего от запаха самки вервульфа. Там хотя бы быстро. Говорят…

Хруст откуда слева, едва уловимый, но я сразу застываю. Сердце пропускает удар и вместо крови по венам хлещет животный страх. Размыкаю губы и кошусь в сторону звука, не рискуя повернуть голову. Глаз улавливает движение между ветвей, черный бок… Во рту собирается паническая горечь. Не могу разглядеть за толстыми стволами и кустарником. Только, кажется, что еще одна черная тень поменьше.

Этот кто-то не один?

Но ведь вервульфы за сотней специально охотятся по одиночке…

Медленно -медленно поворачиваюсь в сторону пришельцев и чуть не оседаю на мох от облегчения. Это какие-то лесные травоядные, не волки…Похожи на наших пятнистых оленей, только хвосты как у лошадей и три маленьких острых как шило рога на голове. И глаза темно-красные навыкате. По всей видимости самка и подросший малыш – уже почти с неё ростом, только тонконогий, вертлявый, неуклюжий. Видно, что молодой.

Меня не замечают или не чувствуют опасности. Спокойно поедают коричневые ягоды с колючих кустарников своими мягкими губами. Потом мать вскидывает голову, прядает ушами, и они медленно уходят от меня. Я смотрю животным вслед пару секунд, а затем начинаю тихо красться за ними. Есть ничтожная вероятность, что местные олени выведут меня к воде.

Мать поначалу настороженно то и дело замирает, чувствуя преследование, шумно втягивает воздух, вертит головой, но потом, поняв, что я не несу угрозы, расслабляется и спокойно идет вперед, ведя за собой своё дитя. Стараюсь ступать тихо, хотя это всё сложнее – приходится держать темп, чтобы не отстать от них. Поломанные ветки все чаще предательски скрипят под ботинками, больно ударяя по натянутым нервам. Холодный липкий пот струится вдоль позвоночника, собирается на висках и верхней губы, оставляя солоноватый привкус на языке. Дыхание сбивается окончательно, но уже не остановиться – меня гонит азарт.

Вдруг и правда выведут к воде. Еще несколько метров, и я уже почти бегу за черными трехрогими оленями, чувствуя, как сухим жаром распирает грудь. Вдруг мать резко останавливается, замирает, будто вслушиваясь, и стремительно виляет вбок, а за ней и детеныш.

Они так быстро исчезают, что я тоже моментально торможу, ошалело моргая. Словно привиделись мне. Раз и нет. Только качание потревоженных кустов, за которыми они скрылись, говорит о том, что я не сошла с ума.

От разочарования хочется в голос застонать, но до моего слуха долетает характерное журчание, от которого сердце вновь тревожно и сладко замирает в надежде. Крадучись, иду на звук, аккуратно ступая по покрытой прошлогодней листвой земле. Журчание всё громче, с губ срывается хриплый радостный всхлип. Уже и сквозь расступающиеся передо мной деревья я могу видеть серебристую гладь довольно широкого лесного ручья. Не выдерживаю и тихо вскрикиваю от облегчения, а затем, забыв обо всем, бросаюсь к воде.

Прозрачной, божественно ледяной, такой сладкой…

Набираю полную горсть в ладони, громко пью, захлебываясь, плескаю в горящее лицо, протираю шею, руки, снова пью, опустив лицо в ладони…

Мне кажется, что то, как относительно легко я нашла чистую воду – знак. Что у меня есть шанс. Шанс выжить…

За производимым мной самой шумом я с трудом различаю утробное низкое рычание напротив. Острый укол беспокойства пронизывает нутро, но эйфория не отступает сразу. Я просто затихаю и медленно поднимаю глаза, отрывая лицо от ладоней.

И натыкаюсь на янтарный, светящийся моей смертью взгляд звериных глаз…

Волк. На том берегу ручья. Огромный. Скалится, рыча. В ничтожной паре метров от меня.

Время останавливается. Мир расплывается неясным зеленым-охровым пятном. Нет ничего кроме звериных глаз напротив. Так близко, что я могу разглядеть в них каждую крапинку и свое отражение…Волк рычит громче, скаля огромные желтые клыки, и в этом рыке мне слышится его триумф. Тело разбивает слабостью, от осознания, что я ничего не могу сделать этой громадной зверюге, но правая рука все равно инстинктивно нащупает брошенный в гальку ножик. Пальцы судорожно сжимают рукоять. Волк даже не смотрит. Только в глаза.

Я пячусь, оставаясь на корточках. Хотя "пячусь" – это громко сказано. Просто едва заметно подаюсь корпусом назад, шаркнув ботинком по гальке. Тихий скрежещущий звук трения, но он будто подрывает всё вокруг. Волк клацает зубами, рычит и прыгает прямо на меня через двухметровый ручей, трансформируясь в полете.

Все так быстро, что не успеваю ничего разглядеть и с трудом осознаю происходящее, но валит на гальку у ручья меня уже не зверь, а огромный полностью голый мужчина. Больно ударяюсь головой о плоский камень, отчего в ушах стоит звон. Из легких, придавленных его грузным телом, вылетает воздух. Массивная пятерня сжимает мне горло, другая уже рвет вниз штаны. В развилку между ног упирается вставший, толкающийся вперед член и по щеке проходится широкий шершавый язык, оставляя вонючий слюнявый след.

От прошивающего насквозь омерзения во мне будто щелкает что-то. Впрыснувший в кровь адреналин закладывает уши и придает сил. Выворачиваюсь в каком-то неимоверном движении, и высвобожденной левой рукой толкаю оборотня в лоб, убирая подальше от своего лица, а правой коротко размахиваюсь и всаживаю ему ножик под ребра. Неглубоко, лезвие слишком короткое, а вервульф такой плотный и мускулистый, что ощущение, будто пытаешься не живую плоть порвать, а разрезать шину, но волк все равно взвывает и на мгновение ослабляет захват, отстраняясь, чтобы уставится на торчащий из бока нож и ало-черную струю, побежавшую по бедрам.

Я пячусь, сначала ползя, потом вскакиваю на ноги, путаясь в чертовой плаще, разворачиваюсь и со всей силы мчусь к лесной чаще. Это безумие, у меня нет шансов, но я не могу просто так сдаться. Просто не могу. Мир вокруг трясется от моего тяжелого бега и от бешеного сердечного ритма, грохочущего, кажется в каждой клетке. Так громко, что я с трудом различаю разъяренный рык за спиной, а затем меня прошивает невероятная режущая боль, когда вервульф, снова обернувшийся волком, валит меня с разбегу всей своей огромной тушей на камни и впивается зубами в плечо.

Истошно ору, чувствуя, как он рвет мясо, правую руку будто засунули в костер. Все нервные окончания начинаю сходить с ума. Запах собственной крови перемешивается с вонью из пасти зверя, оставляя на языке тошнотворный металлический привкус. Волк отпускает разорванное плечо и тяжело дышит около моего уха, вывалив язык и карая слюной. Прикусывает щеку, отчего меня пронзает ужасом, что сейчас он вцепится прямо мне в лицо…

А потом вдруг, жалобно взвизгнув, отлетает от меня. Еще один рык над моей головой, более низкий и хриплый. Я кошусь вправо, и вижу еще одного вервульфа, еще больше. Странного, рыже -шоколадного окраса. Он скалит свои огромные клыки и, низко опустив морду, идет на пятящегося от него первого волка. Тот уже вскочил, поджал хвост, но все равно щерит окровавленные зубы, не желая так просто уступать.

Сознание уплывает. Меня мутит. Боль красными вспышками расцветает перед глазами. Шоколадный волк небрежно переступает через меня, оттесняя противника. Тот прижимается к земле, готовясь к прыжку. Я поворачиваю голову в сторону леса. Может быть сейчас уползти, убежать, пока дерутся. Пытаюсь сдвинутся в сторону от волков. Но силы вытекают из меня вместе с толчками убегающей кровью из рваной глубокой раны. Я преодолеваю меньше метра ползком, а перед глазами уже совсем черно, и реальность кружится, ускользая.

Сзади рыки, визг, звуки вырываемой шерсти, ударов, хруст поломанных веток. Быстрый кровавый бой. Но какая мне разница, кто победит.

Я-то уже проиграла. У меня просто нет сил. Мама, прости меня…Прости…

Переворачиваюсь на спину, понимая, что это конец. Устремляю гаснущий взгляд на розовое небо чужого мира. Оно все темнее и темнее, словно улетает вдаль от меня. И когда картинка уже почти совсем меркнет, вижу подошедшего ко мне мужчину. Голого, могучего, с разодранной когтями грудью и бедром, с суровым янтарным взглядом, прожигающим меня насквозь. Его лицо я вижу совсем смутно, но…

Другой…

Победил другой волк. Я закрываю глаза, отключаясь, и все становится неважно.

2.

Из плотной, обволакивающей черноты меня вытягивает боль. Она пронзает плечо глубоко застрявшей стрелой, отдается онемением в правой руке, дергает нервные окончания.

Протяжно, хрипло стону, пытаясь разлепить тяжелые веки. Сухие губы касаются какой-то соломы, она же лезет в нос, царапает кожу лица. Пытаюсь перевернуться с живота на спину или хотя бы приподнять в голову, но неожиданно чья-то горячая ладонь ложится мне на лопатки и пригвождает к месту.

– Лежи, – отрывисто и хрипло на общем языке.

Сердце уходит в пятки. Адреналин впрыскивается в кровь лошадиной дозой, и я широко распахиваю глаза.

Темно, запах сырости и сладковато- пряной гнилой листвы, будто я в погребе. Тепло, влажно и душно. Глаза потихоньку привыкают к сумраку…Различаю бревенчатые стены, щели, забитые мхом, утоптанный земляной пол.

Дальше не разглядываю, потому что всё моё внимание переключается на обладателя ладони, вжимающей меня в соломенную подстилку. Пытаюсь повернуть голову, чтобы его хоть немного видеть, но широкая сухая ладонь перемещается на мой затылок и не дает. Хватает за волосы и впечатывает в прелую солому. От резкого движения плечо тут же сводит болью, и перед глазами плывет мутный кровавый туман. Я чуть шевелю рукой и понимаю, что все предплечье туго перемотано какими-то тряпками, отчего, видимо, так и немеют пальцы.

– Я…– хриплю ломким слабым голосом на общем языке, – Пу..пустите…

Ответом мне служит тихий насмешливый рык, похожий на урчанье. Рядом с левым виском в солому упирается мощный кулак со сбитыми костяшками, и невидимый волк наваливается сверху, вдавливаясь бедрами в мой зад.

Накрывает мощной волной паники, потому что сквозь муть в голове я понимаю, что ниже пояса я голая. От этого открытия пульс начинает оглушающе долбить в висках, и все тело прошибает потом.

– Нет…нет…пожалуйста…– пытаюсь дернуться, но он такой тяжелый.

Даже не навалившись полностью, обездвиживает меня. Только наклоняется ниже и предупреждающе рычит у самого уха, опаляя влажным дыханием. Висок царапают выступившие клыки. Меня парализует от страха. Из горла вырывается сдавленный всхлип. Жмурюсь, трясясь, и чувствую, как ресницы начинают слипаться от выступающих слёз.

Дыхание волка учащается, становится тяжелым и шумным, то и дело срываясь на короткий рык. Его правая рука с выступившими звериными когтями нетерпеливо вдавливается в мое бедро, больно полосуя кожу, оттягивает ягодицу. Твердый, горячий член требовательно давит на сухой вход. Так, что все мышцы между ног немеют от боли. Зверь зло рычит, продолжая давить. Я срываюсь в рыдания.

– Не надо-о-о! Не-е-ет…

Волк раздраженно дергает меня за волосы, приподнимая и заставляя на него обернуться. И я с ужасом кошусь на скалящегося вервульфа. Его облик плывет на грани трансформации, человеческие черты наверно достаточно красивого лица размыты проступающим зверем. Зрелище, от которого стынет кровь. Из моего горла вырывается судорожное рыдание.

– Смотр-р-ри в глаза, – рычит волк глухо, – смотр-р-ри-и-и…

Он прижимается лбом к моему. И я не вижу больше ничего, кроме его двоящихся, полностью звериных сейчас глаз, полностью затопленных золотым янтарем. Завораживающих, гипнотических, уносящих куда-то в другое измерение. Мир исчезает, я словно тону в этом янтарном море. Подстраиваюсь под хриплое, надсадное дыхание вервульфа, перенимаю его. Пропитываюсь его жгучей похотью, которая ядом растекается по венам. Когти снова впиваются в мою ягодицу, но это вдруг не больно. Вернее, больно, но и сладко так, что тело само выгибается навстречу бедрам волка, приподнимая задницу, а с моих губ слетает чувственный вздох. Волк довольно урчит что-то, перехватывает меня за шею, чтобы удержать голову и не дать мне отвести взгляд. Шероховатым ребром ладони проводит по сочащимся смазкой, набухшим половым губам, проверяя. И приставляет член.